Испытание временем - Виталий Храмов

Разбег закончен, отрыв! Земля, прощай!

Горохом сыпануло в борт, рядочком дырочки пробоин. Взрыв, пламя, огромная дыра в конце фюзеляжа, самолёт, как раненый зверь, вздрагивает всем телом. Рядом со мной боец повисает на ремнях, кровь его – у меня на рукаве. Один с криком вылетает в пробоину. Все судорожно держатся за что возможно. Белые лица, в глазах – ужас бессилия.

Самолёт упорно пытается карабкаться в небо, но что-то резко оборвалось. Скрежет, жуткий хруст, хвост самолёта исчезает где-то. С криками люди вылетают в провал. Самолёт клюёт носом, пол взлетает, меняется с потолком местами, я зажмуриваюсь, чувствую свободное падение, кувыркание.

Полетал, гля!

Удар.

– Очнись, слышишь, командир, очнись! – шепчет кто-то.

Что-то мокрое и холодное льётся на лицо. Подставляю рот, глотаю. Горлышко сосуда, фляжки, скорее всего, приставляется к губам. Пью. Вода заливает нос. Кашляю.

Открываю глаза. Ага – я завис головой вниз, шея болит – голова вывернута под неудобным углом.

– Бежать надо.

– Угу, – хриплю я.

Боец срезает ремни, на которых я висел. Падаю, больно. Всё тело болит. Как тогда, в плену, когда меня наказывали хивики за дерзость. Болит всё.

Так, старшина, теперь полковник, отставить хандру! Встать! Личный состав не должен оставаться без пастуха! Без пастуха они бараны. А с умелым руководством и мотивированием – ого-го!

– Сколько выживших?

– Восемь. Трое – ранены. Двое – не смогут идти.

– Выставить дозор, собрать оружие, боезапас, провиант и воду!

Я, кряхтя и с трудом сдерживая стоны, поднимаюсь. А вот и тело командира осназа. Никаких видимых повреждений. Шею сломал. Бывает. Нашёл свой пулемёт. Забрал оружие осназовца и его рюкзак, обшариваю карманы, разгрузку. Забираю бушлат и вязаную шапку осназовца – не май месяц. Это пока я бегал в Басе – мне жарко было. Теперь осенний лес. Сырые, стылые ночи.

Личный состав залёг у обломков самолёта. Все битые, потрёпанные. Один – сломал позвоночник – без сознания, второй – ногу. Оборудует себе пулемётное гнездо. Третий – парашютным шёлком прикручивает к сломанному запястью полосу обшивки.

– Что слышно? – спросил я.

– Наши подорвали все закладки на аэродроме, теперь прорываются, – ответил мне один. Старший сержант.

– Я в иллюминатор танки на взлётке видел, – сказал другой.

– Это они нас и ссадили, – кивнул старший сержант, – пора выдвигаться.

И вопросительно смотрит на меня.

– Топливо не загорелось, – размышлял я, – хорошо, но не очень. Надо это исправить. И следы заметём, и ребят похороним по древнему обряду предков. На погребальном огне. Ты и ты – займитесь. Догоните нас, будете тыловым дозором.

Я наклонился над бессознательным телом бойца, приставил нож к рёбрам, зажмурился, надавил. Короткий выдох. Всё.

– Делаем носилки из этих вот штанг, используем ремни. Тут их полно. Несём по очереди.

Боец был благодарен, но сомневался:

– Обузой буду. Я останусь прикрывать.

– И не будешь перечить приказам, понял? Останешься. Но позже. Там, где я скажу! Понял?

– Так точно!

– Чего ждём? Ягдкоманды? Ловчую команду врага? Думаете, их не заинтересует, что же мы вывозили? Не захотят нас расспросить? С пристрастием. Быстро!

Взяли неходящего на носилки, пробежали по разлившемуся авиатопливу. Не знаю – правда или нет, но говорят, против собак помогает. Побежали на восток. Прямо на восток. Пока так. А там видно будет. Как мутить перестанет, постараюсь вспомнить карту, определюсь. А сейчас надо просто разорвать дистанцию с местом падения самолёта, разгорающегося погребальным заревом.

Они нас догнали на следующее утро. У нас был привал, когда дозорный вернулся с этим тягостным известием.

Подошёл к бойцу со сломанной ногой. Он всё понял, кивнул, проверил пулемёт.

– И ты останешься! – это я бойцу со сломанной рукой. – Место тут хорошее. Продержитесь долго. Мой совет – живыми им не давайтесь. Я был в плену – не советую. Очень не советую, парни. Гранаты вам оставляем. Удачной охоты, братья!

Мы вбежали в ручей и побрели вверх по течению. Через четверть часа – первые выстрелы. Через час – последние взрывы гранат. Всё. Ещё минус два. Тяжело. Я их оставил на смерть. Я. Так надо было. Но не легче на душе. И ненадолго их хватило.

Вышел из воды, повел людей на север. Пятеро.

Через два дня я последнего бойца завёл в болото. Срезал длинные жерди, пошли в ряску, прощупывая путь.

Позади – тела двух наших братьев и одиннадцать трупов немцев. Это был хороший бой. Этот отряд ловчих перестал существовать. Но есть другие. И они придут. И пойдут по следу. А последний мой боец ранен. Повязка на боку пропитывается кровью. Осколок гранаты располосовал ему бок, застрял в ребре. Надо вытащить, зашить. Как выберемся – зашью.

В темноте выбрались. Деревья. Упали под их стволами, уснули.

Утром с трудом разлепил замёрзшие веки. Последний боец осназа не проснулся. Сидел над его телом, без слёз и беззвучно горюя. Раскачиваясь из стороны в сторону.

Смерть. Вокруг меня только смерть.

Надо идти. Я – жив. Ещё. Всё ещё жив. И поэтому должны умирать другие. Враги.

Отсоединил магазин его автомата – шесть патронов. И у меня – тринадцать. К пулемёту – двадцать четыре. Гранат давно уже нет. В ТТ – магазин. Виброклинок. И я – демон из ада!

Стал клинком резать землю. Надо хоть этого схоронить.

Это был остров в болоте. Ни хрена я не выбрался!

Где-то на восходе грохот. Гроза или эхо войны? Догребу – узнаю.

Я тонул. Шестом щупал, вроде твёрдо, а провалился, и стало затягивать. Положил шест поперёк, налёг на него – тоже тонет. Твою мать!

Надо скинуть вес! Оружие, разгрузку, бушлат! Без толку. Только хуже стало – пока барахтался – уже по уши. Закинул голову, чтобы хоть ещё несколько секунд подышать, пожить.

Отчаяние! Вот оно отчаяние! От бессилия! От бесполезности и глупости смерти! Пипец! Бессмысленный и беспощадный.

– Купаешься? – услышал я вдруг знакомый голос.

– Ты? – прохрипел я.

– Я, – ответил Громозека. – Тонуть будешь?

– Есть варианты?

Он стоял на черной воде болота, весь такой парадно-выходной. Чистенький, опрятный. Как только что с конвейера.

– Есть, конечно. Всего шаг назад. Палочку воткни в дно, толкайся. Всё просто. Если не паниковать.

Чуть позже я лёг на относительно твёрдую поверхность, на спину. Воды – также по уши. Ноги – в топи. Дышал, отдыхал.