Оберег от испанской страсти - Дарья Донцова

Тиа сложила руки на груди.

— Хорошо помню, как я утром проснулась, посмотрела на календарь и обрадовалась: тридцатое декабря! Завтра Новый год! Сегодня ставим елку, вешаем игрушки… Взрослые поздно вечером зашуршат пакетами, мы с сестрой не заснем, будем подглядывать в замочную скважину, ждать, когда в гостиную тайком понесут подарки… И вдруг до меня дошло. Ничего не будет. Родители умерли, Лиа, еле живая, лежит под капельницами. Некому покупать, украшать рождественское дерево, не окажутся под ним красивые коробки. Я заплакала, потом решила: надо все делать самой, вытерла лицо и пошла на кухню. А там! Пир горой. Наша домработница с компанией! Еды полный стол, выпивка… Я всех разогнала и взялась за хозяйство. Пригласила тихую порядочную женщину в горничные. Где взяла деньги? Вызвала оценщика, к которому отец всегда обращался, тот сказал:

— Знаю эту коллекцию, у вас подлинники великих мастеров. Никого из посторонних в дом не пускайте. Ограбят вмиг!

Тиа рассмеялась.

— При отце у нас проходной двор был! И ничего не пропало, потому что гости и подумать не могли, что у нас на стенах висят раритеты. Все так смеялись, когда хозяин, выпив, начинал рассказывать про ссору прапрапра… с испанским королем. Приятели считали Эсмеральдо веселым, щедрым фантазером, который охотничьи истории про свое аристократическое происхождение сочиняет. Учтите, Эсмеральдо говорил о родовитости в те годы, когда граждане Страны Советов опасались признаться, что их предки во времена крепостного права в барских покоях вениками размахивали. Любого могли вызвать в партком и строго спросить:

— Значит, ваша родня дружила с графами?

И бесполезно было объяснять, что «дружить» и «служить» — разные глаголы. Прощай, долгожданная путевка в солнечную Болгарию, да и в Крым в профсоюзную здравницу не поедешь. Вроде придраться не к чему, у человека крестьянское происхождение, но зачем его предки ходили в дом к Шереметеву со шваброй? Ох, что-то с гражданином не так. Наши люди у графьев ковры не чистили. Пусть ненадежный человек сидит дома, живет в коммуналке, отодвинем его очередь на квартиру подальше. Советские люди понимали, что язык, который надежно спрятан за зубами, — залог семейного благополучия. А у Эсмеральдо он мотался, как у коровы хвост. Поэтому ему не верили. Одни считали его дурачком, который спит с кем-то из дочерей членов Политбюро, и поэтому у него иммунитет. Другие думали, что он энкавэдэшник, умело притворяется идиотом. А что еще можно было предположить, входя в роскошные апартаменты неподалеку от Кремля и видя на столе икру, сервелат, ветчину, швейцарский сыр — раритетные продукты для рядового обывателя тех лет. Да зарплаты педагога не хватит на два дня такой жизни. Ясно, что мужик где-то еще получает большие суммы. На самом деле благополучие Эсмеральдо объяснялось примитивно. Когда в ящике письменного стола заканчивались купюры, хозяин, насвистывая веселую мелодию, снимал со стены очередную картину и вызывал оценщика Григория Петровича Кузнецова.

— Кого? — подпрыгнула я.

— Григория Петровича Кузнецова, — повторила Тиа, — папа с ним где-то познакомился. Где именно, не спрашивайте, понятия не имею. На самом деле Гриша не имел права заниматься оценкой, он работал учителем или директором в подмосковной школе. Но он любил искусство, знал о картинах все, смотрел на пейзаж и мигом рассказывал, где его художник рисовал, в каком году, вываливал кучу сведений о живописце. Григорий держал в голове все аукционные цены, был в курсе, какой музей сколько заплатил за ту или иную работу. Загадка, где он в советское время полную информацию находил? Интернета-то не было. Эсмеральдо звал Григория, тот ему рассказывал все про полотно, потом отец обращался в аукционный дом и, если ему сильно занижали стартовую цену, уносил картину в другое место. Гриша просвещал Эсмеральдо, объяснял ему, как надо беседовать с продавцами, учил особой лексике. Люди все разные, многим хочется нагреть руки на наивности и безграмотности обладателя шедевра. Возьмут и скажут: «На предлагаемом вами портрете сплошные кракелюры, цена поэтому резко падает». Некоторые владельцы картин умрут, но не признаются, что они кое о чем понятия не имеют, не спросят: «Вас ист дас кракелюры?» И лишаются денег. А папа, когда один хитрец песню о снижении цены завел, в лицо ему рассмеялся: «Милейший, кракелюры — трещины на красочном слое или лаке на картине — обычное явление. Сквозные или частичные, тонкие или широкие, они присутствуют на большинстве полотен старых мастеров. Вам рассказать, чем обусловлено их возникновение? Мне сообщить вам, что мошенники делают на копиях кракелюрную сетку, чтобы дурачки решили: «О, перед нами точно подлинник!»? Прощайте, с вами, пронырой, дела иметь не желаю». Думаете, отец знатоком искусства был? Да нет, Григорий его подготовил.

