Перемена климата - Хилари Мантел
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я лишь надеюсь, — ответил Ральф, — хотя сознаю, что надежда почти тщетная, что эта страна остановит неумолимое шествие своей всесокрушающей бюрократии. Посудите сами, нынче едва ли осталась лазейка, в которую можно проскользнуть.
— Так нечего пытаться, — отрубил Коос. — У нас все следят за всеми. Так уж тут заведено. Господи Иисусе, старина, вы и вообразить себе не можете, как мне это осточертело! С самого детства…
— Думаю, могу, — возразил Ральф.
— Мой отец верил, что мир был сотворен Богом за семь дней. Так сказано в Библии, говорил он. — Коос рассмеялся.
В новом году стали привычными утренние рейды. Они повторялись каждые три дня. В первый раз полиция вошла в тауншип в пять часов утра. Прикатила на бронированных автомобилях и с полной экипировкой. Полицейские оцепили выбранный район и принялись методично его обходить, от дома к дому, громко и грубо колотя в двери. На следующий день в миссии чернокожие делились впечатлениями о рейде, и по их рассказам получалось, что именно поведение полицейских вызвало наибольшее возмущение: что такое — вопят, что они из полиции, требуют немедленно открыть дверь, а сами не дают жильцам времени подчиниться и попросту выламывают хлипкие преграды. «Будто мы не люди, а животные, — сказала одна женщина. — Будто мы слов не понимаем».
Полицейские утверждали, что ищут спиртное, следы подпольной перегонки. Еще они искали оружие: ходили мутные слухи — Ральф всем сердцем желал бы никогда их не слышать, — будто под покровом ночи в Элим доставили materiel[24], которое поспешили припрятать для грядущего мятежа.
С самого восстания — с так называемого восстания — в тауншипе царили страх и напряжение, и у парней, что кучковались на перекрестках, вид сделался мрачный и угрожающий. Ральф больше не разрешал Анне выходить из дома в одиночку. Там, где миссионеров знали, было сравнительно безопасно, однако там, где они были чужаками, белое лицо могло обернуться неприятностями.
Ночами накануне очередного рейда Ральф не мог уснуть, сколько ни старался. Мешали опасения: а вдруг новый рейд принесет с собой новые невзгоды, вдруг толпа, заранее предупрежденная о появлении полиции, выставит вперед оголтелых юнцов, которым плевать на последствия и в руках у которых палки и бутылки, а может, боже упаси, и то самое таинственное оружие; тогда полицейские опять возьмутся за дубинки — или, хуже того, засвистят пули. Ральф чувствовал себя беспомощным и бесполезным глупцом, лежал с открытыми глазами, пялясь в потолок, а сквозь щель между штор в спальню сочился оранжевый свет.
Им пришлось установить фонари вокруг всей территории, принадлежавшей миссии. На прошлой неделе кто-то вломился в начальную школу. Там не было ни денег, ни еды, и потому разозленные взломщики перевернули парты, разодрали несколько книг, разорили кабинет Анны в кладовке и устроили там небольшой пожар. Конечно, от огня все здание могло бы сгореть дотла, но отец Альфред, по счастью, заметил блики пламени из окна своей спальни.
Потом, в воскресенье, когда работники миссии отправились, как положено, в свои церкви, какой-то ловкий воришка проник в дом кухарки Розины, стащил из единственной комнаты ее одежду, в том числе шерстяную шапку, которая принадлежала Дири и которую Розина буквально вытребовала поносить. Рыдания кухарки слышала вся миссия, и они были куда весомее понесенной ею утраты. Ральф с Анной, Дири и садовники добрый час уговаривали и просили Розину перестать плакать. Клара, образованная уборщица, стояла у двери и молчала. Ее лицо было совершенно бесстрастным. Она выглядела как человек, потерявший все на свете, причем много раз.
Словом, пришлось поставить фонари, и при свете фонарей спалось уже не так крепко, как раньше. Ральф ощущал беспокойство жены даже через просевшие пружины кровати. Он обычно задремывал ближе к рассвету, и ему снились фразы, те самые, которые он слышал изо дня в день: «Тридцать шиллингов или десять дней», «Мой муж пропал, баас, и я не знаю, где он».
Наутро третьего дня в миссию пришла полиция. Грубый стук в дверь, можно сказать, принес облегчение. Они с Анной вскочили с кровати; одного взгляда на серые, изможденные лица было достаточно, чтобы понять, что сна у обоих ни в одном глазу. Ральф натянул брюки и рубашку, которые накануне вечером аккуратно сложил на прикроватном столике; Анна накинула халат поверх ночной сорочки и завязала пояс. Они одевались споро, но без суеты. К чему торопиться? Ведь полицейские, если им вздумается, все равно выломают дверь.
Как ни странно, дверь пощадили; должно быть, на крыльце миссии на полисменов внезапно снизошло осознание необходимости вести себя прилично.
— А, это вы, — произнес Ральф, распахнув дверь и глядя в лицо Квинтусу. Он-то опасался, что пожалуют незнакомцы. Головорезы из отряда специальных операций, например.
В переднюю ввалились мужчины в форме. Квинтус представил своего коллегу, сержанта ван Зайла. Едва покончив с любезностями, полисмены рассыпались по дому, начали шарить в шкафах и заглядывать под кровати.
— Сержант, — проговорил Ральф, — вы наверняка сразу поняли, что я — завзятый самогонщик. Или мы с женой выглядим как типичные хозяева веселого дома?
Ван Зайл отчеканил:
— Мы ищем человека, который, как нам известно, может скрываться в здании миссии.
— Какого именно человека? Доктора Фервурда? Или Микки-Мауса?
Сержант ван Зайл, дородный верзила, брезгливо скривился, затем сунул большие пальцы рук за форменный ремень и выпятил увесистое брюхо.
— Мистер Элдред, вы отослали письмо в редакцию газеты «Претория ньюс». Прошу вас больше так не делать.
Только не злись, велел Ральф самому себе.
— В моем письме всего-навсего рассказывалось о том, что конкретно произошло в городе в тот день. Я приглашал людей приезжать в Элим и увидеть своими глазами наши церкви и школы. Просил убедиться, что Элим — вовсе не гнездилище порока и преступности, как нам постоянно внушают. Я хотел, чтобы другие поняли, как мы тут живем, и задумались, столь ли необходимо уничтожать этот тауншип.
— Мы читали ваше письмо, мистер Элдред, — ответил сержант. — Газета его напечатала. Могу сказать, что бригадиру не понравился ваш тон.
— Значит, все дело в тоне? — Ральф невесело усмехнулся. — А содержание письма вашего бригадира не заботит?
— Вы бы больше узнали о преступности, посиди вы с нами в полицейском участке, сэр.
— Я и так там сижу каждый вечер, скоро на ночлег стану оставаться. Раскладушку мне выделите?
— Думаю, это можно устроить, — серьезно ответил ван Зайл.
Полисмены бросили искать своего загадочного подозреваемого, кем бы тот ни был. Перешли в кабинет Ральфа, стали рыться в бумагах. Сержант ван Зайл уселся на стол, снова сунул пальцы за ремень, как бы выпуская объемистое брюхо на волю, будто потроха были его домашним животным, которое он вывел погулять.