Принц снов - Курт Бенджамин

Балар смотрел на брата без всякого выражения, просто ожидая ответа, которого юноша не знал и сам. Так ничего и не сказав, пришпорил лошадь.

— Далеко еще до Святого Колодца?

— Слишком далеко, — коротко ответил Балар и поскакал еще быстрее.

Путники ехали уже по глубинной, внутренней части пустыни Гансау. Солнце пекло и давило, словно непреходящий ужас погони. Наверное, удар по голове нанес вред более значительный, чем казалось поначалу, а может, сводило с ума шепчущее за спиной копье. Льешо чудилось, будто сама пустыня, с каждым днем становясь все невыносимей, иссушает мысли, не оставляя ничего, кроме видений, которые властвовали сильнее, чем во сне. Хмиши кричал так, словно мучители вырывали из его тела печень, а бледная, едва живая от ужаса Льинг смотрела на пытки. Шу тоже был там; в беспомощном гневе он лишь звенел цепями. Хабиба ехал следом на мощном белом скакуне, с сидящим на перчатке орлом, но все его удивительные способности так и не смогли указать путь. Мастер Марко в этих видениях не появлялся, однако его присутствие отравляло их, словно ядовитый пар.

Льешо с ужасом ожидал отдыха. Однако, когда он отказывался от сна, сумеречные картины просачивались в утомленный бодрствованием мозг словно галлюцинации, а сердце наполнялось ужасом и ненавистью к гарнам. Образы угнетали и подавляли; юноша знал, что всадник-гарн, чей разум перетек в его, боится и ненавидит волшебника, воля которого даже издалека правит всем и вся. И все же, подчиняясь воле клана и страху смерти от рук мастера Марко — ведь в случае неудачи он убьет их всех, — человек этот неотступно следовал за вождем. Гарны очень боялись пустыни — страх породили те мифы, о которых рассказывал Хмиши: о кочевниках, прорицателях и блуждающих в песчаной глуши духах. Кроме того, всадника преследовал страх заблудиться в безжизненных песках. Если закончатся запасы воды — солнце безжалостно иссушит плоть, а мозг закипит в сосуде черепа.

Мысли преследователя настолько походили на его собственные, что разница между ними стерлась. Льешо ясно ощущал безжалостную ярость преследователя, в то же время лишь смутно сознавая, что причина этой ярости — он сам. Гарны вовсе не испытывали чувства ненависти к вождю клана улгаров — тому, кто завел их в пустыню, — нет, они куда сильнее ненавидели свою жертву, так как именно из-за нее кошмарные пески затягивали их все глубже и глубже. Всадник лелеял в мыслях картину страшных пыток, которым он подвергнет этого мальчишку, принца Фибии, как только поймает его. Льешо же, читая эти мысли, во сне кричал от ужаса. Воображение преследователя отзывалось синяками и ссадинами, которые появлялись на теле сами собой — так, словно мучения были реальными. Уж они заставят принца говорить! К хозяину его привезут сломленным, избитым рабом.

Льешо невольно натянул державшие его в седле веревки — он совершенно потерялся, уже не понимая, где мучительный сон, а где — не менее изнуряющая реальность бесконечного пустынного пути. Смутно, издалека, из таких далей, которые невозможно было преодолеть, юноша услышал голос Балара — брат звал его по имени. Но нет, страшные, терзающие разум видения никак не хотели отступать; они кружили и кружили, отзываясь в голове страшной болью.

— Льешо! Льешо! Проснись же! Это всего лишь сон!

Всадники остановились. Или это только казалось, потому что рядом стоял брат?

— Попей немного, пожалуйста!

У лица возник дурно пахнущий, полупустой бурдюк с водой. Льешо прекрасно помнил предостережение об отравленных колодцах, а потому решительно оттолкнул воду. Вызывало сомнение все вокруг: и бурдюк, и давно ушедший в песок мертвый оазис, и едва заметная тень высохшей финиковой пальмы, под которой они остановились отдохнуть.

— Ты должен попить, принц Льешо, иначе просто умрешь! — донесся голос восседающего на верблюде карлика-музыканта.

— Пожалуйста, брат.

Балар снова поднял бурдюк. Льешо резко оттолкнул руку.

— Ты не настоящий! — отчаянно закричал он, удивляясь хрипоте собственного голоса.

Бурдюк выпал, вода тонкой струйкой потекла по песку, тут же впитываясь. Запах влаги внезапно разбудил страшную, отчаянную жажду. Да, иногда и галлюцинация может говорить правду. Собачьи Уши не ошибается: если он хоть немного не попьет, то непременно умрет.

Харлол, тот самый человек, который пытался убить императора, ловко подхватил бурдюк — вода не успела вытечь.

— Черт подери, Кагар! Неужели нужно было бить его так сильно?

— Это вовсе не из-за удара! Это сны, видения. Они совсем его одолели!

— Скажи это Динхе, когда она спросит, почему вместо живого принца снов мы привезли труп.

Харлол злился. Это хорошо. Вернее, ничего хорошего, если он, Льешо, уже мертв, но, во всяком случае, ташек начинал показывать свое истинное лицо. Оказывается, его похитили для того, чтобы отдать Динхе. Балар сказал, что этому человеку можно доверять, но вдруг он и сам ошибался?

— Принц не умрет!

Балар схватил бурдюк, а погонщик, пробурчав что-то невнятное, начал внимательно осматривать ноги верблюда.

Он вовсе не собирался умирать. Льешо сказал бы это, если бы доверял своим попутчикам. А доверять он не мог: ведь именно они виноваты в том, что слуги его самого жестокого врага, мастера Марко, захватили в плен Адара. Так что теперь Льешо просто не имеет права умирать. Он должен жить, пока не освободит брата. Скорее всего его хотят отравить… Ну что же, предсказатели снов выжили, значит, сумеет выжить и он. В конце концов, все это уже испытано — с мастером Марко.

— Пожалуйста, Льешо! Ты же так долго боролся за жизнь, не сдавайся! — Балар налил немного воды в ладонь и протянул брату, словно чудодейственное лекарство. — Выпей.

На сей раз юноша послушался. Вода была немного затхлой, пахла кожей и пыльной рукой Балара, но в целом вполне нормальной. Впрочем, это вовсе не означало, что можно доверять всем вокруг: скорее всего они просто хотят доставить его на место живым. Ничего, там посмотрим.

— Ну вот, молодец.

За эту снисходительную похвалу Льешо захотелось ударить брата, однако какой смысл драться с собственной галлюцинацией?

— Вы все не настоящие.

Он уже говорил это, ничего более оригинального в голову почему-то не лезло. Однако фраза возымела действие, потому что Харлол, садясь верхом, причудливо выругался. Балар не отреагировал; на его лице застыло отчаяние. Потом они снова тронулись в путь, и Льешо затерялся в мире сновидений.

Когда стало немного легче, юноша решил, что уже умер или что, проснувшись, обнаружит: все происходящее после ночи шестнадцатилетия — просто сон. С опаской открыв глаза, он увидел, что оказался в провинции Фаршо, в саду ее сиятельства. Именно здесь смертная богиня Сьен Ма учила Льешо стрелять из лука. Мишенью служили плодоножки персиков. Собранные столь причудливым способом фрукты потом оказывались прекрасным обедом. Сейчас, во сне, он очутился под зеленым куполом листьев, на мягком ковре травы. Чарующий запах персиков приносил воспоминания о последних минутах мира. Если бы можно было поверить в реальность происходящего, Льешо непременно бы расплакался.