Записки офицера "Смерша". В походах и рейдах гвардейского кавалерийского полка. 1941-1945 - Олег Ивановский

Мы шли все дальше и дальше. Молчали.

— Товарищ лейтенант, а вы тоже из Москвы? — В ее голосе прозвучала больше надежда, чем вопрос.

— Да, я из Москвы. Вернее, из Подмосковья. Слышала про такое село — Тайнинское? И станция такая есть по Ярославской железной дороге.

И я рассказал обо всех тех легендах ли, слухах ли, а может, и древней правде, которые бередили наши мальчишеские души в те уже далекие, но не забытые детские и юношеские годы. Я так увлекся воспоминаниями, что не заметил, как стало смеркаться. Мы остановились. Стояли и смотрели молча друг на друга.

— Товарищ лейтенант…

— Не надо «лейтенант», а? Зови меня по имени, ладно? Ведь я тебе не начальник, а ты не подчиненная.

— Не знаю, получится ли…

— Должно получиться. Ведь мы еще встретимся? А?

— А вам… А тебе этого хочется?

— Конечно.

— Значит, встретимся. А знаешь, что мне очень хочется? Чтобы ты научил меня верхом ездить. А то все на повозках да на повозках. У нас ведь верховых-то лошадей мало.

— Во-первых, не лошадей, а коней. В кавалерии так говорить положено.

— Слушаюсь, товарищ гвардии лейтенант! — рассмеялась она. — Так как насчет занятий, договорились?

— Когда прикажете начать? Прямо сейчас?

— Ну не сейчас… Сейчас уже темнеет. Завтра можно?

— Конечно можно, приходи в конце дня.

И мы быстро зашагали по тропинке к дому. Как легко и весело было на сердце в тот вечер. Та неожиданная встреча, лес, показавшийся каким-то особенным… И рядом милая, симпатичная девушка… Нам было по двадцать с небольшим…

На следующее утро я проснулся рано в великолепном настроении. Мне все нравилось! Посмотрел на часы, было что-то около семи. Мысленно повел глазами за предстоящим движением часовой стрелки и отметил в сознании — до вечера еще чуть не полный оборот, 12 часов! Безобразие какое-то, столько часов еще ждать… Чего? Встречи с Людой? Что это со мной? Влюбился? Да как же так может быть, в один день? А Вера? При мысли о Вере всплыло то неприятное, холодное, застрявшее в сердце в тот февральский вечер. А ноябрьский вечер, Зоя? Ничего вразумительного самому себе ответить на вопрос «Что со мной?» я не смог. А кто бы смог?

— Товарищ начальник… — На пороге стоял Николай.

— Чего тебе?

— Где это вы вчера вечером пропадали и когда домой явились?

— А ты что, родитель мой? Или я обязан тебе отчет давать? Так я совершеннолетний. Не маленький.

— Маленький не маленький, а сказать, куда пошли, — надо. Не рядовой солдат. Кстати, вчера вечером из штаба полка прибегали, вас к телефону из штаба дивизии Брате нков требовал..

— Ругался?

— А я почем знаю. Я с ним не говорил. Посыльному сказал, что лейтенант где-то в подразделениях, как придет, скажу, что звонили.

— Так что же ты вчера мне не сказал?

— А что говорить на ночь глядя? Сегодня сами узнаете, что к чему…

К 12 часам мы с Николаем, верхами, выехали в штаб дивизии. До места, где он располагался, ехать было минут сорок.

Братенков собрал оперативников всех подразделений дивизии для ознакомления с обстановкой на участке Воронежского фронта, в тылу действующих армий и в нашем районе. Данные контрразведки, о которых он сообщил, как-то не очень соответствовали, прямо скажу, благодушному мирному настроению.

Дело было в том, что в лес, неподалеку от нашего расположения, противник выбросил парашютистов — то ли разведчиков, то ли диверсантов. Жители соседнего хутора обнаружили в лесу несколько парашютов. Других данных пока не было.

— Так что вот, дорогие товарищи, отдых отдыхом, но бдительность терять нельзя. А то вчера вечером я хотел поговорить с одним нашим товарищем, а его в полку найти не могли. А полк-то в лесу стоит.

Говоря это, Братенков не смотрел в мою сторону, но краска, вылезшая у меня на шею и щеки из-под воротника френча, красноречиво свидетельствовала о виновнике.

— Единственное, что я могу сообщить, — это то, что эти парашютисты могут быть одеты в красноармейскую форму и, конечно, вооружены, и вряд ли это немцы. По линии командования ориентировка командирам полков отдана. Они будут организовывать прочески лесных массивов и усиленную охрану в местах дислокаций. А ваша задача, надеюсь, вам ясна? Не забудьте связаться с местным населением. И повторяю: бдительность и еще раз бдительность!

Через час мы с Николаем тронулись обратно. Братенков мне так ничего не сказал, видимо, решил, что и намеков достаточно.

До расположения полка оставалось минут двадцать хорошей рыси. Мой серый Разбой, к счастью оставшийся в живых, отдохнувший, шел легко, поекивая селезенкой. Приподнимаясь в такт в седле, я думал о только что сказанном Братенковым. Как-то не вязалось: десант, враги, диверсанты и… тишина, лес, покой, встреча с Людой…

Дорога шла вдоль опушки. Размечтавшись, я не заметил стоящей чуть отдельно развесистой сосны, с сучьями над дорогой. Чуть не ударившись головой о толстый сук, резко нагнул голову… Что случилось в тот момент, я понял только через несколько минут. Я лежал на земле и с удивлением смотрел на Николая, стоящего передо мной на коленях.

— Господи, что такое? Не разбился? — Он тронул меня за плечо. — Как же это? Как ты себя чувствуешь?

— Коля, ей-богу, не знаю, что случилось. Голова вот кружится, — но боли нет. А почему я упал?

— А ты головой не ударился?

— Да нет, не ударился. — Я провел рукой по лбу. — Только резко кивнул…

Неужели это все еще ранение о себе дает знать?

— Вот приедем, пусть Аронов посмотрит.

— А что он посмотрит? Смотреть-то не на что. Потихоньку, опираясь на Николая, я встал. Он помог сесть в седло. Дальше ехали шагом.

Почему же я слетел с седла? Почему потерял сознание? На все «почему» я, естественно, ответить не мог. Ясно было одно: резко головой кивать не надо… Подумал-подумал и решил ни Ефиму, ни кому другому в полку об этом не говорить. А то запрячут в госпиталь…

— Николай Григорьевич, Коля! О том, что случилось, никому ни слова! Понял? Это и просьба и… приказ. Вот так.

Проезжая мимо штаба полка, я соскочил с седла, отдал^ повод Николаю:

— Давай домой, меня не жди. Обед приготовь, я через часик буду.

В штабе помощник начальника штаба — ПНШ-2 старший лейтенант Зотов, сидя в уголочке за небольшим столиком, еще пахнувшим свежей сосной, что-то писал, заглядывая в двухверстку — топографическую карту, сложенную гармошкой.

— О, вот хорошо, что ты пришел! А я уже посылал к тебе. Бумагу вот из штадива нарочный привез, на, посмотри.

Это было распоряжение об усилении охраны и ориентировка о возможном появлении десантов противника в нашем районе.