Хроники Тиа-ра: битва за Огненный остров - Олег Фролов

– Значит, твоя воля уже исчерпала себя? – прошипел Мику-ра.

– Нет. Просто сегодня я лететь не могу.

Мику-ра отошел куда-то к стене, оставив меня на ковре одного. Зачем я вообще пришел?

– Послушай, Тиа-ра, – вдруг материализовался законник рядом со мной. Чуть ближе, чем бы того хотелось. – Я знаю, что иногда слишком резок и, быть может, даже пытаюсь принимать решения вместо тебя. Ты прав: твоя воля есть закон. Ладно, так и есть! – отмахнулся он от кого-то невидимого.

Я молча кивнул.

– Но и ты должен понимать. В том мире, в котором мы сейчас находимся, воля отдельного человека, отличная от других – это слабость его народа. В данном случае – народа Огненного острова.

Ты должен понимать, что дело вовсе не в том, сколько храмовых птиц уничтожено и сколько еще осталось. Главный вопрос – сколько открытых ладоней поднимутся вверх, когда ты окажешься над Площадью. Что бы ни говорил Моту-ра, именно от этого будет зависеть свобода их воли – наша общая свобода. И пусть это противодействие продлится много лун, но пока в нем нет очевидного победителя – свобода воли не сломлена.

– Все это понятно, – в свою очередь смягчился я. – Но что я могу сделать, если действительно не в состоянии лететь, а? Или ты думаешь, что моей волей движет страх?

– Нет, я этого не говорил. Ты, кажется, уже доказал обратное.

– Тогда я не знаю, что сказать тебе еще… – выдохнул я.

– Я полечу, – вдруг сказал Бхад-ра, наездник и гость с Зеленого острова.

Откуда он вообще тут взялся? Могу поклясться, что еще несколько секунд назад в умме кроме нас были только два младших законника.

Мику-ра удивленно обернулся. И ответил медленно, с расстановкой:

– Будешь лететь? С чего вдруг?

– Ты сказал, что это нужно, разве нет?

– Да, сказал. Не тебе, правда, – прищурился законник. Не с подозрением, но с интересом. Хорошо знакомым мне хищным интересом. – Ладно, это уже любопытно. Только как насчет того, что на твоей птице нет оружия?

– Важным есть присутствие в небе дружественных наездников, ты ведь это имел в виду? Или я кажусь тебе недостаточно дружественным? – холодно, но без злобы произнес Бхад-ра.

– Нет, отчего же. Ты – чужак, и сам это знаешь, но причин тебе не доверять у меня нет. У нас нет, – быстро исправился Мику-ра. –Только вот еще вопрос: осознаешь ли ты достаточно ясно, что можешь потерять птицу или даже лишиться жизни?

– Думаешь, я так глуп? – снова ответил наездник с Зеленого острова вопросом на вопрос.

– Нет. Просто хочу, чтобы ты подтвердил это.

– Да, я понимаю это. Но это лучше, чем ждать развязки, как мы ждали на Зеленом острове. Мы дождались ее очень быстро. У вас получается чуть лучше. Так что я, пожалуй, поучаствую.

– Тогда решено, – Мику-ра коротко кивнул.

– Подожди! Это слишком опасно… для тебя, – вмешался в разговор я сам и тут же столкнулся с жестким взглядом законника. Он значил нечто вроде «не летишь сам – не мешай лететь другим!»

– Это не так уж важно сейчас. Я готов, – только и ответил Бхад-ра.

Я хотел сказать что-то еще, но не нашел, что именно.

Итак, небо над Огненным островом не будет открытым для храмовых птиц. Хоть в какой-то мере не будет открытым. Но почему-то я не почувствовал облегчения. К чувству ответственности за людей Огненного острова примешивалось чувство ответственности за чужого и почти незнакомого мне наездника. Он сам и его легкая, невооруженная и плохо защищенная птица могут оказаться напрасными жертвами – бессмысленными потерями, которые не помешают храмовым наездникам сделать свое неблагодарное дело.

