Фельск - Антон Клеттин

В принципе, я был бы вполне не против того, чтобы найти для своих людей другого учителя, но время поджимало, а педагогические способности этого парнишки мне были уже известны и вполне устраивали. Нет, если бы он начал артачиться или запросил время на «подумать», я бы, конечно, поискал еще кого-нибудь. Но, к счастью, не пришлось. Услышав мое предложение и сумму вознаграждения, он колебался не больше десятка секунд.

Следующие три недели прошли для меня и моей команды под знаком обучения. Мы с Ирвоной учились магии и осваивали местную грамоту. Я вместе с Чезом тренировался то под руководством Гральфа, то Карвена. С первым мы оттачивали дорсайскую технику, а второй объяснял нам принципы боя в строю. После чего они оба делились своим опытом по руководству вооруженными отрядами. Мне это было не столько полезно, как интересно, а вот Чезу придется усвоить эту науку от и до. О чем я парнишку сразу же и предупредил.

Что касается остальных моих соратников, то они во всей этой движухе участвовали постольку-поскольку. И, если ребята Карвена частенько присоединялись к нам на тренировках, то вот занятия Ногша не посещали совершенно. Хотя, как я знал, хорошо читать и писать у них могли только сам Карвен, да его помощник Мато.

С последним, кстати, так ничего понятно толком и не было. Внешне он оставался все тем же веселым и рассудительным парнем, однако, иногда, я нет-нет, а ловил на себе его взгляды. Не скажу, что в них была злоба или ненависть, но и задумчивость в сложившихся обстоятельствах, была достаточно тревожным звоночком.

Я даже начал подумывать о том, чтобы изолировать его на время, благо у меня даже имелась замечательная камера, из которой при всем желании было невозможно сбежать без посторонней помощи. К счастью, делать этого не пришлось, так как примерно на середине второй недели моего пребывания в Фолье Йри, Мато наконец разродился просьбой.

Как оказалось, у него неподалеку от Фельска жила младшая сестра со своим мужем. И были у нее с самого детства серьезные проблемы со спиной. Болела она жутко при любых, сколь-нибудь значительных, нагрузках. Настолько, что для того, чтобы выносить своего первого ребенка, ей пришлось даже специальную поддержку для живота шить, дабы уменьшить нагрузку.

Вот Мато и попросил меня за любимую сестренку, грозился все золото отдать, что успел накопить, лишь бы я вылечил ее. Ну не идиот ли? О чем я ему тут же и сообщил. И чего, спрашивается, так долго ждал?

Естественно, я не отказал. Даже не столько для того, чтобы привязать наемника к себе, сколько потому, что мне было совершенно не сложно потратить пару часиков на помощь родственнику своего соратника. Да и засиделся я в поместье, чего уж тут, и прогулка мне совсем не помешала бы. Тем более, что на дворе как раз стояла та самая, «золотая» осень.

Как оно обычно и бывает, парой часиков не обошлось. Само лечение заняло очень мало времени. Пару минут, не больше. Причем, большую часть этого времени, я потратил на показательные манипуляции с кольцом, выступающим в роли артефакта.

А потом слово за слово, и вот мы с Мато и Ирвоной (куда же я без нее) сидим за столом, а радостная и полностью здоровая сестра наемника будто бабочка порхает вокруг нас, стараясь угодить своим гостям.

После этой ситуации, я не то чтобы стал полностью доверять Мато, так как прекрасно знал житейскую мудрость о том, что уже сделанное дело ничего не стоит, но отношения наши значительно потеплели. Не говоря уже о том, что я больше не замечал ничего подозрительного в его взглядах в мою сторону.

Не успел я порадоваться тому факту, что все идет своим чередом, как вылезло целых две проблемы. И обе были связаны с семейством Шольда.

Случилось это примерно на второй неделе, после разговора с Тарошем. Мне было скучно, поэтому я не придумал ничего лучше, чем прогуляться по дому под заклинанием маскировки. Надеялся таким образом узнать, что обо мне думают наемники. Узнал, но, как часто оно и бывает, — не то, что хотелось.

