Воин пяти Поднебесных: Пророчество - Уэсли Чу

На следующих коконах стояли склады, казармы, служебные постройки, которые поддерживали в городе жизнь. Чего не было, так это большого количества домов, в которых жили люди. Большинство жителей Шакры обитали не в ней, а рядом.

— Что случилось с Ханом? — спросила Сали, шагая по очередному веревочному мостику.

Выражение лица шамана поведало ей все, прежде чем он успел открыть рот.

— Ты же знаешь, что на Хана порой нападала тоска, — таково бремя бессмертия. Война постепенно истощает силы. В последние месяцы он то и дело пропадал на несколько дней. Мы ему не препятствовали, потому что… он всегда был чувствителен. Он нуждался в уединении, чтобы собраться с мыслями. Мы не вмешивались.

— И все-таки я не понимаю, каким образом мы за один годовой цикл лишились четырех городов. Это настоящее бедствие.

— Семи.

— Семи городов! — Сали запнулась и схватилась за перила, чтобы не упасть. — Как?

Джамса потупился и поник.

— Хан пропадал дольше обычного. Он забрел слишком близко к границам с землями Чжун. Наши люди наблюдали за ним, но держались на расстоянии. На него наткнулись чжунские дозорные…

Сали резко остановилась.

— Чжунские солдаты не могли победить Хана в бою.

Джамса понизил голос до шепота, хотя никого рядом не было:

— Он пил без продыху уже несколько дней. Когда чжунцы наткнулись на Хана, он едва стоял на ногах. Так мне сказали.

Сали закрыла глаза, скрипя зубами. Она ощутила вкус крови во рту.

— Значит, понадобилась всего лишь кучка чжунских мужланов, чтобы убить Вечного Хана.

Шаман кивнул:

— Мы напали на них, пытаясь его спасти. Передовой отряд разбил чжунцев, однако враги перешли в наступление. Наши воины нагнали солдат, похитивших тело Хана, но и сами были перебиты чжунской армией. У нас не осталось выбора, кроме как повести в бой города.

— Мы никогда не могли одолеть чжунцев числом, — сказала Сали. — Почему вы не отступили, когда вам стало грозить поражение? — И тут до нее дошло: — Тело Хана. Линия не должна прерваться.

Джамса кивнул:

— Мы не могли отступить.

Катуанцы верили, что после смерти душа Хана вселяется в нового человека. Их священным долгом было отыскать того, кто стал сосудом для души Хана, и доставить его в святилище Вечной топи, чтобы завершить Перерождение. Только тогда Хан мог восстать, обрести свой естественный облик и вновь возглавить катуанские племена. Шаманы утверждали, что Хан окончательно умрет только в том случае, если его тело не вернется в храм. Тысячу лет династия Ханов не прерывалась, и Сали была рада, что прервется она не при ней. Пусть даже ее народ заплатил за это высокую цену.

Последний кокон занимали дом Совета и храмы. Сали приближалась к сердцу Шакры — и к смерти. Последние минуты ее жизни истекали. Она должна была ощущать покой. Она выполнила свой долг перед народом Катуа, и ей было обеспечено место среди предков на Колесе Жизни. В следующем воплощении она вернется совершеннее и лучше.

Тем не менее Сали не ощущала покоя. Как бы она ни пыталась выгнать этот вопрос из головы, сдерживаться она больше не могла. Сали должна была знать.

— Джамса, я не видела по пути сюда коконы Незры. Тебе известно, какова их судьба?

Ее голос звучал очень тихо.

Шаман поколебался.

— Сали, не кощунствуй.

Спрашивать об этом было запрещено, а шаману не позволялось отвечать. По традиции Воле Хана следовало избавиться от прошлого в день Возвращения, чтобы ее душа была чиста и свободна от всякого бремени. Цепляться за предыдущую жизнь значило обременить душу Хана во время Перерождения.

— Пожалуйста, названый отец, иначе я не успокоюсь. Если сегодня мне предстоит покинуть этот мир, я хочу знать о судьбе своей семьи.

Джамса, судя по всему, собирался ей отказать, но не смог противостоять решимости на лице Сали и ее отчаянному взгляду. Он отвернулся, скорбно скривив лицо, и тихо ответил:

— Сали, я предпочел бы избавить тебя от страданий, но старику не под силу отказать названой дочери в последнем желании. — Его голос дрогнул. — Во время битвы Незра пожертвовала собой, выдвинувшись вперед, чтобы заслонить наших людей, пока те искали тело Хана. Твой город понес самые тяжелые потери. Он был разбит и остался на поле боя. Незры больше нет. Мне жаль.

Сали не сразу поняла сказанное. Ее дом погиб. Сияющий изумрудный маяк никогда больше не зажжется. Бамбуковая плоть домов, изогнутые арки, многочисленные лестницы, ведущие к небесам. Если все ее сородичи пали, неужели она осталась последней, кто помнит Незру? А когда Сали соединится с Целым, значит, Незра будет позабыта?

Она закрыла глаза и попыталась удержать воспоминания, зная, что они наверняка исчезнут, когда ее душа сольется с Целым. Быть может, если она хорошенько напряжется, следующий Хан их сохранит.

— Все мои родичи мертвы? — спросила Сали.

— Насколько нам известно, — медленно произнес Джамса, — те жители Незры, кто пережил битву, погибли, сражаясь на городских стенах, или были взяты в плен. — Он помолчал и добавил: — Мне принадлежит честь сказать тебе, что твоя семья храбро билась до последнего, защищая свой дом.

Слова старого шамана казались до странности бессмысленными. Города редко участвовали в битвах, но, когда это происходило, сражались все. Не только воины шли в бой. На защиту города вставали даже старики и дети. Каждый знал свое место.

Сали кивнула:

— Спасибо, шаман. Теперь я могу совершить Возвращение спокойно.

Она солгала. Это было неважно. В ту минуту — в нескольких шагах от воссоединения с Целым — ничто уже не было важно. Кроме боли. Сали хотелось упасть на колени и заплакать. Ей хотелось схватить свой кнут, в одиночку помчаться к чжунцам и дать волю ненависти — насколько хватит сил, пока оседлые ее не убьют. Она хотела сделать хоть что-то, прежде чем войти в святилище Вечной топи и умереть. Но она ничего не могла — и все равно ничего не изменилось бы. Умереть и вернуться в Целое было необходимо, чтобы придать сил Хану, когда он продолжит свой бесконечный путь в следующей жизни.

Сали вздохнула и поборола горе.

— Я готова.

Джамса беспомощно взглянул на нее и произнес:

— Сали, милая, это небольшое утешение, но знай — Мали выжила. Ее захватили чжунские солдаты, когда вторглись в город.

Сали содрогнулась. Она должна была обрадоваться, узнав, что сестра жива. Как ни странно, она не обрадовалась. По крайней мере, до сих пор Сали думала, что Мали обрела покой и что они, возможно, встретятся в следующем воплощении. Но теперь она стояла на пороге иной жизни, а Мали осталась одна — в плену на чужой земле.

Сали и шаман молча перешли последний мост. Перед ними уходили в небо высокие черные шпили святилища Вечной топи. Это место служило усыпальницей тридцати семи катуанским Ханам.