Исправленная летопись. Книга 3. Пушки и колокола - Михаил Ремер

– Университет нужен! – словно бы прочитав мысли пришельца, решительно грохнув по столу, грозно закончил Дмитрий Иванович. – И Гедиминовичей туда, хоть бы и кровь из носу! И Ваську, и отрока его! Чтобы уму-разуму поучали их пастыри православные. Чтобы Русь Великая не только дружинами, да и людом ученым славна была! Чтобы дела, Николой начатые, и дале вершились!

– Самодержец, – негромко, но четко проронил Владимир Андреевич.

– Самодержец! – вызывающе отвечал Дмитрий Иванович. – Самодержец, под крылом своим княжества собравший да защиту от врага давший! Худо, что ли, когда ежели в землях Рязанских – беда, то сердца во всей Руси кровью обливаются?! Чем худо всей Русью врага встречать?! Чем худо без замятен между братьями?! Чем худо, ежели Русь едина, князь един, да митрополит един на земли все-то, а?!!

– А с князьями как? Теми, что на княжество Московское метят? – не поднимая глаз, отвечал Владимир Андреевич.

– А кто еще? Всех уже поотвадили!

– Так ведь грех, – уходя от прямого ответа, буркнул Владимир Серпуховской.

– А не хочешь в грехе замараться, так и в схимники иди! Им перед Богом ловчее отвечать! Думаешь, мне не боязно на Суде Страшном пред Господом предстать?! Боязно! Хоть и дело святое творю, да хоругвь православия в мир несу! Хоть о силе могучей для княжества своего грежу! О животах хоть и пекусь, а все одно – сколько душ сгубил! А сколько еще сгублю, так то Богу одному и ведомо! Кому желанна судьба такая, а?! Тебе, может?! – Великий князь Московский в упор посмотрел на набычившегося Владимира Серпуховского.

– Да, хотя бы и мне, – подняв глаза, решительно отвечал тот.

– Ну, так меч бери! Вот он я! Перед тобой! Мужу храброму долго ли?! – князь двинулся на брата, однако тот даже не пошевелился.

– Грех то, – глухо отвечал Владимир Андреевич, – худо ближнему желать. Вдвойне грех – брату, – в упор глядя на Донского, негромко продолжал муж. – Втройне – втихомолку творить грехи эти, – решительно поднявшись на ноги, Владимир Храбрый без колебаний вытянул ладонь, словно бы для приветствия. – Моя тебе рука, Дмитрий Иванович. Во всех печалях и радостях рядом буду. Во всех невзгодах и победах не отступлю! Вместе Русь Великую строить, до вздоха до последнего! Так, чтобы ни одной шельме… – сжав кулак, он погрозил, казалось, прямо небесам. – Принимаешь, аль нет, Великий князь всея Руси?! – не отводя глаз, твердо спросил он Донского.

– Грех то, – слово в слово повторяя речь Владимира, отвечал правитель, – худа ближнему желать. Вдвойне грех – брату. Неверие – то же худо. Ты – брат мой, и с тобой идти до конца! – Великий князь Московский ответил на рукопожатие.

– Ну, и слава Богу, – владыка облегченно перекрестил замерших в крепких братских объятиях Дмитрия и Владимира.

– Пойдешь навстречу Ягайле?

– Пойду, – решительно глядя в лицо брату, отвечал Владимир.

– Все, как я удумал, сделаешь?

– Вот тебе крест! – осенив себя знамением, отвечал брат.

– Благослови, владыка, – оба, повернувшись к Киприану, смиренно склонили головы.

– Благословляю дела великие вместе вершить!

– Ну и дела, – выдохнул Николай Сергеевич, уже не знавший, к чему готовиться в случае, если перепалка перерастет в настоящую ссору.

Примирившись, князья отправились по своим делам. Владимир Серпуховской с отрядом небольшим навстречу Ягайле двинулся, а Дмитрий Иванович – Сигизмунда чествовать, и теперь, сидя у Николы, наблюдал за тем, как привезенные из княжеских хором столы заполняются яствами. Тут и Алена с девками подсуетилась, и княжеские стряпчие что-то там собрали. А чтобы стол еще более торжественным был, повелел Дмитрий Иванович срочно меду хмельного из погребов княжеских достать, категорически отказавшись от припасов Булыцкого.

