Ее темные крылья - Мелинда Солсбери

играли роли с тех пор. У нее не было детства, она не росла. Я ощущаю себя как Венди из «Питера Пена», объясняя жизнь на Земле.

— Лучшее на земле — мой сад, — говорю я в один день или утро — или посреди ночи — когда мы вернулись из Пританея, а другие улетели по делам.

— Что в саду такого?

Я невольно улыбаюсь, она звучит как Бри.

— Просто… — я закрываю глаза и представляю восемь грядок, четыре слева и четыре справа. Мой сарай, компостная яма. Мой маленький мир, который я строила по кусочку каждый год. Как мне объяснить, как правильно я себя там ощущаю? Я помню, как Али звал сад скучным, и хмурюсь.

— Что такое? — спрашивает Алекто.

— Ничего. Подумала о глупом. И… Как это лучшее? Ну, все в саду начинается с зернышка. Они неприметны, — я вспоминаю свой плащ, замираю и нахожу его. Я роюсь в карманах и достаю семена, что уцелели после моей атаки по столу Оракула. — Как эти, — я показываю ей зернышки на своей ладони. — Ничего особенного… Что такое? — спрашиваю я.

Алекто встала и смотрит на мою ладонь, будто там скорпион.

Она не отводит от них взгляда, пока говорит:

— Это семена из твоего мира?

— Да. Они не навредят тебе, — говорю я. — Они не ядовиты.

— Ты принесла их сюда? — она смотрит на меня, мурашки появляются от силы ее взгляда.

— Не намеренно. Они были в моем кармане, когда я пришла. Это проблема?

Она качает головой, глядя на них, но хмурится. Она удивляет меня, говоря:

— Продолжай.

— Уверена?

— Расскажи мне, — говорит она так быстро, будто хочет, чтобы я заговорила, раньше, чем она передумает и остановит меня.

Я сглатываю.

— Ладно. Они выглядят как ничто, но они — все. Каждое растение появляется из чего-то такого. Наша еда, материалы для строительства домов и кораблей, для обогрева, для ткани, лекарств и красок с бумагой. Все начинается с семян. В каждом есть потенциал жизни. И в этом магия. Берешь эту кроху, создаешь с ней нечто новое. С семенем можно изменить мир. Можно изменить все.

Бри звала меня Бабушка Кори, когда я говорила о садоводстве, и я знаю, что думал Али. Наверное, как любое хобби, довольно скучно слушать об этом, если ты не в теме. Но я всегда радовалась, когда команда Али побеждала. Я была рада, потому что он был счастлив. И я подыгрывала всем планам Бри. Они могли бы относиться добрее к моим увлечениям. Как Алекто. Может, это новое, но, несмотря на ее первую реакцию на семена, она быстро втягивается.

— Расскажи, как они растут, — говорит Алекто, держа семя в ладони и разглядывая его. — Расскажи, как это происходит.

Я вздыхаю.

— Хотела бы я показать тебе. Было бы проще, чем пытаться объяснить.

Алекто смотрит на вход в Эребус, потом ее черные глаза сужаются хитро. Я смотрю растерянно, а она начинает вырывать яму в камне, используя коготь, в моей нише. Когда она в дюйм глубиной, она опускает черное зернышко в яму, глядя на меня, словно проверяя, правильно ли она делает. Я киваю, кусая губу, понимая, что она делает.

— И ты так делай, — говорит она, вырывая больше ямок.

Я делаю это, и мы по очереди создаем небольшой ряд.

Когда в каждой ямке лежит зернышко, Алекто расталкивает камень и накрывает их, наливает сверху немного моей питьевой воды.

Это разбивает мое сердце. Семена не вырастут, тут нет солнца, чтобы разбудить их, камень не будет их питать. Можно прорастить семена, вонзив их в мокрую губку и оставив на подоконнике, даже земля не нужна, но без питательных веществ останется только росток. Он не выживет.

— Покажи мне, — говорит она с решительным видом.

— Не могу. Они не вырастут, — говорю я.

— Почему?

— Им нужна вода, свет, чтобы они росли. Питательные вещества из почвы.

— У тебя есть свет, — она кивает на свечи и спички. — И вода. Ты так делаешь все время, ты сказала, в своем саду. Ты даешь им жизнь. Попробуй, — настаивает она, беря меня за руки, опуская мои ладони на яму, накрывая их своими. — Кори, попробуй.

Она всегда так делает, трогает меня, гладит волосы, проходя мимо, прислоняется ко мне, пока мы говорим. В конце каждого дня они чистят друг друга, это важно для них. От этого мое сердце болит, а потом я злюсь, потому что нельзя скучать по тому, кто тебя ранил. Нельзя переживать о том, сидит ли она с кем-то за горой, или она одна в пустоте. Нельзя гадать, думает ли она обо мне.

Когда Алекто опускает мои ладони на зернышко, я позволяю ей, гадая, что это за семя — трава, наверное, лаванда или базилик. Оно сможет вырасти или останется тут, спать в Подземном мире вечно? И если оно как-то окажется в мире живых, оно сможет расти, побывав тут? А я?

Я качаю головой.

— Это не сработает.

— Что не сработает? — мы с Алекто вздрагиваем, Мегера приземляется рядом с нами. Тисифона появляется за ней, мешок с моим ужином в ее руке. Мы не слышали, как они вернулись.

Мегера замирает, увидев нас, ладони Алекто все еще на моих.

— Что вы делаете?

— Я просто показываю Алекто свои семена.

Мегера злобно смотрит на Алекто, и та вздрагивает, отпуская меня.

— Что за семена? — Мегера смотрит на меня, и я замираю. — Где ты их взяла? — говорит она, и хоть ее голос холодный и спокойный, ее змеи сжались для атаки.

— Они были в моем плаще, когда я пришла сюда, — говорю я. Я не понимаю, что не так.

— Ты посадила их? — говорит она.

Я киваю. Я будто сделала что-то неправильно, но не знаю, что. Это просто семена.

— Ты знаешь, что они не вырастут тут, — говорит она, и я снова киваю.

— Знаю. Я просто показала.

Она снова сморит на Алекто, и что-то темное проходит между ними.

— Ешь, — говорит она, вручая мне мешок еды, и я ем, хотя желудок сжимается, я достаю еду под ее внимательным взглядом.

Той ночью, когда они ухаживают друг за другом, я вижу, как Алекто кривится под руками Мегеры, но она не кричит, не спорит, терпит стоически наказание, как все тени.

Я не засыпаю первой из-за напряжения, кожа натянута от чувства, что мне нужно быть осторожной, что что-то будет. Мегера возвращается в свою нишу, а Тисифона — в свою, но Алекто остается со мной, и когда я сжимаюсь на одеялах, она ложится рядом со мной, и мы лицом к лицу.