Богиня охоты - Тесса Дэр

И лишь одна мысль застряла в ее мозгу как заноза. Она пыталась отогнать ее и не могла. Ей казалось, что на ней пылает клеймо, навеки оставленное Джереми.

Он сделал ее своей… собственностью.

Люси упала навзничь на подушки и закрыла руками глаза. Ей было нестерпимо думать о том, что отныне она кому-то принадлежала. Она ведь не была вещью, бездушным предметом! Люси не хотела выезжать в свет именно потому, что избегала встреч с самовлюбленными пижонами, рассматривающими ее как товар на ярмарке невест, как предмет торга. Ожидание того, что один из них остановит на ней свой выбор, наденет ей кольцо на палец, заставит ее носить свою фамилию, сделает ее навеки «своей», казалось Люси унизительным.

А если бы никто не пожелал взять ее в жены, это было бы позором для нее.

Люси ощущала себя Дианой, богиней охоты. Она сама хотела выбирать ее объект. И Люси уже сделала свой выбор. Ее суженым был Тоби. При воспоминании о нем перед мысленным взором Люси сразу же возник милый образ. Темно-каштановые волосы, четко очерченные скулы, подбородок с ямочкой, смеющиеся глаза, полные губы, растянутые в улыбке. Это был ее мужчина, она стремилась к нему и душой, и телом.

Всем своим существом… кроме небольшой его части. И эта предательская часть хотела другого мужчину, других губ — не улыбающихся, а крепко сжатых. Губ, прикосновение которых обжигало Люси как огонь. Именно эта небольшая ее часть, эта крохотная зона ее тела, располагавшаяся под мочкой левого уха, принадлежала Джереми.

Люси противилась этому. Но непокорный бугорок ее плоти настаивал на своем, он вышел из подчинения своей хозяйки. Люси осторожно провела пальцами по этому взбунтовавшемуся островку тела. И тут же почувствовала ответный отклик в груди, которой вдруг стало тесно в лифе платья.

Ее грудь как будто просилась наружу, тосковала по прикосновению сильных мужских рук. Люси положила на нее ладони и почувствовала, как набухли соски. Эта часть тела тоже вышла из подчинения и заявляла о том, что принадлежит не ей, а ему. Люси поняла, что потерпела поражение. Тело больше не слушалось ее. В голове роились воспоминания о сладких мгновениях, проведенных в тесном чреве платяного шкафа, тускло освещенного проникавшими сквозь резьбу полосками света.

Люси ощутила возбуждение. Она чувствовала, как ноет и покалывает точка в промежности, до которой дотрагивался Джереми. Она тоже хотела принадлежать ему, и только ему! Если бы Тоби не пришел в ту минуту… Люси замерла. Все ее пылающее тело напряглась. Оно тоже желало знать, что бы тогда было. Люси задумчиво погладила низ живота.

Легкий стук в дверь вернул ее к действительности. Люси вздрогнула и села на кровати.

— Люси, открой, это я, — раздался голос Софии.

Люси встала и отодвинула задвижку. София была одета в синий шелковый пеньюар, ее золотистые волосы рассыпались по плечам.

— Можно я войду?

Люси молча широко распахнула дверь, и София вошла в комнату.

— Я пришла проведать вас. Вам лучше? — спросила гостья, присаживаясь на краешек кровати. Она сразу же заметила, что Люси не снимала чулки, несмотря на мнимую боль в ноге. Но прежде всего Софии бросился в глаза румянец, полыхавший на щеках Люси. София улыбнулась, выгнув бровь. — О, да я вижу, что у вас все в полном порядке!

Люси села за письменный стол и сначала отщипнула кусочек от булочки с подноса, на котором ей принесли ужин. Только теперь она почувствовала, что страшно голодна, и, схватив булочку, стала жадно ее есть.

— Вы исчезли на весь день, — сказала София. — И лорд Кендалл тоже куда-то пропал. Не говорите только, что это простое совпадение, я ни за что не поверю.

Люси, пожав плечами, молча продолжала жевать.

— Люси! — нетерпеливо воскликнула София. — Вы должны рассказать мне, что случилось.

— Ничего.

София надула губки.

— Я по вашему лицу вижу, что это не так

— Неужели?

Опасения Люси не были напрасными. Софии хватило одного взгляда, чтобы догадаться обо всем. Люси решила, что ни за что не выйдет из своей комнаты. Но тут она вдруг вспомнила, что София этим утром порывалась рассказать ей о чем-то запретном, но ее прервали.

— Вы хотели поведать мне о каких-то интересных эпизодах вашей жизни, — промолвила Люси. — Я с удовольствием выслушаю вас, а потом, быть может, расскажу о том, что произошло со мной.

София на мгновение задумалась, теребя тесемку своего пеньюара.

— Не знаю, следует ли мне рассказывать вам о Жерве…

— А кто это?

— Это художник, который давал мне уроки живописи и наставлял в… искусстве страсти. — София вздохнула и легла на спину. — Это был божественно красивый мужчина, стройный, сильный, с иссиня-черными волосами и синими глазами, стойкими изящными пальцами. Я была безумно влюблена в него. Возможно, это чувство до сегодня живо в моей душе.

Люси чуть не подавилась булочкой. Она налила бокал кларета, залпом выпила его и, усевшись в кресло с ногами, подтянула колени к подбородку.

София лежала поперек ее кровати, глядя в потолок.

— И что дальше? — промолвила Люси. — Надеюсь, это не конец вашей истории?

— Все началось с набросков, — продолжала София, не сводя глаз с потолка так, словно она обращалась к нему. — Я делала эскизы углем с Давида, скульптуры Микеланджело. То есть не с самой скульптуры, конечно, а с ее изображения в книге. Я никак не могла правильно изобразить мускулы предплечья, и это бесило меня. Жерве пытался объяснить мне, как это надо делать, но он не мог выразить свою мысль по-английски, так как плохо владел этим языком, а я не говорила по-французски. Тогда внезапно он встал, сбросил сюртук и закатал рукав рубашки. Взяв мою руку, он положил ее на свое запястье, а потом провел моей ладонью по всему предплечью так, чтобы я могла ощупать его. У него были такие крепкие, накачанные мускулы…

София повернулась на бок и оперлась на локоть.

— Возможно, вы сочтете меня испорченной. Ну и пусть. Мне все равно. Да, я такая… Потому что в тот момент мне вдруг захотелось раздеть его и прикоснуться ко всем местам этого прекрасного тела.

Люси вовсе не считала Софию испорченной. Более того, она отлично понимала ее. Пример Софии служил ей своего рода оправданием. Оказывается, не только она теряла голову в присутствии мужчины. Судя по всему, вид мускулистой мужской руки возбуждающе действовал на женщин, разжигал в них сладострастие. Вот почему были изобретены манжеты. Они не дают женщинам впасть в грех.

— И вы пошли на поводу у своих желаний?

София усмехнулась:

— Да, но не сразу. — Она стала смущенно водить пальчиком по узору на парчовом покрывале. — Позже я нарисовала Жерве. Обнаженного, в мельчайших деталях его наготы…

— И даже?..

— Да, даже это. А потом я позировала ему обнаженной, и он рисовал меня.