– Кислятина, – понюхав, поморщился тот.

– Так со свадьбы же! Ты же и хвалил, что, мол, хорош! – поразился учитель. – Спортился, что ли…

– Знать, пропал, да на стол такой – грешно.

– Так ведь не великий князь? – поразился столь щедрому приему Николай Сергеевич.

– Сегодня – просто брат двоюродный, а завтра – Бог один только и ведает, – веско отвечал муж. – Оно хоть и велел Господь днем сегодняшним жить, да все одно: иной раз наперед заглядывать не худо бы. Да и не ты ли говаривал про то, назначено что гонцу сегодняшнему, а?

Ничего не ответил преподаватель, лишь плечами пожал: мол, тебе виднее. И впрямь, вызвавшийся принять гостей, теперь пожилой человек лишь с досадой ругался на собственную торопливость: оно ведь не подумал о том, что баня – баней, а раз в парную допускаешь, то и стол изволь накрыть. И хоть в помощь – воля да припасы княжьи, так все равно – суета. Особенно, когда дом – полная чаша. Впрочем, здесь-то как раз и не возникло проблем. Все домашние, места свои зная, попрятались по углам, а дворовые с челядью, выполняя то, должно что им по дому, присоединились ко всеобщей суете.

Через час из бани вернулись довольные и посвежевшие гонцы. Отогревшиеся, да отмытые, да отварами Аленкиными надышавшиеся, они, как один, все помолодели, раздобрели. Статно рассевшись за столы и наполнив плошки медом хмельным, они, помолившись и получив благословение тут же покинувшего трапезную Киприана, приступили к обильному застолью, завершившемуся, уже когда ночь землю укрыла.

Не пивший меду Булыцкий внимательно наблюдал за происходившим, как истинный хозяин следя, чтобы гости ни в чем не нуждались, а заодно и поглядывая за тем, что и как творится. А происходило что-то ох какое непростое! Едва мед разгорячил кровь, как разбились все пировавшие на несколько групп по статусам и интересам да принялись что-то там обсуждать, отвлекаясь лишь на то, чтобы, наполнив чаши, здравицы произнести в честь великих князей, их отроков, да дела их бывшие, текущие да грядущие. Вот уже и нескладный Сигизмунд, оказавшийся между князем и воеводами, о чем-то, задорно жестикулируя, рассказывал новым своим знакомым. Уже и напившись, лез обниматься. В общем, на радость ничуть не хмельных московитов, отрываться, съехав с тормозов, начал. Вон, аж и Матвейке утку с медом подсунул, и паренек теперь, к негодованию воспитанного еще на советских идеалах мужчины, глуповато улыбаясь и хихикая, слонялся по комнате. За то, впрочем, улучив момент да на крыльцо вытащив, ох как за ухи крепко выдрал его Николай Сергеевич!

Разбредаться начали поздней ночью. Сигизмунда пригласили в княжьи палаты, а сопровождавших гонца, за хмельным своим состоянием, решили оставить у радушного хозяина, благо места в доме хватало. А тут как раз и повод второй этаж опробовать. Зря, что ли, трубу выводил да крышу утеплял. Не курорт, конечно, но все равно…

Впрочем, и сами литовцы оказались не избалованными, а потому, укутавшись принесенными рогожами и шкурами, живо поотрубались, наполнив помещение смачными переливами молодецкого храпа.

– Владимир Андреевич навстречу литовцам отправился. Сполохи пока недалече протянулись, так что завтра уж и ждем Ягайло, – уже оставшись наедине с Булыцким, поведал Дмитрий Иванович. – Завтра тебе – Сигизмунд. Я с братом да владыкой с гостями дорогими в хоромах замкнемся. Тебе меду сегодня доставят еще. Ты уж для Сигизмунда его не жалей. Хорош медок, да гостю нашему зело как люб оказался.