Тиа опустила голову.

— После похорон папы денег не осталось совсем. Я позвонила Кузнецову, попросила: «Помогите мне найти картину для продажи и займитесь поисками покупателей». Он не отказал, коротко ответил: «Конечно». Если бы знать, чем моя просьба обернется!

Хозяйка умолкла.

— Полагаю, Кузнецов не из христианского милосердия читал владельцам картин лекции по искусству, — предположила я.

— Он брал десять процентов от суммы, которую получали клиенты, — объяснила Тиа.

Я молча смотрела на собеседницу. Вот вам и бедный директор провинциальной школы! Теперь понятно, на какие средства Регина купила дом в Подмосковье. Здоровенный трехэтажный особняк и бескрайний участок, скорей всего, оплачены из заначки супруга. Надо проверить, брала ли она ипотеку, но что-то мне подсказывает: нет.

— Григорий определил полотно для продажи, — вещала тем временем Тиа, — все отлично получилось. Кузнецов к нам с Лианатаной несколько раз заезжал потом, спрашивал, чем помочь. Мне в голову прийти не могло, что сестра с ним роман завязала. У них была внушительная разница в возрасте, Григорий Петрович отнюдь не красавец, обычный мужик самого скромного вида, женат. И вдруг! Лианатану стало тошнить по утрам. Шок! Я устроила сестре допрос, та, как волчонок, огрызаться принялась: «Мне восемнадцать. Я уже взрослая. Хочу малыша, он моя радость, я уже люблю его». Естественно, я попыталась растолковать ей азбучные истины: дети должны появляться на свет в законном браке, становиться матерью в юном возрасте глупо, нужно получить профессию. Пока не поздно, надо избавиться от беременности. Но ни к чему положительному эта беседа не привела. Лиа с кулаками на меня набросилась: «Гадина! Уговариваешь сына убить?» И объявила мне войну, заявила: «Полквартиры мои! И пятьдесят процентов денег, которые ты за картину получила, тоже!»

Тианатана склонила голову набок.

— Я показывала вам холл, куда двери из комнат сестры выходят. Так вот, в конце коридора, там, где он в холл перетекает, обезумевшая дурочка стену возвела, хорошо, что не кирпичную. Пробила на лестницу вторую входную дверь. У нее оказались две ванные, в одной она оборудовала подобие кухни, сделала из дедовских апартаментов две квартиры и прекратила общение со мной. Слава богу, она не сообразила лицевой счет разделить. Кто ее любовник, я тогда не знала. Новорожденного мне не показали, только детские крики я постоянно слышала. Понятия не имела, какого пола чадо на свет явилось: мальчик или девочка? Спустя пару месяцев после постройки нашей личной «берлинской стены» меня взяли на работу. В России появились богатые люди, те, кто вмиг разбогател на продаже продуктов, автомобилей. Они начали ездить за границу, лечились там, покупали вещи. Предприимчивый мужик Семенов Валерий понял, где золотые монеты зарыты, и основал фирму «Медтурист», ее клиенты летали в Германию, Францию, Италию, проходили там всякие врачебные процедуры, а потом опустошали местные торговые центры. У меня свободное знание английского, немецкого, французского, испанского, итальянского, восточные языки не считаю, я подучила необходимые термины и стала сопровождать нуворишей. В Москве почти не показывалась. Укачу на два месяца с одним клиентом, вернусь, а мне через день новых туристов дают. Один раз, идя домой, я увидела Григория, который от Лианатаны выходил. Но поскольку младшая сестра забрала себе полквартиры со всей обстановкой и картинами на стенах, я не удивилась. Понятно! Дурочка наследство распродает. А потом!