Ричард Длинные Руки - конунг - Гай Юлий Орловский

Он перекрестился.

– Страшные вещи глаголишь, сын мой… Увы, реальные. Потому сила церкви не должна слабеть, хотя наше усиление никому не нравится. Отец Тибериус прислал отчет о твоей дороге, которую уже все почему-то именуют железной…

– Потому что по ней будет возить телеги железный конь, – сообщил я.

– Конь?

– Ну, это так. Образно. Поэтично. Монахи – одухотворенные люди?

– Отец Богидерий от тебя в восторге, – сообщил он.

– Это специалист по металлам? – переспросил я. – Да, я ему кое-что подсказал. Ну, такое, до чего не сегодня-завтра он и сам бы додумался.

Он помолчал, глядя на меня очень серьезно. Ничего сложного, хотелось мне заверить, вся цивилизация вплоть до двадцатого века была построена на простой и всем понятной механике, а век загадочного электричества был в пеленках, но я лишь благочестиво перекрестился и скромно опустил взор.

– Делай великое, – проговорил он, – не обещая великого. В этом вся церковь!

Я поднял голову и посмотрел ему в глаза.

– Отец Дитрих! Церковь основана на крови, кровью скреплена и кровью расширилась. Этого не нужно скрывать и стесняться. Мы были воинствующей религией и должны ею оставаться. Религия есть только формула нравственности! Как только начнем говорить о гуманизме – мы пропали. Так что, пожалуйста, не ослабляйте натиск!

На его бледных губах проступила слабая улыбка.

– Странно, что такое говоришь ты мне, а не я тебе. Похоже, знаешь что-то еще, скрытое от нас…

– Отец Дитрих, – запротестовал я.

Он не сводил с меня пристального взгляда.

– Что-то знаешь, сын мой?

– Я ничего не стал бы скрывать от вас, – сказал я горячо, даже слишком горячо.

Все еще всматриваясь в меня, он медленно кивнул.

– Да-да, конечно. Не сомневаюсь. Но все-таки сказать все, что промелькнуло перед взором в горячечных видениях, – прослыть безумцем. Хотя ходят слухи, что в каких-то местах всплывают картинки из прошлых времен… Иногда прекрасные, иногда ужасающие. Крестьяне, правда, пугаются любых, но человек умный и образованный, возможно, увидел бы что-то важное…

Он явно подталкивает к большей откровенности, я уже раскрыл было рот, чтобы приоткрыться, но это же не только умнейший отец Дитрих, но и беспощадный Великий Инквизитор, а он может что-то понять не так, как буду объяснять, и я сказал с тяжелым вздохом:

– Отец Дитрих… предположим… только предположим!.. кто-то в таких видениях понял, что войны можно остановить, если церковь будет иметь больше власти… Как он должен поступить?

Лицо его оставалось неподвижным, но в глазах промелькнуло некоторое разочарование.

– Как он должен? – переспросил он медленно. – Думаю, сын мой… он сам наложит печать на свои уста, дабы не пополнить ряды безумцев, но будет истово трудиться, если не совсем уж равнодушный человек, на благо церкви… Ладно, дорогой Ричард, не буду отрывать от государственных забот. Помни, Господь с тобой во всех твоих добрых делах.

Я помог ему подняться, жест младшего в отношении старшего, почтительно проводил до двери. На пороге он благословил меня, я чувствовал новую ниточку, связавшую нас, он тоже, похоже, ощутил нечто подобное. Во всяком случае, во взгляде промелькнуло нечто новое.

Сэр Жерар почтительно проводил его дальше, я вернулся к столу, но злое нетерпение бурлит, я оглянулся, не привык надолго оставаться в пустой комнате, заорал:

– Сэра Растера ко мне!

От дверей и дальше по залу прокатился крик:

– Сэра Растера к его светлости!.. Сэра Растера к его светлости… Немедленно!..

Вот для того и толкутся в залах, мелькнула мысль, чтобы я не заморачивался поисками. Свистнул, и любой перед мои светлы государевы очи. Как лист перед травой. Хорошо быть властелином…

Правда, сэра Растера пришлось искать долго, он как раз не из тех, кто толчется в покоях. Явился с грохотом, как шагающая башня из железа, только непокрытая голова торчит из стального панциря, а дальше весь в броне, даже сапоги из настолько плотно подогнанных стальных пластин, что выглядят литыми.

Узкие щели для глаз между массивными надбровьями и мощными скулами выглядят еще уже, ноздри грубой формы носа слегка раздуваются, будто в гневе, грубые губы плотно сжаты, но тяжелый подбородок выдвинут вперед.

От фигуры все так же веет грубой нерассуждающей мощью, однако мне почудилось, что ветеран чем-то словно надломлен, во взгляде непривычная усталость.

По моему жесту сел в кресло, что сразу жалобно застонало, поднял на меня угрюмый взгляд.

– Да, сэр Ричард?

– Дорогой друг, – сказал я, – что случилось? Почему печаль на высоком челе?

Он пробурчал недовольным голосом:

– Да как тут все оказалось… сложно и некрасиво. У нас в Армландии никто в спину не тычет ножом…

Я вздохнул.

– Что теперь жалеть. Утраченного невежества не воротишь.

Он медленно, словно старик, вздохнул, взглянул исподлобья.

– Что будем делать дальше?

– Жить, – ответил я.

– Ну… это мне еще удается, – ответил он с неуверенностью. – Вроде бы. Когда в Гандерсгейм?

– Об этом я и хотел, – сказал я. – К сожалению, кому-то надо остаться и удерживать наши завоевания. Если все уйдем завоевывать страну варваров, сторонники короля могут захватить власть. Сэр Растер, я вижу по вашему лицу, что вам оставаться здесь очень не нравится! Но вы будете не один…

Он буркнул:

– А кто еще?

– Барон Альбрехт, – сказал я твердо. – Барон Торрекс… да много ваших друзей будут сдерживать противника здесь, а не в Гандерсгейме! Сэр Растер, больше славы сражаться здесь с рыцарями противника, чем с полуголыми варварами.

Он хмыкнул, но задумался. Блестящая сталь доспехов вся в отблесках пламени свечей, он как объятый пламенем, в самом деле живая башня из листов стали в два пальца, готовая повергать другие башни, а это не какие-то голопузые…

– Посмотрим, – прорычал он с сомнением. – Если в самом деле без меня не обойтись, я останусь. Но в Гандерсгейме точно будут бои и сражения, а здесь? Вдруг все останется тихо?

– Только потому, – заверил я, – что устрашатся вас, сэр Растер!

Он пробормотал:

– Это так, но… мне что с того?.. Может быть, мне тоже, как и вы сейчас, спрятаться? Чтобы потом, когда обнаглеют, выпрыгнуть и порвать всех на куски?

– Тактику выберете сами, – сказал я. – К тому же, сэр Растер, я вас любезно пригласил вот для какого дела… Как я уже говорил, вы были глубоко правы, а я не прав, когда запретил рыцарские турниры. В самом деле, турниры – дело чести, дело славы, дело доблести и геройства! Осознав ошибку, я решил, что турнир нужно провести незамедлительно.