Сердце из нежного льда - Светлана Лубенец

– Я! – на всякий случай обрадовался Николай. – Это снимал я, так что подтверждаю, что это именно Алла Константиновна Белозерова! Хотя… вы, наверно, и сами уже узнали… тело… – И он очень мерзко хихикнул.

– Так, значит, ты с ней это сделал, мразь! – пацан добавил еще пару выразительных непечатных выражений и еще сильнее прижал Щербаня к ограде собора. У Николая в груди даже что-то пискнуло, а парень еще и крикнул ему в самое ухо: – Убью! – и опять непечатно обозвал.

– Я ничего с ней не делал! Я только снимал! Честное слово! Я ее пальцем не тронул! – зачастил Щербань. – Ей и самой нравилось! Она и сама хотела! Вы ее сами спросите!

– Слышь, ты, гнида! – Парень смачно сплюнул на тротуар, чего Николай никак не ожидал от такого лощеного интеллигента в наглаженной курточке. – Для чего ты мне эти снимки совал? Что-то я никак не пойму!

– П-продать хотел…

– Продать?!!

– А что? Товар, между прочим, не хуже любого другого!

– Не понял. – Парень от удивления даже отпустил Щербаня, и тот смог наконец вздохнуть.

– Чего тут непонятного! – Николай поправил сбившуюся на сторону куртку. – Ты же не хочешь, чтобы фотографии твоей Алки повисли на стене ее дома или при входе в метро!

– Пожалуй, не хочу… – усмехнулся парень опять как-то очень непонятно: то ли огорченно, то ли угрожающе, а может, даже и весело.

– Ну… вот… ты заплатишь, а я… это… не буду, значит, их вешать… на метро… – Щербань внимательно следил за изменением лица Алкиного сопливого любовника, но не уследил за кулаком, который неожиданно въехал ему под челюсть. Челюсть жалко клацнула, и в глубине ее отвратительно хрястнул зуб.

– Если я еще раз увижу тебя у дома Аллы или где-нибудь тут… – парень обвел глазами территорию возле метро и собора, – то оторву тебе голову и еще кое-что, понял?!

Щербань, ища языком во рту хрястнувший зуб, мелко-мелко закивал. Парень резко оттолкнул его от себя и прошипел:

– Пошел вон!

– А это… как же фотография? – тонким, срывающимся голосом спросил Щербань. – Отдайте фотографию!

– Фотографию тебе, гаду! – Лицо парня исказилось страшной ненавистью к Николаю. – Вот тебе твоя фотография! – Он разорвал снимок в мелкие клочья и засунул Щербаню за пазуху. – Получи, скотина! И вали отсюда, пока я тебя ментам не сдал! – и он кивнул на двух стражей порядка, которые, помахивая дубинками, наблюдали за ними с большим интересом.

Это в планы Щербаня никак не входило, и он поспешил прочь от Алкиного парня в сторону Кузнецкого рынка. Потолкавшись между прилавками и даже умудрившись стянуть с овощного сочный красный перец, Николай с этой добычей опять направился в сторону Владимирского проспекта. Хоть что-то принесет мужикам к столу. Сопляк уже наверняка уехал на метро, а ему, Николаю, все равно идти больше некуда. На чердаке против Алкиного подъезда теперь его дом. А если этот мальчишка думает, что напугал его, то это зря. Во-первых, у него в запасе есть второй Алкин мужик, во-вторых – есть сама Алка. Можно, пожалуй, для интереса сегодня вечерком прилепить один портретик в полный рост прямо на дверь ее квартиры. У него на этот случай и скотч припасен, еще из Киева. Вот и посмотрим тогда, кто будет смеяться последним. Этому сопляку даже в голову не придет, что он, Николай, живет под самым носом у Алки. Правильно говорят, если хочешь что-нибудь спрятать, то положи на самом видном месте.

