Гражданская война в Испании 1936-1939 - Бивор Энтони

Группы плохо вооруженных рабочих отбивали нападения войск и большого отряда фалангистов Мануэля Эдильи. У могилы сэра Джона Мура они потерпели окончательное поражение, не дождавшись находившихся уже поблизости подкреплений dinamiteros и шахтеров из Нойи с винтовками. Убедившись, что опоздала, и осознав опасность тяжелого боя, колонна вернулась в горы. Одна ее часть ушла к партизанам, другая двинулась на восток, к Бильбао.

В Виго, тоже перешедшем в руки националистов, солдатам полка Мерида выдали много спиртного, и колонна пришла в центр города полупьяной. На площади Пуэрто-дель-Соль офицер, командовавший колонной, объявил о военном положении и в ответ на возмущенные крики безоружных горожан отдал приказ стрелять. Солдаты открыли пальбу во все стороны.

Ранним утром 20 июля к вооруженным кто чем мадридцам вокруг казарм Монтанья присоединилось много людей, включая женщин. К стрельбе изготовились два 75-миллиметровых орудия «Шнейдер». Отставной артиллерийский капитан Орад де ла Торре нацелил их на улицу Байлен в 500 метрах от казарм. Потом в 200 метрах от цели было установлено 155-миллиметровое орудие под командованием лейтенанта Видаля[170].

Тысячи людей окружили казармы. Они шли по Пасео-де-Росалес и от Северного вокзала. Эта людская масса беспорядочно наступала и откатывалась. Находившийся там адвокат вспоминал: «От казарм доносились ружейные выстрелы. На углу площади Испании и улицы де Феррас несколько штурмовых гвардейцев, прижавшись к стене, перезаряжали винтовки. Множество людей сидели на корточках или лежали между деревьями и скамейками сада». С ближнего летного поля Куатро-Вьентос, где выступление было подавлено накануне, прилетели верные правительству самолеты. Когда они сбросили на казармы бомбы, тысячи горожан взревели и запрыгали от радости, но из казарм снова застрочили пулеметы, были убитые. Британский поэт Джек Линдсей написал об этом дне стихотворение:

Удивительно ли, что эмоции в эти моменты часто затмевали здравый смысл? Вооруженные счастливчики палили из старых револьверов по толстым каменным стенам. Штурм казарм Монтанья стал доказательством того, что неразбериха способна порождать ужасы. Многие солдаты, готовые сдаться, размахивали из окон белыми флагами. Толпы радостно бросались вперед, но офицеры приказывали открыть пулеметный огонь, очереди косили людей рядами. Так происходило раз за разом, поэтому к моменту штурма казарм масса людей пришла в полное неистовство. Штурм удался только потому, что сержант-сапер из республиканцев успел распахнуть ворота, прежде чем его застрелил офицер. Последовала ужасная бойня[172].

В Гранаде генерал Мигель Кампинс сохранил верность республике и заверил гражданского губернатора, что его офицерам можно доверять[173]. Но полковники Муньос и Леон Маэстре подняли мятеж. Кампинса арестовали 20 июля и позже расстреляли по приказу генерала Кейпо де Льяно за сопротивление «движению за освобождение Испании». Рабочие, поверившие, что гарнизон и штурмовая гвардия не взбунтуются, слишком поздно поняли, что происходит. К ночи мятежники захватили центр города. Их противники отошли в район Альбесин, забаррикадировались там и три дня держали оборону, но мятежники подтянули артиллерию. Множество семей погибло под развалинами собственных домов в результате артобстрела.

Из всех крупных городов в Валенсии ситуация не прояснялась дольше всего, так как генерал Мартинес Монхе, командир дивизии, отказывался определяться, на чьей он стороне. Выступление генерала Годеда по радио в Барселоне стало тяжелым ударом по тамошним заговорщикам, которым стало трудно перетянуть на свою сторону других офицеров. НКТ уже объявила всеобщую забастовку в области Валенсия и присоединилась к исполнительному комитету, собранному партиями Народного фронта в кабинете гражданского губернатора, которого комитет сместил за отказ выдать оружие.

НКТ благодаря членству докеров была крупнейшей рабочей организацией и выдвигала ряд условий для своего сотрудничества с Народным фронтом. Одно из них состояло в том, чтобы военизированные силы были разделены между крупными группами рабочих, для гарантии их лояльности и контроля. Это условие было принято, и смешанные «группы вмешательства» заняли радиостанцию, телефонный узел и другие стратегические объекты. Но когда отряд из Гражданской гвардии и рабочих был отправлен на помощь в другой район, гвардейцы перебили свою стражу и присоединились к националистам.

Генерал Мартинес Монхе продолжал настаивать на своей лояльности, хотя по-прежнему не выполнил приказ правительства раздать оружие. Его уверения мало кого убеждали, он явно ждал развития событий в других городах. Спор о том, штурмовать ли казармы, еще больше усложнился после прибытия из Мадрида делегации под руководством Мартинеса Баррио. В конце концов даже те, кто боялся бегства нейтралов во вражеский лагерь, согласились, что ситуация нетерпимая. Через две недели после начала восстания казармы были захвачены. То, что им не подчинилась Валенсия, стало для мятежников серьезным ударом, лишившим их возможности наступать на Мадрид с востока.

В Андалусии силы Кейпо де Льяно не смогли продвинуться дальше центра Севильи и аэродрома. Частные самолеты членов аэроклуба позволяли проводить разведку и одиночные вылеты для бомбардировки. Но главной функцией посадочной полосы был прием самолетов из Марокко, доставивших, в частности, 5-ю бандеру майора Кастехона. За их прилетом 21 июля последовал штурм квартала Триана (считается, что оттуда родом был император Траян). Затем Кастехон и его подчиненные атаковали кварталы Макарена, Сан-Хулиан, Сан-Бернардо и Пумарехо, державшийся до 25 июля.

Пресс-секретарь Кейпо де Льяно Антонио Баамонде (впоследствии поменявший свои взгляды) так описывал действия против этих районов, оборонявшихся почти безоружными жителями, потери которых в наступивших потом репрессиях составили более 9 тысяч человек: «В рабочих кварталах Иностранный легион и марокканские «регуларес» рыскали по улицам, застроенным скромными одноэтажными домиками, швыряли в окна гранаты, убивали женщин и детей. Арабы не упускали возможность грабить и насиловать. Генерал Кейпо де Льяно в своих ночных выступлениях перед микрофоном (по радио Севильи)… подстрекал войска насиловать женщин и с грубым сарказмом живописал ужасные сцены такого рода»[174].