И да, я чувствовал вину. Пусть даже вину мне внушил кто-то другой. Постоянно прислушивался к себе: может, я мог бы? И постоянно получал один и тот же ответ: нет, не мог бы. Выжимать травмированной ступней тугие ножные рычаги невозможно. И все равно ощущаю неосязаемое, прозрачное, но неприятное чувство вины.

Идти на Площадь во время Халку-мару я не захотел по ряду причин. Кроме того, делать там мне попросту нечего. Как и для любого наездника, моя роль на днях собраний – роль праздного свидетеля. Не самая завидная и почетная.

Мое место – рядом с птицей. Мне нравится быть здесь, особенно в те солнечные шаги, когда все площадки и проходы становятся совершенно безлюдными. Мне нравится слушать отдаленный шум, неизбежно производимый тысячами людей, собранных на ограниченном пространстве, – негромкий гул, который мягко смешивается с беззвучностью того места, где нахожусь я сам.

Птица Бхад-ра в небе – не больше ногтя. Но формы ее видны хорошо, легко различимы острые и тонкие крылья, узкий корпус, изящный, изогнутый вперед нос. Она описывает над островом круг за кругом неспешно, по ясной и простой траектории. На нее приятно смотреть, ею даже можно любоваться. Но только не в качестве оружия, конечно. В качестве оружия смотреть на нее можно было только с жалостью.

Храмовые птицы все-таки появляются – как всегда, не сразу, скрываясь в закатном свете. Традиционная уже тройка, призванная вселять ужас и смятение. Тональность толпы стала тревожной, я слышал это даже здесь.

Бхад-ра поднялся выше, и две машины сразу же пошли за ним. Очевидно, с некоторой опаской, не зная, чего ожидать от нового противника. Один из храмовников сохранял дистанцию позади, а второй – заложил широкую дугу, стараясь зайти сбоку.

Кажется, находясь там, в небе, я был бы спокойнее. Следить за событиями с земли тяжело и нервно.

Задрав голову и наблюдая за маневрами летающих машин, которые выглядели отсюда совершенно невинно и напоминали брачные игры жуков, я не сразу обратил внимание на новый запах. Терпкий, тяжелый – узнаваемый с детства смрад травяных факелов. Когда-то их использовали для ритуальных церемоний как очищающий дым. Со временем эта традиция сошла на нет, но запах запомнился. Его трудно забыть.

– Кому это пришло в голову жечь факел сейчас? – проворчал я себе под нос, но в ту же самую секунду увидел, как снижается в мою сторону третья птица. Пока что далеко, на расстоянии минуты полета, но двигалась она совершенно точно не к Площади, а прямо ко мне – к тому месту, где стоит Ши-те. Я увидел и тут же понял: густой, плотный дым, источаемый особыми травами, где-то рядом. И появился этот огонь здесь вовсе не случайно.

Ковыляя так быстро, как только могу, ищу источник дыма. Стены ближайших ум скрывают его, путаюсь в лабиринте ближайших проходов и арок. Очередной неосторожный шаг – и я взвыл от боли. Острой, как вонзившийся в ногу нож, и ослепительной, как вспышка.

Травяной факел лежал в пустой кладовой умме около площадки. Узкая, но высокая постройка похожа на трубу, из проема которой вверх поднимался характерный бурый дым. Трудно придумать что-то более ясное и эффективное для указания цели.

Кашляя от удушающего смрада, хватаю палку с намотанным на нее травяным шаром, выскакиваю в проход и бросаю в сторону, противоположную площадке. Бросок получился хорошим: прочертив в воздухе дымный след, факел падает довольно далеко – в паре десятков шагов, где-то между уммами. Увлекаемый сквозняками, дым ползет между постройками, рассеиваясь, теряя плотность и осязаемость.