Ты, главное, пиши о любви - Юлия Говорова

Волк меня по утрам обнюхивает, вылизывает лицо и ладони, ищет блох.

Аня предложила мне печатать у нее в журнале кусочки про Хиддинка. Вас я пока текстом не беспокою, но работа идет.

Будьте здоровы и счастливы. Привет папе, Лёне, Седову и ребятам.

Ваша Юля.

11 февраля

Москва

Марина – Юле

Пиши-пиши, как не писать?

Не остановить хоть на мгновенье мгновенья,

в которых столько любви и красоты?

Я завтра в пять утра лечу в Гавану – книжная ярмарка.

Чувствую – выйду на берег океана, сяду – и…

15 февраля

Пушкинские Горы

Юля – Марине

Наслаждение, Марин, провалиться ненароком в речку Синюю (неглубокую, но с песчаным и чистым дном), попить из нее воды (холодной, чистой), умыться снегом, приехать домой, напиться чаю с коньячком, конечно, выпустить попугаев на плечо, проверить у обезьяны печку, смотреть на звезды…

Оно, конечно, не океан, но в этом омовении по пояс такой кайф – в реке, мимо которой по дороге перебежала лиса с белым кончиком на хвосте.

Снег, оттепель, туманы, капель, Ирмушка, ели…

19 февраля

Пушкинские Горы

Юля – Марине

Первые сосульки и оттепель. Лес светлеет. И воздух, Марина, воздух!

Животные пригреваются на солнце. Хиддинк кричит весенне, Ирма на солнце щурится.

Гуляем с ней по глубокому снегу. Легкая, она скачет «свечкой», «мышкует». Собаки вязнут, идут ледоколами, а она легко взмывает ввысь.

Конечно, еще будут заморозки, но березы уже вдали краснеют, пусть только немного, едва-едва.

Привет Кубе и океану!

Мы ваши.

27 февраля

Москва

Марина – Юле

Когда я прилетела на Кубу – а думала, уж никогда не долечу, – над северными островами с замерзшими озерами под толстым слоем черного льда (Канада? Исландия? Обратный путь лежал аккурат через Бермудский треугольник) – над целым миром, ничего не минуя, хотелось одного: упасть и заснуть, только – с окнами на океан.

Но мне ответили: таких номеров было три, и – я, видимо, не поняла, разговор шел на испанском, – все три оккупировал Евгений Евтушенко…

Ну, захожу в первый попавшийся, слышу, за шторами на балконе что-то шипит и грохочет, стучит в окно. От ужаса я уснула, накрывшись с головой одеялом. Наутро распахиваю шторы, а над балконом вздымается волна! И ветер, февральский ветер – Юлька! – срывает огромные сухие листья с какого-то африканского древа семейства фикусовых и швыряет их в окно.

Это было такое Чувство, что я не обратила внимания ни на открытие ярмарки с бумажными речами, ни на Рауля Кастро, словом, очнулась ночью звездной на площади, вымощенной булыжником, приплывшим в Гавану с Колумбом на корабле «Святая Мария», в окружении причудливых средневековых строений. Там полным ходом шел прием официальных лиц, поили мохито, кормить ничем не кормили – еды нет на Кубе, играл разноцветный оркестр веселых мулатов, и вдруг ОНО стало танцевать во мне, и я – целый час танцевала румбу – одна – под южными созвездьями на этом удивительном пятачке Земли.

А потом до утра прислушивалась, как дышит океан под моим окном: не верила, что у меня такая близость с океаном. Хотя его дыхание волнующее – явственно и ощутимо, даже в полный штиль.

Оказывается, пока меня тут не было, кончилась зима…

3 марта

Москва

Юля – Марине

Марина, привет! Пробуду в Москве до понедельника, приехала делать себе прививку от энцефалита и навестить маму перед весной и летом. Если не увидимся с вами, конечно, жаль, но будь что будет, вы как весеннее небо над всеми нами.

Пишу про гуся, к середине весны, то есть к возвращению гусей, закончу.

Будем смотреть в одно небо (но не в одну точку), и ждать птиц. (А я еще – ледохода и разлива, какой в этом году разлив! – предвкушаю…)

Ваш ученик… и другие звери, которым я рассказываю о вас, прости господи, как Франциск Ассизский. И они слушают внимательно, при этом Ирма нежно и аккуратно выела мне карман на брюках, очень ровно. К лету начнет линять, и я привезу вам волчьего пуха (то есть подшерстка), а вообще это большая ценность, его будут собирать птицы в гнезда.

6 марта

Москва

Юля – Марине

И вот, Марина, когда грянул гром (а пока не грянет гром, как известно, никто не перекрестится), и я в печалях собиралась провести вечность, мне привезли павлинов. В коробке. Я их выпустила, они бегают по комнате. Они бегают, бегают. И все так быстро, что мигом пришлось забыть о печали.

В другой раз я забыла о печали, когда мне привезли кроликов. Порода кроликов – французский баран. То есть очень длинные уши. Их было, наверное, восемь штук. До этого они жили только в клетках. А тут квартира. Вот это была ночь! Кролики на компьютере, кролики в кровати, кролики на столе, кролики на шкафу, кролики, кролики, кролики прыгали, играли, веселились и бесились до самого утра! Кто станет грустить в такой компании?!!

Вообще я заметила, что животные меня как-то дисциплинируют. Если перед вами я (с большой горечью) позволяю вести себя ни шатко ни валко, то здесь уж мгновенно подтягиваюсь.

Завтра мы с павлинами уедем.

Всем приветы.

8 марта

Пушкинские Горы

Юля – Марине

Хиддинк, кажется, стал ОТЦОМ. Во всяком случае, обнаружено яйцо. И я считаю, что папа – Хиддинк, а не его папа (тоже гусь), который собрал вокруг себя по весне целую стаю взволнованных гусынь.

Надо мной все смеются, что, если Хиддинку и суждено стать отцом, то отцом маленького целлофанового пакета. Он так усиленно тренируется над пустыми мешками от зерна, мой малыш, что стыдно уже людям глядеть в глаза, тем более что и к ним (то есть к людям), он тоже обращается со вполне определенными и легко узнаваемыми притязаниями.