Катерина. Из ада в рай, из рая в ад - Ульяна Соболева

— Мне все равно, мне на все плевать! Вы можете говорить все, что угодно! Я люблю другого!!

Катя закрыла лицо руками, чтобы князь не видел ее отчаянья.

— Ты эти глупости выкинь из головы, твоя мать такой же глупой была! Так не повторяй ее ошибок. Люби она своего мужа, как и положено жене, была бы и жива, и дочь от любовника на свет не родила бы… Да и ты бы сиротой не осталась. Ну, провела пару ночей с французом, и забудь. Нет, надо было семью и опозорить, и разрушить! И ты туда же? Люби своего лейтенанта, кто тебе запрещает… только издалека. А про мужа не забывай, и будешь кататься как сыр в масле. Я Гришку хорошо знаю! Он или все к твоим ногам бросит, или до полусмерти изобьет — нрав у него как у деда, груб он с бабами… А ты выбирай, что лучше: ласка или побои. А то и снасильничает, за ним станется. Жаль мне тебя! Не смиришься — пропадешь. — Князь подошел к ней ближе. — Вот, смотрю я на тебя… Строптивая, упрямая и такая красавица… Понимаю Гришку! Будь я годков на десять помоложе, и сам бы голову потерял. Ты даже не ведаешь, как высоко можешь подняться! Впрочем, тебе решать.

Князь ушел, хлопнув дверью и не попрощавшись, а Катя так и осталась сидеть в кресле у окна с резными решетками снаружи. Она хорошо знала, что старый Потоцкий, несомненно, прав. И не будь ее сердце так отчаянно занято Соколовым, она, уж конечно, воспользовалась бы этой ситуацией и прислушалась к голосу разума. Но сердце неумолимо побеждало — уж слишком оно кровоточило, чтобы думать о выгоде.

Девушка услышала, как вернулась ее тюремщица Анна. Она снова села в свое кресло и принялась монотонно стучать спицами.

— Анна, я есть хочу! Позаботься, чтобы меня покормили.

Женщина посмотрела на нее своими рыбьими глазами из-под белого накрахмаленного чепчика и невозмутимо сказала:

— Обед будет подан в два тридцать, сударыня.

«Ах ты, мерзкая старая ведьма! Ну, ты у меня еще попляшешь!»

— А я хочу есть сейчас! Принеси мне фрукты и воды немедленно! Плевать я хотела, во сколько вы тут едите!! Я голодна.

— Мне приказали отсюда не выходить.

— Ты наверняка знаешь, кто я? Так вот, через пару недель я буду женой князя, и я, именно я стану отдавать в этом доме приказания.

Но женщина даже не шелохнулась.

— Эй ты, старая корова, подними свой жирный зад и скажи князю, что я голодна! Или кликни слуг.

Экономка встала, смерила Катю негодующим взглядом и позвонила в колокольчик. На звон немедленно явилась молодая девушка в таком же чепце и фартуке.

— Любка, поди-ка на кухню и принеси барыне фруктов и воды. Да, и еще: фрукты порежь сама, нож сюда не тащи, и столовый прибор тоже. Захвати салфеток.

«Вот карга! Догадалась, видно, что я задумала». Катя надеялась, что ей принесут маленький ножичек для резки фруктов. Он бы совсем не помешал ей сегодня вечером, когда князь явится к ней в комнату.

Через пару минут ей принесли блюдо с самыми разнообразными фруктами, и свежими и сушеными. Девушка едва прикоснулась к ним. А вот воды попила — у нее жутко сушило горло. Потом она прилегла на кушетку. Уже смеркалось, и нужно было отдохнуть — кто знает, что ждет ее этой ночью.

