Тэмуджин. Книга 3 - Алексей Гатапов

Свои все были дома, сидели вокруг очага. Над ярким огнем от березовых дров темнел чугунный котел с подкипающей арсой. Мать, прищурившись от очажного жара, помешивала длинным черпаком. Она мельком взглянула на вошедшего сына, в глазах ее на миг блеснула теплая материнская радость, и вновь перевела взгляд на огонь. Убирая котел с очага, сказала:

– В самое время к горячей еде подъехал, значит, удачливым будешь. Наверно, намерзся в степи?

Отец всю жизнь, как помнил Джэлмэ, проживший с неподвижным, суровым, будто окаменевшим лицом, в эти тревожные дни и вовсе не раздвигал бровей, носил глубокую складку над темной переносицей. Он и сейчас сидел нахмуренный, в одиночку перемалывая свои мысли. Исподлобья покосился на вошедшего сына, смерил с головы до ног и снова отвел взгляд на огонь. Зато радостно улыбнулись младшие: брат Субэдэй (моложе Джэлмэ на два года), сестры Хубулэй и Туя. Отвернувшись от костра, пряча от родителей лица, они с загоревшимися глазами смотрели на него.

Джэлмэ поздоровался со всеми, стряхнул с одежды пристывший снег и только тогда ответил матери:

– Замерз не сильно, только ветер всю дорогу бил в лицо.

Он сбросил у двери покрытую инеем длиннополую волчью шубу, подошел к онгонам, низко поклонился. Субэдэй уступил ему место рядом с отцом.

– Ну, ничего, сейчас поешь горячего и разом отогреешься, – низким, ласковым голосом говорила мать, начиная разливать арсу. – Под таким ветром не то что замерзнуть, окоченеть можно.

– В этой шубе я даже не чувствую холода, – беспечно улыбнулся в ответ Джэлмэ. – Я и ночевал в дороге без костра. Зарылся в сугроб и проспал там, как медведь.

– Что это ты говоришь! – в голосе матери прозвучало недовольство. – Как можно в такую пору ночевать без огня? Для чего я вам каждый раз повторяю: в зимнее время всегда нужно иметь при себе огниво и сухой трут.

– Ладно, – прервал ее отец Джарчиудай, беря из ее рук чашу с арсой. – Как там поживает Тэмуджин?

– Живет хорошо, – убирая с лица улыбку, переходя на почтительный тон, ответил Джэлмэ. – Правда, в последнее время волки да росомахи все беспокоят, недавно одну корову задрали. Приходится с ними воевать, а в остальном все хорошо.

– Люди не появлялись в тех краях?

– Нет, – Джэлмэ взял из рук матери чашу, – еще месяц назад южные рода охотились ниже по Керулену, а в наших дебри заходить им незачем.

Помолчали.

– А что здесь нового? – выждав, спросил Джэлмэ. – Как люди живут, все горюют?

– Ну, сейчас-то потише стало, – проворчал Джарчиудай. – Получили от керуленских то, на что напрашивались, да и притихли.

– Нойоны приезжают к Таргудаю?

– Дней семь назад собирались они тут вместе с шаманами, разбирались, как и почему их разгромили керуленские. Таргудай, чтобы оправдаться перед народом, придумал, будто керуленские натравили на них тринадцать богов Асарангина. Упросил шаманов, чтобы они подтвердили это. Народ, деваться некуда, поверил им. Молебны были, приносили жертвы тем богам, а потом пировали несколько дней. Теперь все утихомирились, с похмелья отсыпаются.

– А что, не так было? – спросил Джэлмэ. – Керуленские не призывали тех восточных богов?

– Ничего такого не было, – резко двинул головой Джарчиудай, продолжая все так же смотреть в огонь, будто он что-то там видел. – Это все выдумки Таргудая. Я сам смотрел и в огонь, и в воду: сейчас на небе тоже идет война между западными и восточными, богам не до земных людей. Нойоны с шаманами наговорили на восточных богов, чтобы утихомирить народ, принесли им жертвы и думают, что те не будут сильно гневаться на них. Но они ошибаются, за эту ложь им еще будет расплата.

Поев, Джарчиудай собрался в кузницу.

– Возожгу огонь кузнечным богам, поднесу им на ночь архи, – сказал он, выходя с маленькой котомкой в руках, – ты тоже приходи, поклонись им.

Дождавшись, когда за отцом закрылся полог, Джэлмэ перешел на мужскую сторону, прилег на спину, бросив подушку к стене. К нему тут же подступили сестренки. Они любили его за то, что, в отличие от Субэдэя, он всегда был ласков с ними и защищал от озорных соседских мальчишек. И теперь они весело загомонили, придвигаясь к нему с обеих сторон, ласково затеребили его, хватая за руки и плечи.

Субэдэй, сдвигая брови и становясь при этом поразительно похожим на сурового отца, прикрикнул на них:

– Вы что извизжались, как голодные щенята, дадите брату спокойно отдохнуть или нет?

Те враз притихли, пристроились рядом с Джэлмэ, у изголовья, и, вынув из своих волос костяные гребенки, принялись переплетать ему косу. Мать, удалившись на женскую половину, убирала посуду.

Субэдэй присел рядом с Джэлмэ и тихо спросил:

– Ну, что, брат, когда?

С тех пор, как отец отдал Джэлмэ Тэмуджину, Субэдэй тоже возгорелся желанием оторваться от родительского очага и жить, как он говорил, на воле, подальше от этой дымной кузницы. Сочувствуя ему и считая, что младшему брату тоже нужно искать свой путь там, где вершатся большие дела, Джэлмэ еще осенью обещал ему: «Придет время, нам нужны будут верные люди, тогда я и заберу тебя». С тех пор в редкие его приезды Субэдэй неизменно приступал к нему с одним и тем же вопросом: «Когда заберешь меня отсюда, к Тэмуджину?»

Джэлмэ, усталый с дороги, не хотел сейчас браться за это дело и сказал неопределенно:

– Я поговорю с отцом.

Но Субэдэй был неотступен. Он потребовал:

– Тогда поговори сегодня.

– Ладно, – скрывая в себе лень, согласился Джэлмэ. – Я поговорю с отцом, а ты вот что сделаешь… подай-ка мою переметную суму.

Субэдэй с готовностью метнулся к двери.

Джэлмэ вынул из сумы мягкий замшевый сверток, развернул, и в руках у него оказалась пышная, искрящаяся при свете огня росомашья шкура.

– Когда я уеду, ты как бы невзначай зайдешь к табунщику Сорхону, знаешь его?

– Знаю, кто же его не знает… подожди, а он жив? Вернулся с похода? Я его что-то не видел в последние дни.

– Жив, я его в прошлый приезд видел, он с табуном у Хурха стоял.

– Ладно.

– Зайдешь к нему, поднесешь эту шкуру и скажешь, что это поклон и подарок ему от Тэмуджина. Скажи, что он жив и здоров, и помнит его добрую помощь прошлым летом.

– А что за помошь?

– Этого тебе лучше сейчас не знать.

– Ладно, я сделаю. А если спросит, кто передал?

– Можешь сказать, что я. Ему можно говорить.

– Хорошо.

Субэдэй бережно свернул шкуру и положил в суму у своего изголовья.

Мать возожгла светильник на своей стороне и, сидя у стены, сучила нитки из лосиных сухожилий. Она изредка поглядывала на детей, то и дело хмуро улыбалась про себя. Между делом спросила: