Мольба Мариам - Джин П. Сэссон

К счастью, в 1978 году мы еще не догадывались о том, что нас ждет и что жизнь нашей семьи будет разрушена навсегда. Мы были одной из многих афганских семей, которые молились о том, чтобы хаос и беспорядки прекратились, и мы могли бы вернуться к нормальной жизни.

Но наши молитвы не были услышаны.

Неудивительно, что столь ожидаемая поездка так никогда и не состоялась. Как и большинство афганцев, наша семья не выходила из дому в ожидании того, что произойдет дальше. Через несколько дней новое правительство объявило: дети должны вернуться в школы. И мы выполнили это распоряжение. Оказавшись в школе, я тщательно проверила, все ли мои подруги на месте. Отсутствовали лишь девочки из семьи бывшего президента Дауда. И хотя мы надеялись скоро увидеть их, ни одна не появилась в школе.

По Кабулу ходили слухи о том, что переворот был организован Хафизуллой Амином, которого президент Дауд заключил под домашний арест за его пламенную речь в защиту афганских коммунистов. Дауд не стал казнить своего оппонента, как поступили бы предыдущие правители. Он проявил великодушие и даже позволил Амину принимать посетителей. Это великодушие и оказалось его смертельной ошибкой, так как, по слухам, посетители Амина выдали его зачинщикам переворота. Лишь много лет спустя мы узнали, что в действительности произошло в тот день. Тщательно спланированное восстание начали мятежные солдаты в международном аэропорту Кабула. Они сражались с военными соединениями, верными президенту Дауду, до тех пор, пока им не удалось пробиться к центру города.

Узнав о вооруженном восстании, родственники Дауда покинули свои резиденции и бросились искать укрытия во дворце. Вероятно, они полагали, что будут в большей безопасности, если окажутся вместе, хотя на самом деле им бы удалось спастись, рассеявшись по городу или же вовсе покинув страну.

Когда дворец подвергся нападению антиправительственных сил, все члены семьи собрались в большом приемном зале, у дверей которого была выставлена верная охрана, готовая защищать их до последней капли крови.

Президент Дауд сообщил своим родственникам, что никогда не отречется от власти и откажется капитулировать, даже если ему предоставится такая возможность. К вечеру все члены семьи были убиты, за исключением двух принцесс, которых ранили во время штурма и доставили в больницу, где они скончались позднее.

Мусульман положено хоронить в течение двадцати четырех часов после смерти, и даже самые свирепые враги позволяют провести необходимый погребальный обряд. Однако могил Дауда и его родственников так и не появилось. Судьба правившей семьи оставалась покрытой тайной, и лишь тридцать лет спустя стало известно, что они похоронены в общей могиле.

Вскоре мы узнали, что нашим новым президентом стал человек по имени Нур Мухаммед Тараки, а премьер-министром Хафизулла Амин. Они вступили в переговоры с представителями Советского Союза, желая определить дальнейшую судьбу афганского народа.

Через три месяца после переворота новый президент Тараки опубликовал программу реформ, которая должна была уничтожить традиционную культуру Афганистана. В декабре президент Тараки отправился в Россию для подписания советско-афганского договора о дружбе и сотрудничестве, рассчитанного на двадцать лет, который предполагал вторжение советских войск в Афганистан. Вскоре в разных провинциях начали вспыхивать спонтанные восстания. Даже в Кабуле время от времени происходили вспышки недовольства. Афганцы были в ярости и не скрывали своих чувств.

Я была потрясена быстрыми переменами, начавшими происходить в нашей жизни. Школьная программа претерпела изменения, и из курса истории внезапно исчезла история Афганистана. Вместо этого нам стали рассказывать о победоносной русской революции и выдающихся достижениях коммунистических лидеров Советского Союза.

В драматическом кружке перестали ставить спектакли по традиционным афганским легендам, таким как легенда о каменном драконе или о священной могиле жениха и невесты. Мы больше не пели классических песен на слова афганских поэтов. Вместо этого нам было приказано воспевать новое социалистическое правительство. Помню одну глупейшую песню о процветании Афганистана под руководством России. Были и другие, высмеивающие Америку и Англию.

Нашу школу постоянно показывали русским оккупантам. Череда высокопоставленных лиц приезжала в Кабул, чтобы посмотреть на то, как афганские школьницы становятся образцом коммунистической молодежи.

С каждым днем наша жизнь становилась все более причудливой и странной. И с каждым днем в моей душе закипал все больший гнев. Я вспоминала свою первую поездку за рубеж, когда была расстроена отсталостью Афганистана по сравнению с Пакистаном и Индией, и папа сказал мне: «Зато, Мариам, ты живешь под флагом собственной страны». Однако наше новое правительство изменило афганский флаг так, чтобы он походил на флаг Советского Союза. И теперь я жила под флагом чужой страны.

Сестра президента Тараки стала новой учительницей в моей школе. И хотя лично к ней я не испытывала неприязни, я не могла смириться с тем, что она близко связана с нашим новым коммунистическим режимом. Она была ярой сторонницей всего того, что ненавидела моя семья. Она заставляла всех девочек в моем классе вступать в коммунистический союз молодежи. И хотя некоторые мои подруги сделали это, изменив своим убеждениям, я отказалась. Но поскольку меня считали лидером в школе, она принялась уговаривать меня, а порой и угрожать:

— Мариам, если ты не вступишь в коммунистический союз молодежи, твои шансы на получение высшего образования сильно уменьшатся.

Но подобные угрозы делали меня лишь еще более упрямой.

— Нет, спасибо, — спокойно отвечала я, чувствуя, как у меня чешутся руки расцарапать ей физиономию.

— Мариам, это плохо отразится на твоей семье.

Я промолчала. Я чувствовала, что поступаю правильно. Я не лицемерка. Я решила, что, если коммунисты не позволят мне уехать из Афганистана учиться в Индию, я пересеку границу без официального разрешения.

Мой отказ вступить в коммунистический союз молодежи сочли подрывной деятельностью, но я никогда не сожалела о своем поступке. Одноклассницы, вступившие в союз, рассказывали, что их заставляют доносить на собственных родителей и сообщать обо всех услышанных ими антикоммунистических высказываниях. Их принуждали посещать партийные собрания, на которых присутствовали мужчины, что категорически противоречило нашей культурной традиции.

И если в детстве я играла с мальчиками, то, достигнув подросткового возраста, уже никогда не посещала мероприятий, где могли присутствовать лица противоположного пола. И хотя кое-какие аспекты коммунистического правления меня привлекали — равенство мужчин и женщин при приеме на работу, предоставление женщинам права голоса и других политических прав, — это еще не означало, что я готова была общаться с незнакомыми мальчиками. Коммунисты взяли ошибочный курс в консервативном Афганистане.

Как и многие афганцы, я стала более религиозной после прихода к власти коммунистов. До этого я легко относилась к религии, чувствуя свою веру абсолютно защищенной. Однако, когда в стране начали происходить столь кардинальные изменения, я, как и многие другие афганцы, с новой страстью обратилась к исламу. Во время рамадана я стала прилежно поститься, не принимая ни еды, ни питья в течение дня.