Мама для Одуванчика - Анна Мишина

Все два дня выходных хожу не лучше зомби. Состояние как никогда паршивое, и как из него выйти, пока не пойму. Верней, нет, я знаю, как, но она не берет трубку. Хоть и звонил всего раз, а на следующий день надеялся увидеть в школе, но Варя меня избегает.

Не удержался, напугал, идиот. Полез со своими поцелуями и смутил девушку, поставив в неловкое положение.

И мог бы подумать, что я ей неприятен, но ее тело и губы, что ответили на поцелуй, ее руки, что обнимали и от воспоминаний о которых я поистине дурею — все это говорит об обратном.

Тянет.

Ее тоже ко мне влечет, вот только такая пропасть, как обязанности и долг перед ребенком, встают между нами каменной стеной.

Дурацкая ситуация, дурацкий поступок.

Днями занимаюсь чем угодно, только чтобы отвлечь себя от мыслей о девушке. Выветрить из своей головы ее вкус и запах.

А вот ночами сны и фантазию не остановить.

Потому перед рейсом просыпаюсь в полном раздрае и впервые за несколько лет прибегаю к помощи кофе еще перед выездом из дома.

Но меня быстро приводит в чувства всего один единственный взгляд в зеркало в душевой.

— Ася! — рычу, пытаясь смыть этот кислотно зеленый цвет со своей, мать ее, бороды. Вот только все тщетно. Въелось по самое не хочу, и ни мыло, ни шампунь не берт это безобразие. — Ася, чтоб тебя!.. — вылетаю из ванны и мчу к спальне дочери, которая, увидев меня, начинает хохотать.

— Пап, круто выглядишь!

— Ася, это что за новый выверт?!

— А я-то тут при чем? — морщится дочь, но надолго сохранять обиженное лицо не получается, и моя огромная неприятность выскакивает из спальни, что-то пряча за спиной.

— Ася! — догоняю и выхватываю из рук маленький тюбик с красителем. — Это уже переходит всякие границы, юная леди! — начинаю заводиться не на шутку. — Как я, по-твоему, должен в таком виде появиться в аэропорту?

— Да как обычно! — топает ногой маленькая госпожа. — Какая разница, зеленая или синяя борода!

— Такая, Ася, что помимо меня в аэропорту работает еще сотня людей. Ты выставляешь меня клоуном перед моим экипажем и начальством. То порванные кителя, то разукрашены фуражки. Когда-то этому будет или нет приеел? Чего ты добиваешься? — упираю руки в бока и машу головой, успокаивая бушующий внутри ураган. Сжимаю челюсти до скрипа, чтобы не ляпнуть еще чего обидного.

Дермовые последние дни!

— Да того, что тебе на меня плевать!!! — визжит дочь, заставляя поморщиться. — И тебе, и матери на меня плевать! Работаете-работаете, а меня скидываете на всех вокруг! Вон даже лягушка больше интересуется моей жизнью, чем родители! — кричит Ася, а глаза уже на мокром месте. По щекам потекли горькие слезы, которые дочурка смахивает и топает ногой. — Надоело! Вы надоели! Все!

— Ася… — пытаюсь поймать свою вредину и обнять, но она вырывается и закрывается в комнате. — Ася, доченька, открой, — стучу, но в ответ слышу только злое “уходи”. Вот и все.

Включил взрослого. Поиграл в воспитателя, Романовский? Совершенно очевидно, что один я уже не справляюсь. И не справлюсь. Этому вредному гному не хватает тепла. Женского тепла, которым Карина ее абсолютно точно обделила.

Отвратительное начало дня.

— Да? — слышу спустя непродолжительные гудки голос бывшей жены.

— Нравится тебе это или нет, через неделю в лагере праздник. И ты обязана на нем быть, поняла меня? — шиплю в трубке, пока мчу на запредельных скоростях в аэропорт, уже знатно опаздывая. На свое отражение в зеркале заднего вида даже смотреть боюсь, мало того, что с зеленой бородой, которую так отмыть и не получилось, так еще и взвинченный так, что, кажется, волосы на голове дыбом стоят.

— Ты совсем страх потерял так со мной разговаривать? Вообще-то ты мне никто и командовать права не имеешь, Романовский.

— Я твой муж, Карина! — рычу на мать Аси, сильнее сжимая руль.

— Мы в разводе!

— Покажи мне штамп в своем паспорте! — резко виляю рулем, чуть не въехав в впереди стоящий джип, матеря это утро на чем свет стоит.

— Штамп — это просто формальности. Да у меня нет времени таскаться и оформлять эту прорву бумаг. Мог бы ты эти делом заняться, — как всегда, съезжает с темы бывшая женушка. У нее времени нет, а у меня зато вагон, мать его!

— Я тебе позвонил, чтобы не о разводе поговорить. Наша дочь уже переходит все рамки в своем извечном умении бунтовать, Карина. Ей нужна мать!

— А мне нужен новый контракт! Ты хоть знаешь, о каких суммах идет речь, Влад?! Миллионы, понимаешь?! Я не могу упустить такую возможность. Вам придется справляться без меня.

Деньги, деньги, деньги. Для Карины всегда существовали только деньги и контракты. Вечная тема наших споров, постоянный триггер в наших прошлых отношениях. Сухой и холодный расчет — вот, что это было, а не брак.

— Мы выпускались из сада без тебя. Мы пошли в первый класс без тебя. Думаю, и выпускной, и свадьба нашей дочери тоже пройдет без тебя! — откидываю спину на сиденье и, на мгновение прикрывая глаза, потираю переносицу. — Знаешь что, дорогая, если на следующей неделе тебя не будет, можешь вообще забыть, что у тебя есть дочь. — Такое решение уже давно крутилось в голове, и видимо, пришло время его озвучить. — Если ты не включишься в жизнь ребенка — твоего ребенка, Карина! — то я запущу бракоразводный процесс и добьюсь по суду лишения тебя материнских прав.

— Ты совсем охренел, Романовский?! — тут же переполошилось собеседница, — это моя дочь!

— Но вспоминаешь ты об этом только, когда тебе выгодно.

— Ну и чего ты этим добьешься?!

— Лишу ребенка надежды на то, что ее безалаберная мать когда-то соизволит проявить к ней хоть каплю внимания и любви.

Дальше разговаривать не вижу смысла, да и времени с желанием нет. Бросаю трубку и на работу. Если на земле с самого утра такой хаос, то, может, хоть в небе мне удастся спокойно вздохнуть.

По крайней мере, по уставу отключить сердце и включить мозг.

А вечером… вечером, когда вернусь из рейса, обязательно снова позвоню Варе. И плевать, что девушка не хочет меня слышать. Я хочу. Объясниться и услышать ее голос.

После занятий Никита, как и обещал, ждет нас на парковке у школы.

Ася вылетает в числе первых из школы и, когда я сажусь к ним в машину, удивленно выдает:

— Мы что, теперь каждый день вас возить будем? — даже не грубо или обиженно, а слегка удивленно.

— Что ты имеешь в виду, Одуванчик? — оборачивается Никита, заинтересованно поглядывая то на меня, то на племяшку, а я при воспоминании, чем закончилась прошлая поездка, краснею, как рак, и отвожу взгляд.