Катя проснулась внезапно, и с ужасом подскочила на кушетке. Она была в комнате одна, кто-то зажег свечи и оставил ужин на подносе. Постель была расстелена, а у большого круглого зеркала стоял чан с водой. Девушка подошла к трюмо и посмотрела на свое отражение. На нее смотрела испуганная маленькая девочка с бледным лицом и растрепанными волосами. Она вздрогнула, услышав шаги за дверью, повернулся со скрипом ключ в замке. Катя зажмурилась, мысленно помолилась и решительно повернулась к двери… Но, к своему удивлению, увидела экономку Анну. Та приложила палец к губам и тихо зашла.

— Я знаю, кто вы! Вы — Екатерина Павловна, я хорошо знала вашу семью и хорошо знала Марту. Меня продали Потоцкому, ваш батюшка, много лет назад. Я помню вас совсем маленькой.

Катя с недоумением смотрела на экономку, лицо последней совершенно изменило свое выражение. И теперь она больше не казалась девушке старой ведьмой.

— Крепитесь, моя милая! Вы попали в волчье логово, хотя все могло быть и хуже…

— Куда уж хуже?! Хуже уже не бывает… — Катя в отчаянии закрыла лицо руками.

— Бывает! Конечно, бывает… Я помогу вам, чем смогу. Молодой князь уже вернулся и он мертвецки пьян. А когда он пьян, то способен на все — уж вы мне поверьте, я знаю… Вот, возьмите… — И Анна протянула ей спицу. — Это, конечно, не Бог весть, что… Но вам пригодиться, если он будет зверствовать. Пусть вас Бог хранит от этого тирана!

Катя взяла спицу у экономки, а Анна перекрестила ее и ушла, снова щелкнув ключом в замке. Что ж, хоть кто-то в этом доме на ее стороне… Пленница спрятала спицу в рукав платья, и едва она успела это сделать, как послышались тяжелые шаги за дверью, в который раз заскрипел замок и от удара чьей-то ноги та с грохотом распахнулась.

На пороге, чуть пошатываясь, стоял Григорий, его длинные светлые волосы были растрепанны, а зеленые глаза налились кровью, одежда была в беспорядке — рубашка полностью распахнута, под ней виднелась смуглая кожа мускулистого торса. Выглядел он устрашающе, и Катя замерла от страха. Не будет ей от него пощады! Она постаралась справиться с паникой, но ей не удалось унять дрожь — девушка заметила в его руке плеть. Ее глаза расширились от ужаса, а князь тем временем захлопнул дверь ногой и запер изнутри на ключ.

— Ну, что, поговорим?! — спросил он охрипшим голосом.

— Поговорим. Почему бы и нет?

Катя старалась выглядеть спокойной. Но он приблизился к ней, и княжна отшатнулась.

— Будешь корчить из себя недотрогу, тебе же хуже, — сказал Григорий, угрожающе щелкнув плетью.

— Вы можете меня избить, я в вашей власти, но тогда я вряд ли так скоро смогу выйти за вас замуж — на мне останутся следы.

— А кто вам сказал, что я буду бить вас по лицу? Все следы можно скрыть под одеждой.

Он оскалился и двинулся на нее.

— Хотя мы можем этого избежать, если ты будешь посговорчивей…

— Нет!

И девушка попятилась назад.

— Нет?!

Его глаза горели безумным огнем, она читала в них приговор себе. Хотела метнуться в другой угол комнаты, но не успела — он схватил ее за руку и дернул к себе.

— С ним, небось, ты была куда согласней!

Григорий требовательно сжал ее в объятиях, она хотела вырваться, но в него словно черт вселился. Князь заломил ей руку за спину и впился губами в ее губы; она пребольно укусила его. Но обезумевшего жениха это не остановило, он продолжал с остервенением целовать ее, грубо и жадно. Катя чувствовала во рту привкус его крови. И она поняла, что он настолько возбужден и обозлен, что его сейчас ничто не остановит, разве что…

Она изловчилась, сильно толкнула его в грудь, быстрым движением достала спицу из рукава и приставила к своему горлу.