Уход Мистлера - Луис Бегли

И она заговорила по телефону.

Потом вновь вернулась к его телу. Давление пальцев стало еще более интенсивным. И характер его изменился. Вот она принялась месить его ягодицы, засунув то ли локоть, то ли край ладони в щель между ними. Как ему показалось — чуть ли не в задний проход. И он ощутил начало эрекции, причем происходило это против его воли или желания. И уж определенно не имело отношения к этой невзрачной коротконогой деловой дамочке.

А руки ее спускались все ниже. Теперь она работала над его бедрами, внутренней их частью. Пальцы коснулись мошонки, бегло ощупали ее и переместились ниже, к менее интересным частям тела. К коленям Мистлера, его икрам и лодыжкам, которые она терзала особенно долго. Затем — к ступням. И пальцам ног. Она растягивала их, и суставы громко щелкали.

Так хорошо? А теперь на спину, пожалуйста.

Эрекция была просто невероятной. Полотенце так и распирал пульсирующий бугорок плоти. Она шутливо пригрозила ему пальцем. И снова началось путешествие пальцев — только теперь в обратную сторону, от ступней ног вверх, все выше и выше, к тому месту, где находилась мошонка. Пальцы так и порхали вокруг этого нежного органа. А потом она вдруг приподняла полотенце, посмотрела и нахмурилась.

Давно не заниматься любовь, да?

Он отрицательно помотал головой. Нет. Интересно, как она восприняла это двойное отрицание?..

Особый массаж. Никому не говорить, да?

На сей раз он утвердительно кивнул.

Она делала это так умело, как ни одна женщина на свете, лучше, чем сам он, когда еще мальчишкой занимался онанизмом. Обычно в такие моменты он сидел за уроками, быстро и ловко орудуя пальцами. А потом размазывал по ладони кремообразную жидкость и, обессиленный, плелся в дортуар спать. Когда он кончил, она обтерла его клинексом. Потом снова приникла к его телу. В конце задействовала губы. Выплюнула сперму в свежую салфетку, придирчиво осмотрела ее. Кончить два раза? Сильно.

После всего этого она нежно обтерла его влажным полотенцем и спросила: Ты оставаться в Токио? Да.

Когда хотеть массаж, спросить Мацумота. Запомнить?

Запомню.

Очевидно, то было ее имя, а не название операции. С невероятной быстротой и ловкостью она привела постель в порядок, унесла полотенца в ванную. Потом протянула ему квитанцию на оплату услуг, где он расписался, поклонилась и прошмыгнула в дверь со своей пластиковой сумочкой, где носила тальк, кремы и детское масло.

Почему он вдруг вспомнил эту сцену, достаточно банальную? Почему она казалась столь эротичной — даже воспоминания о ней пробуждали эрекцию? Очевидно, его чувства к Лине являлись как бы зеркальным отражением тех эмоций, что он испытал тогда. Того, как он повел себя с той японкой, что она проделала с ним. Тогда, в Токио, он так и не понял, был ли актером в той сцене или всего лишь частью реквизита. Та японская дамочка вовсе не была обязана делать это. Ведь он просил только массаж. А все остальное имело место лишь по ее инициативе. Должно быть, ей просто нравилось играть с его штуковиной, заставляя тупого и богатого иностранца кончить два раза подряд, причем почти без перерыва. Сначала — в ее грубые и сильные ладони. Затем — уже в эту чудовищную пасть с золотыми зубами, ночной кошмар дантиста. Должно быть, для нее то был способ показать ему, кто здесь главный, унизить его. Но ведь если разобраться, это скорее он ее унизил — сам и пальцем не пошевельнул, чтобы приласкать эту суровую немолодую женщину. Да, она была намного старше его и наверняка варила вечерами липкий и безвкусный рис мужу. Он унизил ее и был унижен ею. Был податливым воском в ее руках. Может, именно этого он всегда подспудно ждал от секса? Может, потому так страшно хотел Лину? Она откровенно и бесхитростно предлагала ему себя. Готова была работать и руками, и губами. Даже не дожидаясь его просьб.

