Про Иону - Маргарита Хемлин

Показала снимки Эллочки с Мариком в ателье и отдельно — Эллочка в школьной форме и на улице в новом пальтишке, зеленом в елочку. Снимали зимой. Шапочка-пингвинчик, темно-коричневая, как ее глазки. Тогда еще все было не цветное, и я описала на словах.

Блюма посильно участвовала в беседе. Фима находился в своей комнате и так и не вышел на мой голос. Блюма объяснила, что ему прописывают хорошие лекарства, и он ни на что сильно не реагирует.

Я предложила маме сейчас же вместе отправиться на базар, чтобы запастись продуктами, купить ей кое-что из одежды, если есть необходимость. Поинтересовалась относительно материального положения.

Блюма влезла без приглашения:

— У нас денег полно. Нам хватает. Спасибо, Майечка. Нам Миша привез, когда последний раз приезжал.

Мама четким голосом и глазами добавила Блюме:

— Ты, Блюма, не лезь не в свое дело. Не обижайся только, — и в мою сторону сказала: — Блюмочка стала такая обидчивая, просто ужас. А насчет денег — правда. Миша дал деньги. Мы их тратим только на нужное. Экономим, конечно. И тебе лично, и Марику тоже спасибо. Миша нам ваш конверт отдал. Я всегда уверена, ты нас на бедность не оставишь. А теперь и Миша прибавился. И он нас не оставит. Это такая радость, такая радость.

Я не стала выяснять, сколько Миша дал. Это деньги с алиментов, понятно, сумма большая. Про наши с Мариком деньги не говорю. Что упало — то пропало. Но чтобы родной матери какой-нибудь пустяковый подарок сделать — нет.

Моя мать сразу таким образом поставила меня на место. Это она так думала.

Базар маленький, продавцов почти нет. Сказывался не базарный день. Тогда еще большой выбор был только по воскресеньям.

Купили хорошие продукты: курицу, зеленый лук, петрушку, укроп, сливочное масло, молоко, творог, яйца, молодую картошку, домашнее подсолнечное масло из жареных семечек. Конфеты различных сортов — в коопторге.

По обратной дороге мы присели отдохнуть в парке.

Мама вышла на пенсию и могла себе позволить не спешить. Так она сказала.

Я приступила к серьезному выяснению вдали от Блюмы и Фимы.

— Мама, ты знаешь, что по твоей просьбе у меня останавливался Мотя с семьей. Он мне много рассказал, чего я не подозревала. Он тебе что-нибудь описывал из своего визита в Москву?

Мама молчала, только махнула рукой.

— Ладно. Не стоит обращать внимания на слова Моти. Я поняла, что вы все меня не считаете за человека. А считаете за чудовище. Скажи мне, что ты думаешь.

Мама посмотрела в сторону, поправила со своей стороны на скамейке тяжелую корзину, чтобы не свалилась.

— В моем возрасте, Майечка, доченька, надо не думать, а смотреть правде в глаза. Но я смотреть не хочу, я тебя любую люблю безоглядно. Давай не будем ворошить, что Мотя сказал, что Хася сказала, что Лазарь сказал. Люди говорят, что хотят. И пусть.

Я не ожидала от мамы такого поворота. Мне казалось, что ей надо выговориться передо мной. Столько лет прошло с момента нашего отдельного проживания, и вот она не находит выражений для дочери, отделывается фразами.

— Нет, мама. Так не пойдет. В вашем окружении воспитывался Миша. Вы его практически воспитали таким, какой он стал. Мотя выразил ваше общественное мнение. Он меня при муже облил помоями с ног до головы. Не исключено, что и Эллочка слышала. А теперь ты самоустраняешься. Меня Марик тактично, конечно, спрашивал, что имел в виду Мотя, и к тому же надо заметить, что он смотрел на меня с подозрением чего-то нехорошего. Но ведь и мне тоже интересно. Я перед тобой как на ладони.

Мама молчала. Я поставила перед ней трудную задачу, но раз за восемнадцать лет можно и поговорить. Это если считать со дня рождения Мишеньки. А ведь можно копнуть и раньше — со свадьбы с Фимой. Или еще раньше. Я же не вчера родилась. И мне в вину ставят всю мою жизнь, весь мой характер. Мне, педагогу, хорошо известно, что характер закладывают родители. Так кому же отвечать на мой искренний вопрос, как не матери?

— Мама, я, конечно, понимаю, что ты человек малообразованный. Говори по-простому. Я буду помогать тебе наводящими вопросами. Говори, мама. Я пойму.

И мама сказала:

— Мишенька считает, что Фима его настоящий отец, он знает давно. Он видел паспорт Фимы и прочитал фамилию. Прямо мне сказал, что это его папа до Мирослава, потому что до Мирослава его фамилия была Суркис. Ему Гиля подтвердил, потому что куда деваться. Гиля врать не мог. Тогда Миша попросил, чтобы тебе не сообщали, что он сам сделал вывод насчет Фимы, а то ты сильно расстроишься. Он часто к Фиме подступал с разговором на тему, помнит ли Фима его в детстве. Пытался разными обстоятельствами из своего раннего детства вызвать у Фимы воспоминания. Но Фима не реагировал. Гладил по голове, и все. Мы очень переживали. Гиля неоднократно проводил беседы с Мишенькой, что у него два отца, один родной по крови, а второй по документам и обстоятельствам, но тоже родной. Миша не плакал, но было заметно его большое горе.

— Ну, дальше. Как вел себя Мирослав? Он часто сюда приезжал, когда Миша тут был?

— Мирослав приезжал часто. Гулял с Мишей. Миша радовался. Говорил: папа то, папа се.

— А Фиму как называл.?

— Фиму называл Фимой.

— Мама, отвечай, пожалуйста, развернуто. С примерами. — Мне приходилось вести себя как учительнице, иного выхода не было.

— Ну, какие примеры? Не помню. В основном вся нагрузка находилась на Гиле. Миша очень к нему тянулся.

— Говорил Миша про меня?

— Нет.

— Он говорил, что любит маму?

— Нет. Не помню. Наверное, все-таки говорил. Не мучай меня, Майечка. У меня столько муки в голове, что ты только хуже себе делаешь. Я могу такое сказать, что потом мы обе пожалеем.

— Нет, мама. Говори.

Мама оторвала стрелку зеленого лука и стала растирать ее в руке, между пальцами.

— Миша всегда со слезами уезжал в Москву. Не хотел. Раз Гиля, чтобы его отвлечь, пообещал, что мы заберем его к себе насовсем. И придумал под свою ответственность, что был с тобой такой разговор и ты в настоящее время думаешь. А как только додумаешься до определенного ответа, так сразу все и решится. Гиля считал, что мальчик еще не выросший, а когда подрастет, все отпадет само собой. Каждый год повторялось одно. Мы считали, что Мише было легче думать, что со временем он будет жить с нами, а не с тобой. Потом он даже шутил на эту тему. Гиля его шутки поддерживал. Надо же было как-то мальчику находить выход в надежде, хоть и пустой внутри. Гиля первое время каждую минуту ждал, что от тебя придет письмо, или телеграмма, или вызов на переговорный пункт со скандалом, что мы забиваем мальчику голову. Но Миша же тебе никогда ни слова не сказал, не спросил? Значит, не верил с первой секунды. А делал вид, что верил. Вот такой тебе пример. Больше примеров нету.