Алла вышла из квартиры и повернулась, чтобы закрыть дверь на ключ. На двери висела, криво прилепленная скотчем, та самая фотография. Башлачев – сволочь! Он опять возвращает ее в прошлое, о котором она никогда не хотела бы вспоминать. Он думает, что она будет стыдиться соседей или сослуживцев! Ничего подобного! Ей плевать, кто и в каком варианте ее увидит. Она, Алла, все о себе знает. Она абсолютно самодостаточна. Ее не интересуют чьи-то мнения и косые взгляды в спину. После того как получила заказное письмо из Киева, она несколько лет прожила в страхе. Ей казалось, что эти письма будут приходить вечно и все ее знакомые и друзья в конце концов узнают, кто она такая и чем занималась в отпуске. Теперь ей все равно, что о ней подумают, но возвращаться в прошлое она не хочет. Ее сотрясает мелкой дрожью, когда она вспоминает фотопавильон в Софии Киевской, этого фотографа, который заставил ее, совсем еще девчонку… Алла сорвала фотографию, сунула ее в сумочку и решительным шагом отправилась на работу.

– Слушай, Петр, что ты от меня хочешь? – спросила Алла, войдя в кабинет Башлачева.

– О чем вы, Алла Константиновна? – начальник отдела, на место которого совсем еще недавно она претендовала, вскинул на нее удивленные глаза.

– Зачем ты прилепил это мне на дверь? – Алла шлепнула на стол помятый снимок с обрывками скотча. – И вообще, я хочу наконец узнать, откуда у тебя мои фотографии!

– Откуда они у меня, я тебе, Аллочка, не скажу, – обворожительно улыбнулся Петр Николаевич. – Должен же быть у меня против тебя какой-то козырь! Я, милая моя, не забыл «куриную шею» и прочее…

– Мне, Петя, действительно не страшно, что кто-то увидит меня в неглиже, честное слово, но… понимаешь, с этими фотографиями связано отвратительнейшее событие в моей жизни, о котором я не хочу вспоминать. Я о нем уже почти забыла, и вдруг появились эти фотографии… Я как только вижу их, будто заново переживаю происшедшее много лет назад. И я… словом, я готова выкупить у тебя мои фотографии за любую цену.

– Да ну? – ухмыльнулся Башлачев. – Приятно слышать! И сколько же ты готова отвалить?

– Сколько скажешь. Только имей в виду, что счета в Швейцарском банке у меня нет.

– А если я попрошу… – лицо Башлачева приобрело масленое похотливое выражение, – попрошу натурой? В качестве, так сказать, компенсации за «куриную шею»? А то обидно, честное слово! Весь институт бурлит, что ты спишь с Кравченко, с этим молокососом… а чем я хуже?

На холодном лице Белозеровой, что называется, не дрогнул ни один мускул.

– Хорошо, – сказала она. – Я согласна. Только фотографии на стол и сейчас же!

– Здрасте-пожалуйста, – осклабился Башлачев. – А если ты меня кинешь?

– Не кину. И ты это знаешь, Петя. Давай фотографии.

Башлачев посмотрел на мраморно-ледяное лицо Белозеровой и почувствовал, как по его спине побежали мурашки. Ну и баба! Аж страшно! Может, она его прирежет в постели или отравит? У нее ума хватит! Он нагнулся и вытащил из нижнего ящика стола пакет с фотографиями.

– Вот. Держи, – сказал он. – Все до единой. Можешь проверить.

– Проверю, – ответила Алла, высыпала на стол снимки, перебрала их быстрыми пальцами, засунула обратно в пакет и спросила: – А где та, увеличенная?

– А-а-а… Сейчас. – Башлачев еще порылся в столе и вытащил сложенную вдвое фотографию.

Белозерова убрала ее в пакет к остальным.

– Когда тебе удобно, Петя, сегодня или завтра? – спросила она таким деловым тоном, будто договаривалась с ним о производственном совещании.