Он не стал накидывать халат. Поглаживая член, горячий и твердый, немного изогнутый, подобно бумерангу, шагнул к двери в гостиную и распахнул ее. Сейчас, прямо как войдет, вонзится в нее, она и опомниться не успеет.

Но Лины нигде не было. Ни в кресле, где она обычно читала, ни на диване. Комната пуста. И Мистлер тут же почувствовал, как угасает эрекция и член превращается в подобие тряпочки. На полу, на самом видном месте, валялся сложенный пополам листок бумаги с дважды подчеркнутой надписью: «Мистеру Мистлеру». Он подобрал его и начал читать.

Прощай, Томас. Надеюсь, те несколько дней, что мы провели вместе, были тебе приятны. Невинное развлечение для нас обоих. Встретив тебя на обеде у миссис Уильямс, я почему-то подумала, что нравлюсь тебе. Хоть ты тогда был сама холодность и вежливость.

Теперь я поняла, что ты можешь дать мне лишь это — холодность и вежливость, не более того. Хотя, если разобраться, не так уж ты и вежлив. Особенно если на тебя, что называется, находит и ты начинаешь унижать и донимать человека, как это случилось сегодня днем. Я собиралась улететь завтра дневным рейсом, чтобы не упустить ту работу в Париже, но решила уехать прямо сейчас. Так будет лучше для нас обоих. У тебя окажется свободен день, можешь провести его с тем, кто тебе действительно нравится, то есть с самим собой. Знаю, это глупая старая шутка, но не могу сдержаться. И тебе вовсе не обязательно извиняться передо мной и все такое прочее. Но если вдруг представится возможность помочь мне, как ты обещал, получить работу от вашего агентства, я буду страшно признательна. Я даже помолюсь за тебя! Что скажешь?

Спасибо за тряпки и все эти изумительные обеды и ужины.

Ну вот, наверное, и все. Желаю приятно провести время!

Лина

P.S. Вообще мне кажется, ты не слишком любишь женщин. Не уверена даже, что тебе нужен секс. Что ж это с тобой такое, а?

Ветер, дующий с канала, был пронизывающе холодным. Весь дрожа, Мистлер затворил окна и вернулся в спальню за халатом. Перечитал письмо, скомкал листок бумаги и бросил в корзину для мусора. А потом вдруг произнес вслух — слишком уж невыносимой показалась тишина в комнате: Я этого не хотел, но сам напросился. И тут же поправился: он ведь не просил Лину навязываться ему в компаньонки в Венеции. И в тот вечер у Анны Уильямс он никак ее не обнадеживал. Она навязалась сама — под дурацким предлогом, что якобы мечтает его поснимать. Что ж, получила то, что заслужила. Вернее, получила то, чего хотела: пожила в Венеции в шикарном отеле, к тому же ей обещали работу в агентстве. Но она допустила ошибку. Так не уходят. Это некрасиво.

А его ошибка заключалась в том, что надо было вышвырнуть ее из номера в первую же минуту. Но есть и хорошие новости — так бы она наверняка сказала, — он вовсе не обязан видеться с ней снова. Никаких там приглашений зайти куда-нибудь выпить или пообедать в Нью-Йорке. Плохая же новость заключается в том, что это письмо может быть очередной уловкой. И что никуда она не уехала и завтра тоже не уедет.

Настоящая шпионка, выведала все его планы. А что, если она заказала билет на тот же рейс в Париж, которым летит он? И вдруг заявится в аэропорт со словами: А вот и я! Прости, я вела себя просто отвратительно. Улыбнется и заставит его выбирать между равно неприемлемыми альтернативами: или отшить ее самым грубым образом (что было бы правильно!), или же позволить сидеть рядом с ним в салоне. А потом, по прилете, заставит еще чего доброго показывать ей Париж. Как знать?.. Может, она и там захочет поселиться с ним в одном отеле.