В/ч №44708: Миссия Йемен - Борис Щербаков

Экзамены я сдал успешно, с проходным баллом и начал учиться в институте, где к своему удивлению, по первости, встречал «будущих дипломатов» с линзами по минус 8–10, что мне, повинуясь «тимуровскому» зову сердца, хотелось их за руку перевести через дорогу…

И отвечая на стандартный вопрос «А ты в МГИМО как поступил?», я всегда честно отвечал, что поступить-то сам поступил, но мне помогли… со зрением. Кстати, проверил на практике многих лет работы за рубежом — близорукость не мешает в работе настоящего «дипломата».

Конечно, что лукавить, элемент большой случайности во всем моем поступлении был — у меня не было «блата», не было инструмента гарантии, «позвоночного» права поступать в неприступный бастион тогдашней элиты. Тот единственный звонок в поликлинику, что по доброте душевной сделал Петр Иванович, дал мне шанс, и я, отринув сомнения в успехе, таки промылился в святая святых. Везение. Хотя я не подпадал под квоту «детей рабочих и крестьян», не служил в армии, и вообще был человеком «с улицы», против фамилии которого не стояло требуемого крестика в экзаменационных ведомостях. Не у всех, кончено, но у большинства ребят, с кем я потом учился, родители были из соответствующих сфер — внешторговские работники, дипломаты, партийные руководители, из госорганов и спецслужб, иногда очень и очень высокого ранга, что называется с фамилиями «из газет». Понятно, что им «крестик» был обеспечен.

Я, помню, поразился на очередном экзамене по экономгеографии, когда я долго и обстоятельно рассказывал товарищам-абитуриентам билеты, почти два часа они не впускали меня в кабинет сдавать экзамен, чтоб просто послушать ответы, подтянуть свои знания. Один из ребят, ставший впоследствии моим другом, Витя Нерсесов, у него папа послом оказался, качая ногой на подоконнике, с удивлением спросил:

— Откуда ты все это знаешь?

Немая сцена.

Как это откуда? Да учил я, блин, долгими вечерними часами мотался к репетиторам, просиживал штаны в библиотеке вместо того, чтобы бездельничать во дворе с приятной компанией. А как иначе? Тогда я еще не знал, что можно, оказывается, и иначе…

Под окном моей квартиры, аж о трех комнатах (!!!) в жилом хабирском доме в Таиззе постоянно стоял огромный трейлер — рефрижиратор, и денно и ночно тарахтел по естественной своей рефрижираторной необходимости, так как иначе бы его содержимое, понятное дело, испортилось бы на жарком йеменском солнце. Одно было не понятно: почему этот чертов трейлер должен был стоять именно под моими окнами? Спать было решительно невозможно, даже от чтения отвлекал всепроникающий гул машины.

Наверное, с тех самых пор я не могу, физически не переношу шум улицы за окном, даже совсем слабый. Память с садистским вожделением немедленно возвращает к тем бессонным ночам. Объяснялось все очень просто — трейлер принадлежал хозяину, у которого мы снимали этот самый жилдом. Хозяин помимо прочего занимался и торговлей в нескольких своих магазинчиках, розницей продуктовой, и в том числе продавал замороженных французских кур. Для нас это был деликатес, из-за цены, в первую очередь, да и вообще, в Советском Союзе выпотрошенные, чистые французские куры (или голландские, помните, в «Мимино»?) ценились много больше своих коллег — синюшных совхозовских бройлеров, которые, к тому же, к несчастью впечатлительных домохозяек, были еще и с ногами и с грустно поникшей головой.

… «Хозяин»… — магическое слово. В те времена нам было трудно, невозможно представить, что огромным домом, на 30 квартир, в котором мы обитали, можно владеть!!! Вернее, что им может владеть кто-то, кроме государства.

Общественный уклад СССР не допускал никаких видов собственности, кроме государственной, кооперативной (ну, это почти то же самое), и личной. А в личной собственности, ну никаким образом, многоквартирный дом был недопустим, это был нонсенс, мозги плавились от конфликта понятий, как это, у дома есть хозяин!??. Дальше — больше: магазины с курами, и те, в собственности какого-то неизвестного Али Махмуда, в юбке и с джамбией, и рефрижиратор его, гад, спать по ночам не дает. Все это казалось мало того, что несправедливым, но и каким-то противоестественным, не правильным. Но: страное дело, эксплуататор трудового народа, куриный барон Али Махмуд вызывал…уважение и трепет! По своей инопланетной сущности, наверное, по природе своей загадочной, вытравленной из нашей генетической памяти уже несколькими поколениями комиссаров «в пыльных шлемах».

Сейчас это уже никого из молодежи не удивляет, ну, подумаешь, владелец угольного разреза какого-нибудь, или заводов — пароходов, не говоря уж о домах да куриных рефрижираторах. В те светлые времена, (а не забывайте, что по мудрому предвидению Нострадамуса нашего времени, Никиты Сергеевича Хрущева, до полного и окончательного наступления Коммунизма для нашего поколения оставалось каких-то 2–3 года), мы не могли и представить, что хозяин — это такой же человек, как и мы, просто существующий и работающий в другой политической системе, допускающей подобные вольности с собственностью, себе и людям своего народа на благо. Не могли, и спали бы себе спокойно, если б не рефрижиратор, правда….

«Хозяин» построил и содержал не один дом, а, по-моему, целую улицу — соседний дом тоже принадлежал ему, там жила его многочисленная семья, жены, дети…И однажды….

Вас в детстве учили, что подглядывать — плохо? Меня учили, но, увы, от этой скверной привычки отвыкнуть очень тяжело, особенно, когда во внутреннем дворе соседнего с нами дома, хозяйского то есть, празднуют свадьбу юной дочери хозяина, и женская ее половина просматривается с крыши твоего дома, ну как на ладони!!! Ночная закачка воды в верхние баки обычно — занятие не из приятных, и спать уже хочется, и совсем не хочется следить за поплавками в баках, чтоб, упаси боже, вода не перелилась на крышу и не затопила верхний этаж (бывало и такое…). Но только не в ночь, когда в соседнем дворе — девичник!

Арабские барышни в городе были черны одеждой, как смоль, особенно незамужние, им категорически возбранялось расцвечивать свои одежды орнаментом, открывать больше, чем узкую полоску с глазами на лице, и в лучшем случае ноготок на элегантной, крашеной хной ножке. А тут такое!!! Все они скинули свои черные балахоны, оказались одеты в яркие длинные платьица, кое — кто даже в европейского покроя юбках, все в золоте по национальной традиции, но без перебора, так как незамужние еще. Я более чем уверен, что они прекрасно знали, что с крыши соседнего дома за ними с умилением и восторгом подглядывает иностранный переводчик, иначе бы не жеманничали, не хихикали столь вызывающе и демонстративно. Или мне это показалось?

Золото в Йемене зажиточные шейхи покупали килограммами в буквальном смысле слова, я не шучу. И замужние дамы йеменские, те, что придерживались национальных традиций, носили на себе эти килограммы, как тяжелую повинность. Дело в том, что в случае развода, коий оформляется по мусульманскому обычаю троекратным произнесением мужчиной — мужем заветного слова «талак» (т. е. «толкать, выпихивать», разводиться), жена вправе унести с собой все подаренные украшения…которые в тот момент на ней нанизаны. Разумно, что жены, так на всякий пожарный, надевали на себя по максимуму.