Народные сказки о богатырях русского эпоса - Анна Михайловна Астахова

назад у Киïв, узяв у князя Володимира дочку замiж i живе собi, царствуе».[280] Белорусская сказка, хотя и безыменная, но явно основанная на сюжетах об исцелении Ильи, встрече с разбойниками и о Соловье-разбойнике, тоже заканчивает повествование упоминанием о свадьбе героя, сопровождая это упоминание традиционной сказочной прибауткой: «Тэды (после сцены свиста, — А. А.) кроль казаў ему змея забiць i аженiў его з сваею дачкою. Васелё было тучнае: i я там быў, мед-вiно пiў, на ўсах пацекло, ў губу не папало…».[281] Возвращением Ильи домой заканчивается и эвенкийская сказка. «Со своей женой стал он жить хорошо, — говорится в ней. — До сих пор они хорошо живут. И я там был, обедал».

Более значительный отход в большинстве иноязычных сказок по сравнению с русскими от фактического содержания эпоса привел и к большему разнообразию сказочных композиций.

Все же, несмотря на значительное переоформление былинных сюжетов и эпизодов в сказочном духе, на подчинение эпического содержания совершенно иной художественной системе, иноязычные сказки о богатырях русского эпоса сыграли немаловажную культурную роль, обогатив фольклор других народов некоторыми сюжетами и образами русского героического эпоса. Хотя многие сказки развертывают повествование об Илье Муромце как цепь его похождений, приключений (часто соединительным звеном между частями является искание Ильей Муромцем богатыря сильнее себя), но в какой-то мере они сохраняют не только героическую, но и патриотическую направленность, изображая Илью Муромца как защитника родной страны и народа от всякого зла и насилия. В этом отношении изображение победы над Соловьем-разбойником, один из самых популярных былинных сюжетов в сказках, всегда дается как подвиг в защиту народа. Так же изображены и победа над неизвестным чужеземным богатырем, над змеем, над вражеской ратью (изредка упоминаются татары), иногда и победа над Идолищем. В сказках, как мы видели, встречается гуманистический наказ родителей.

Исследователь марийского фольклора К. А. Четкарев в одной из своих работ пишет: «Содержание марийского фольклора свидетельствует о том, что патриотический образ Ильи Муромца стал родным и близким народу. Илья Муромец является верным помощником героев марийских сказок. В марийских сказках он помогает корчевать лес, спасает героя от злой ведьмы „Вувер кува“, спасает свой народ и родину от врагов. Илья Муромец в марийском фольклоре сыграл громадную роль в создании образов положительных героев марийских сказок и легенд».[282]

Следует, однако, сказать, что социальные конфликты в национальных сказках обычно или отсутствуют, или приглушены, не столь выразительны, как в русских сказках. Эта сторона русского эпоса оказалась не донесенной сказками. Имеются и сказки чисто авантюрные, с явной установкой только на занимательность.

В сказках о богатырях у некоторых народов наблюдается еще стремление придать отдельным эпизодам характер предания, связывая, например, с именем богатыря отдельные приметные места какого-либо ландшафта. Выше уже пришлось упомянуть о нескольких сказках с мотивом окаменения Ильи Муромца и других богатырей.[283] Во всех этих сказках обязательно указание на реально существующие камни, в которые превратились богатыри. Так, коми сказка,[284] рассказав об обращении богатырей в камни, добавляет: «И сегодня есть там еще 12 камней. Жаль мне Илью, да что поделаешь!». В белорусской сказке из Гомельской области последний эпизод — борьба Ильи Муромца с двенадцатиглавым змеем, у которого на месте каждой отрубленной головы нарождается новая. До тех пор Илья бился, рассказывает сказка, пока по колени не вошел в землю и не сделался камнем. «Ён i цяпер стаiть там. Я сам там вiдаў яго, — прибавил сказочник. — I так расказваюць людзi, як ён уедзе ўвесь у зямлю, то i свету канец».[285] В другой белорусской сказке, об исцелении Ильи-сидня, которого бог взял затем живым на небо, сохранен эпизод корчевания. Илья, говорится в сказке, начал корни вырывать. И рассказчик прибавил, что, по слухам, в Полтавской губернии «дак ров ё такiй, што ён узрывав».[286]

Легендарный характер получили, как мы уже видели, некоторые сказки о Соловье-разбойнике, отразившие представление о Соловье как чудовищной птице, после гибели которой из частей ее тела рождаются разные птицы.

Материал, которым мы располагаем, не дает еще возможности по-настоящему осветить вопрос о национальной специфике сказок различных народностей: он слишком для этого скуден, от некоторых народов известны всего одна, две сказки. Кроме того, пришлось иметь дело с переводами на русский язык и с пересказами.

Одно лишь можно отметить: сказки порой включают местные мотивы, отражают народные представления и черты быта, иногда даже местную природу, имеют свой художественный стиль, и все это сообщает им особый, неповторимый колорит.

В этом отношении исключительный интерес представляет якутская сказка, записанная И. А. Худяковым. Характерно уже самое напутствие родителей Илье Муромцу: «Поезжай, дитя мое! Пусть духи гор, лесов и вод сопровождают тебя благословениями и добрыми предсказаниями. Пусть ветер умеряет против тебя свой порыв, солнце охлаждает свои лучи!».[287] Илья Муромец едет по дороге, которая ведет к Соловью-разбойнику. Рисуется пейзаж: «… земля черная, травы нет, серые камни побелели, зеленый лес почернел — обгорел. Непостоянный ветер дует-бушует во все стороны, дикий крик потрясает пространство… Вихри подымаются в двенадцати местах разом, взвивают к нему столбы красной и черной горелой земли». В этой же сказке очень своеобразны насмешки Поповича над прожорливостью Смерти Тамаровича. Поповский сын сперва вспоминает отцовскую черную кошку, которая обварила себе горло горячей похлебкой, затем отцовскую собачонку, которая подавилась утиной костью. Когда слуга перехватывает брошенный Смертью Тамаровичем в Поповича меч, Попович говорит: «Пригодится старушкам, чтобы сдирать жилы с кожи». К этому месту Худяков делает примечание: «Самый плохой нож якуты употребляют на это будто бы постыдное дело, как позорный инструмент».[288]

Мы уже видели отражение некоторых черт быта и местной природы в сказках об исцелении. При этом некоторые детали устойчиво повторяются в сказках одной и той же народности: заготовка дров в финских сказках, огораживание полей в финских и карельских, причем в карельских это всегда репейное поле, упоминание о густых хвойных лесах, о толстых елях и соснах в карельских сказках. Иногда в отдельных сказках встречаются в этом отношении исключительно выразительные детали, как например упоминание в эстонской сказке о тяжелом покосе в лесу, рассказ о скрывании Ильи туманом на горе в финской сказке. В одной из финских сказок Илья делает изгородь не только из деревьев и корней, но и из камней, а вместо двери ставит скалу. В удмуртской сказке из Сарапульского уезда, т. е. с реки Камы, упоминается пихта, которую расщепляет Илья (вместо традиционного дуба), чтобы устрашить врага (эпизод, являющийся реминисценцией встречи Ильи Муромца с разбойниками).