Псы войны - Адриан Чайковски

Аслан опять покопался в записях. У Мюррея был только один отряд мультиформов, и имена остальных совпадают. Наверное, кто-то перепутал записи, решил Аслан. В конце концов, никто не считал это таким уж важным.

– Тогда привет, Рекс. Меня зовут Керам. Керам Джон Аслан. Я работаю в Международном суде.

Стоило взглянуть на это жутковатое, звериное лицо, и душа уходила в пятки. Да можно ли вообще рассматривать подобное существо не как угрозу?

Их уничтожат, Аслан это знал. От концентрационных лагерей до газовых камер. И суд, намеренный покарать геноцид, устроит новый холокост.

Плохие Псы сидят в клетке.

Нас в этой клетке сто двадцать семь. Она очень большая. Здесь работают сорок три человека. Они нас боятся, мы это чуем. Но они не знают, что мы тоже их боимся. У них есть способы сделать нам больно, и они ими пользуются при случае, просто ради напоминания. И все-таки они боятся. Боятся, потому что они не наши хозяева, а всего лишь тюремщики.

У каждого из нас есть маленькая клетка внутри большой. Стены из решеток, так что мы друг друга видим. Здесь никогда не бывает тихо. Кто-нибудь всегда огрызается, фыркает или рычит, кричит и угрожает. И вся клетка наполняется эхом.

Здесь только псы. Другие формы, экспериментальные, содержат в других местах, за другими решетками. Где-то есть и другие клетки с псами, но мы здесь. Мы слышали, что именно здесь все решится. Новости просачиваются в клетки с трудом, за каждый клочок приходится бороться.

Мы здесь потому, что опасны. Я не понимаю, ведь они сами сделали нас опасными. Странно, что их это удивляет.

Многие из нас – боевые псы, как я. Некоторые сражались на той же войне. Остальные дрались в других боях, в других частях света. Мы рассказываем друг другу о войне. Если отбросить жару и холод, сырость и засуху, то все сводится к одному. Другие псы – охранники. Они жили в домах и помогали их охранять. Тех, кого мы называем врагами, они называют грабителями. Мне понравилась бы такая жизнь. Такая мирная. Но возможно, я буду скучать по сражениям.

Воздух наполнен запахами. Рядом со мной никогда не было столько похожих на меня. И каждый наполняет воздух своими метками – состоянием здоровья, настроением. Некоторые больны, и теперь их стало больше. Многие несчастны. Несчастные и больные псы не покидают свои клетки, даже чтобы размяться.

Мы упражняемся. Нас группами выпускают в окруженный стенами двор, и мы наматываем круги под дулами оружия со снотворным и электрошокерами. Я люблю поразмяться. Прогулки и кормежка – единственные события здесь, а кормежка скудная и плохая. А еще в нее подмешивают всякую гадость, и многие псы от этого заболевают, становятся сонными и заторможенными. Но последние военные модели могут переваривать пищу очень быстро, так что она не оказывает особого эффекта.

Мы о многом разговариваем. Например о том, что делали раньше и почему нас здесь заперли. Мы говорим о боях или о местах, где жили. Иногда о хозяевах. У всех были хозяева. И мы по ним скучаем. Никто из нас не понимает, почему хозяева отправили нас сюда. Наверное, все мы Плохие Псы.

Это не совсем так. Я кое-что понимаю. Я понимаю, что был Плохим Псом. А все потому, что пытался стать Хорошим Псом, но не так, как хотел Хозяин. Я заслуживаю такого наказания.

Больше всего люди боятся, когда мы разговариваем, а не кричим и лаем. Я этого не понимаю. Говорить – это так по-человечески, почему же мы становимся страшнее, когда больше похожи на людей, чем на псов?

Когда мы разминаемся, то часто деремся. Сегодня я выхожу, и один большой пес тыкается в меня лбом и пытается сбить с ног.

– Это вы виноваты, военные псы! – рявкает он. – Я был Хорошим Псом у прекрасной хозяйки. Везде с ней ходил. Оберегал ее. А теперь заперт в клетке из-за вас, плохих псов-солдат. Вы убивали людей на войне, а теперь все мы в клетке!

Технический кампус Корнеллского университета, находится на острове Рузвельта в Ист-Ривер. В настоящее время строительство еще не закончено.

Все это я знаю и без него, и потому мы деремся. Хотя он крупнее, а мои раны еще ноют, я быстрее и опытнее. Я отрываю ему ухо, хватаю за холку и треплю, пока люди не стреляют в меня, наполняя болью.

В своей клетке я открываю канал связи, как раньше, когда слушал голоса отряда. Я скучаю по Патоке. Я скучаю по Дракону и Рой, но их больше нет. Мои мысли о них наполнены печалью. Я был плохим командиром и Плохим Псом.

Сидя в клетке, я возвращаюсь к воспоминаниям о них. Как Патока велела довериться ей. Как Дракон ловил рыбу. Как прощалась Рой.

В коридоре между клетками появляются люди. Их много, и у всех электрошокеры, они останавливаются перед моей клеткой. У них есть путы, которые удержат даже меня.

Я думаю, что меня решили наказать за драку, и это справедливо. Они велят мне выйти, и я подчиняюсь. Они меня ненавидят и боятся, но теперь у меня нет других хозяев.

Когда путы на мне, а челюсти стянул намордник, один человек осмеливается ткнуть меня палкой в бок.

– Сегодня для тебя специальное обращение, Хатико, – говорит он. – С тобой хочет поговорить адвокат.

И вот я сижу перед Керамом Джоном Асланом. Я расстроен и пытаюсь догадаться, что это все значит.

Аслан называет себя адвокатом, но кто это? База данных выдает неполный и непонятный ответ. Хотя вроде беспокоиться не о чем. Я просматриваю все ссылки и выясняю – адвокаты защищают интеллектуальную собственность в моей конструкции. В базе данных есть предупреждение об опасности для адвокатов в случае разрозненных сведений. И ничего не понимаю, но адвокаты выглядят пугающе. Я не боюсь Аслана. Я не чую его запаха через перегородку, но вижу его страх передо мной в мельчайших движениях.

– Итак… – адвокат возится с компьютером в руке. Я машинально пытаюсь подключиться, но компьютер не принимает подключений по незащищенным каналам. – Если я задам тебе несколько вопросов, – говорит адвокат, – ты ведь на них ответишь?

Я ерзаю и слегка подаюсь вперед, а он невольно отклоняется назад. Как же я устал от того, что люди меня боятся. Это вынуждает меня считать их врагами. А мне больше не нужны враги.

Я не знаю, чего хочу. Я представляю, как Патока говорит: «У нас нет будущего, если станем убивать людей». Тогда что остается?

А может, она имела в виду вот это. Адвокат Керам Джон Аслан что-то от меня скрывает, что-то важное, и его это расстраивает, и это имеет отношение ко мне, поэтому он здесь. Он хочет задать мне вопросы. А я могу задавать ему вопросы?

Я пытаюсь.

– Зачем ты пришел?

Он подпрыгивает и отвечает:

– Я… – и снова сверяется с планшетом. – У тебя интересный послужной список, Рекс.

Я молчу. И тем самым будто снова задаю вопрос. Он по-прежнему висит в воздухе, словно запах. Пока я молчу, он не рассеется, и адвокату придется ответить.