— Ну, в самом-то деле, зачем ей это все нужно? Она молодая девушка, ей пора жениха искать, а не все это… — Казалось, что Дольра сейчас заплачет, настолько несчастным был ее голос.

— Чего ты от меня хочешь? — А вот в голосе ее мужа ничего, кроме усталости, слышно и не было. Видимо, мозги она ему полоскала уже довольно продолжительное время. — Сама же знаешь, что это хозяйские причуды. Господин Талек отчего-то вбил себе в голову, что Тайла обязательно должна уметь читать и писать.

— Ну поговори с ним. Расскажи, что ей это не нужно. Скажи, что она не хочет… Что мы не хотим.

— И как ты это себе представляешь? Сама знаешь, что бывает за споры с хозяином.

— Ну наш-то не такой. Он добрый.

Признаюсь честно, на этих ее словах, мне стало очень лестно. Вон какой я хороший рабовладелец. Обо мне даже рабы хорошо отзываются. Но Шольд умудрился все испортить:

— Ага, добрый. Ты видела, что он с Чезом сделал? Видела, как наш сын изменился после их поездки? У него же никакой почтительности перед нами не осталось. И разговаривать так стал чудно, будто сам из барей.

— Не дури. Чез хороший мальчик.

— Ага, хороший. Я ему недавно сказал, чтобы навоз в конюшне убрал. Так знаешь, что мне этот паршивец ответил? Грит, мол, занят он. У него, мол, на такие глупости времени нет. Ему надо тренироваться. Командир так сказал. Ну я ему и сказал, что командир он для наемников, а для него — хозяин. И знаешь, что этот паршивец мне ответил? Грит, мол, это для вас, для нас с тобой, значит, хозяин, а для него командир.

Я не выдержал и тихонько засмеялся, тут же зажав себе рот, дабы Шольд с Дольрой не услышали. Вот ведь засранец малолетний. И где только нахватался? Но батю своего отбрил красиво, тут не поспоришь. А главное — по делу. Ибо, как ни крути, но Чез действительно не такой, как его семья.

И дело тут даже не в том, что он уже успел побывать в настоящем бою, и не в том, что на его руках появилась кровь. Нет, он всегда был другим. Не-рабом, в отличие от своих родственников. Эту его особенность и заметил Гральф, когда предложил мальчишке тренироваться вместе с нами. А наш совместный поход ее окончательно закалил. Для Чеза теперь просто не было дороги назад, в крестьянскую рутину. Личинка, превратившаяся в бабочку, может только умереть, личинкой ей снова стать не суждено.

А вот родичи его оказались совсем из другого теста. Как бы парадоксально это не звучало. Винил ли я их за то, что свободе предпочли рабство? Пожалуй, что нет. Кто я такой, чтобы судить их? Тем более, что частично все же понимал. Несчастные, побитые жизнью люди, прошедшие вместе сквозь череду невзгод, но все же кое-как сумевшие воспитать двух детей. Они от жизни хотели лишь двух вещей: хорошей доли для своих детей и спокойствия для себя. А какое может быть спокойствие, если самому приходится думать о хлебе насущном? Нет, лентяями они не были. Просто… Просто некоторым проще, когда им говорят, что делать.

Что же касается Тайлы. Не помню, кто сказал, что бытие определяет сознание, но он был чертовски прав. Тайла была истинная дочь своих родителей — обычная деревенская девушка, каких двенадцать на дюжину. И интересы со стремлениями у нее были чисто деревенскими: выйти замуж за хорошего парня, родить ему десяток детишек, и жить себе тихо и спокойно, как жили ее отцы и деды.

Естественно, что ей нафиг не сдалось ни чтение, ни уж тем более, письмо. Это вам не городской мальчишка Ногш, для которого умение писать и читать — хлеб. Это не Чез, которому было интересно все новое и необычное, и, который, видел в своей грамотности билет из рабства. Это не я, в конце концов, воспитанный на идее, что все должны быть поголовно грамотными.

Да уж, тут не могу не признать, что с Тайлой я дал маху. Привык в своем эмансипированном мире, что женщина тоже человек и понес эту идею к глупым аборигенам.

Но меня можно понять. Это ведь только в деревнях да селах Хольтрига бытуют сексистские