Святые грешники - Карина Винтер

нам далеко не на руку, а прибавит проблем. Руслан и Леша тоже ребята не надежные, чтобы я им доверил личное дело.

— Насколько личное?

А Николай лишь поднял указательный палец вверх, вынуждая прислушаться и правда, звонил кто-то. Покровский еще не доехал до места назначения, на работе договорился и попросил не звонить даже в экстренном случае, поэтому остался один вариант.

Спустившись вниз, взял трубку и подозрения оправдались. Закончив разговор, поблагодарил приятеля за бдительность.

— На въезде в поселок, где находится дача Александра Волкова, то бишь генерала, заехали две неопознанные машины. Прямо на территорию, кишащую представителями власти. Смекаешь, к чему клоню?

Целью не совсем была Катя, по крайней мере, не единственной. Письмо отправленное на день рождение еще не вскрывал. Лишь она имеет право.

— Едем туда.

Волков размял шею, раздумывая. В день смерти убийцы не могли настолько быстро среагировать, да и охрана сработала молниеносно. Вполне возможно, что сунулись туда повторно следом, но там успел поставить качественные замки и проверить все вдоль и поперек. Чисто и защищено. Другое дело квартира, где периодически ночевала Катя.

— Поехали на Кутузовский проспект. Уверен, что сможешь выдержать?

— Не сомневайтесь даже. Раз Вы попросили, то дело и впрямь серьезное. Я сделаю все, что в моих силах и не выдам вашу тайну, — клятвенно заверил, имея не только уважение к старшим, но и осознавая степень опасности, что нависла в первую очередь над Катей. — Она же полноправная наследница?

— Да. Я давно отказался от наследства, и у нее было больше шансов последовать по стопам деда. А в ту ночь она зарекомендовала себя не пассивным, а активным и проблемным объектом.

Катя узнав даже малейшую часть окончательно потеряет себя. Станет копией Александра Волкова. Не глупый. Николай видел в ней задатки лидера, и они проявлялись лишь тогда, когда заходила речь о несправедливости. Деятельность Артема именно поэтому волновала. Если Артем доведет Катю до точки кипения, что довольно затруднительно, учитывая фантастическое терпение, либо его самого заденут — она их прижмет намертво к земле, не позволив поднять морду до последнего вздоха. Ох, лучше бы гены не пробудились. Господи, второго Волкова с подобным нравом мир не перенесет.

Глава 34.

Подобно птице, расставив руки в стороны, ускорилась, пробегая по краю скалы, позволяя ветру развивать распущенные волосы. Вот она свобода, когда распускаются крылья. Закидывает голову, смеясь, теряя тем самым, сбивая темп и Артем догоняет, подхватив под грудь и кружа вокруг. Она чувствует такой прилив адреналина, эйфории, что кажется умрет от переизбытка эмоций.

Ставит меня на ноги, а я тут же прикасаюсь к холодным губам, согревая, хватаясь за крепкую шею. Подхватывает, а я сплетаю ноги на его спине, растворяясь в голодном, полным чувственности поцелуе.

— Отпусти, — шепчу, смыкая веки, а он касается бедра, сжимая до боли.

— Никогда. Не дождешься, Волкова.

Провожу своим курносым носом по его прямому, без единого изъяна, прежде чем создать между нами расстояние в несколько сантиметров. Прямые волосы растрепались, напомнив, что их обладатель давно вылез из офисного костюма и бандитского плаща, сменив на джинсы и футболку. Презентабельный вид нас не волновал, потому что мы поглощены друг другом на полную катушку. Она сегодня тоже надела схожий наряд, накинув по наставлению джинсовку.

Плотнее прижимаюсь, чтобы не упасть, кивая в сторону открывшегося вида. Птицы пролетали над водой, держа путь в неизвестность. Как она с Артемом. Их любовь, амбиции различны, проявляются по-разному, поэтому не известно, во что выльется. Но с ним ей настолько хорошо, что не отпустит, даже под дулом пистолета.

— Свобода. Так странно, — фокусируюсь на бегущих облаках. — Исходя из опыта родителей всегда подозревала, что, когда любишь, в оковах оказываешься, — оборачиваюсь, интересуясь. — Не тяжело?

Взвизгиваю, когда подкидывает слегка на руках, крепче сжимая в объятиях. Можно ли умереть от нахлынувших чувств? Любовь к нему уже не умещается во мне. Хочется кричать на всю Вселенную от счастья. Люблю до дрожи.

— У нас сложится по-другому, — заговорщицки шепчет, а я прищуриваюсь.

Что-то подразумевал под своей фразой. Вложил скрытый смысл. Покровский часто так делал, возможно, не замечая своей особенности.

— О чем ты?

Целует в краешек губ, а я хмелею от его взгляда. Хорошо, что держит, иначе давно слетела, разбившись на смерть. Неа, я планирую долгую, насыщенную жизнь, чтобы внуки вспоминали нас.

— Узнаешь скоро. Поедем домой?

Наш временный дом, где нас никто не трогает. Нет стрельбы, взрывов, трупов и осуждения общества. Здесь мы настоящие. Здесь окончательно пробудились наши чувства, решив все за нас.

— Ты мой дом, — шепчу в его губы, прежде чем слезть, как обезьянка и идя задом к машине, напомнить: — Зря ты брал с собой камеру? Видео на память, Покровский.

— Осторожнее, — просит чуть резче, и я ухожу подальше от края, разворачиваясь, а Артем доходит, накрывая плечи собственнически. — Возможно, ты не заметила, но моя фамилия в твоих устах с каждым разом стала звучать все привычнее и привычнее. Свою же ты произносишь более холодно.

Куда уже прямолинейнее?! Щипаю за бок, но даже не шелохнулся. В привычку вошло видимо, учитывая, сколько уже щипала и кусала за время пребывания здесь. Не в полную силу, конечно, и без всякой агрессии.

— Приготовить что-нибудь вкусненькое сегодня?

А сама, выпутываясь из его рук, достаю из машины камеру. Включая и наводя на возлюбленного. Протягиваю ладонь, сплетая, фиксируя на память. Один из дней, что хочется навечно спрятать в какую-нибудь копилку.

— Не увильнешь от меня, Кать!

— Теплые слова для истории, — видно, что мнется, ведь держит марку серьезного, грозного «бизнесмена», не показывая слабости. — Пожалуйста?

Не обязательно запечатлеть. Просто мне нравится, как звучит из его уст три важных слова. Хотя… проверим. Как они будут звучать с годами, если нас судьба не разведет? Не разведет! Твердо убеждена, что не отпущу. До последнего вздоха буду любить и сделаю все, что в моих силах, чтобы встретили старость вместе.

— Ты первая, — предлагает, и воспользовавшись своей отточенной, более хорошей реакции, вырывает камеру, наводя на нас, целуя в шею, пока я старательно уворачиваюсь.

— Люблю тебя.

— Не слышу, — переходит к щеке и облизывает, что меня выводит из себя и я пихаюсь.

— И не услышишь из-за своего старческого слуха. Хватит, — заливаюсь смехом, прижимаясь щекой к его груди и смотря в камеру. — Люблю тебя безумно, Покровский! Господи, как же тебе повезло, — ерничаю, вжимаясь в тело.

— Согласен, Катюш. А слух у меня потрясающий, — выключает камеру.

— Можно, я подойду к краю? — как маленькая прошу, потому что он частенько включает гиперопеку.

— Будешь