Знаки ночи - Андрей Васильев

Вот они и ходят сюда мозг девчонкам вымораживать. Ну и водички из кулера попить. Им отчего-то очень нравится, как в стаканчик вода течет, а бутылка в это время бурлит и пузыри пускает. Типа аттракцион.

Впрочем, меня с этим фактом немного примирила приятная прохлада, которая стояла в операционном. Мы клиентоориентированный банк, потому кондиционеры здесь всегда были исправны.

С наслаждением ощущая, как холодок чуть щиплет мою спину, проникая через залубеневшую от пота сорочку, я стал раздумывать, с кем бы зацепиться языками, чтобы скоротать время. Просто пока Анна пройдет все подводные камни разговора с бабулей-божьим одуванчиком, то есть прошагает от особенностей всех денежных реформ, начиная со сталинской, той, что происходила в 1947 году, до аксиомы, что развалили демократы чертовы СССР, времени пройдет немало. Не так же просто на стульчике сидеть. Да и потом — ничего не делающий сотрудник сразу виден во все камеры. Силуянов меня за эти дни ни разу не побеспокоил, но это не означает, что он за мной не наблюдает. Почему-то мне думается, что наоборот, во все глаза смотрит. И все фиксирует. Вот просто спинным мозгом это чувствую.

Тут как раз Сашка Вязьмина направилась к ксероксу с толстой пачкой бумаг. Не самая плохая компания для необременяющего трепа, решил я, и было пошел к ней, но тут же остановился и потер глаза.

Просто мне показалось, что я стал на секунду хуже видеть. Точнее — дымка какая-то в них появилась, и находилась она в аккурат над толстяком в дорогом костюме, который стоял у стойки депозитария. Ну так мы называли полукруглый массивный стол, за которым сидел Виктор Гусаров, он же «Витод», главный специалист по «ящичкам». Он у нас в банке отвечал за депозитарий, то есть за то место, куда люди без страха могут спрятать что угодно, и спать с этого дня спокойно, не боясь воров и громил. Место это являлось, по сути, одним большим сейфом с двумя массивными стальными дверями. Любой желающий мог снять себе на время кусочек личного пространства в этом сейфе, и называлось это пространство депозитарной ячейкой.

Толстяк, похоже, как раз и собирался это сделать. Но это ладно, до него мне и дела нет. А вот дымка над ним была, право слово, прелюбопытнейшая.

Это не обман зрения, все у меня с ним нормально. Над толстяком, прямо над его лысой макушкой, вилось нечто серое и бесформенное. Точнее — многоформенное. Оно то собиралось в некое подобие тучки, то расплеталось длинной серой змеей, плотно обвивая плечи облюбованного им человека.

А еще я почувствовал, что это существо ошивается над ним не просто так. И добра соседство с ним толстяку не принесет.

Потом же все стало еще чуднее. У меня возникло ощущение, что эта самая дымка меня учуяла, потому что в какой-то момент она дернулась, застыла на месте, а после вновь приняла змееподобную вытянутую форму и словно завертела головой. Точнее — тем, что как-то можно было подобным образом назвать. И увидела меня.

Нет, ничего такого, что обычно показывают в фильмах ужасов, не произошло. Никакая страшная рожа из дымки не сплелась и пасть, полную зубов, мне не показала. И холодом сверх «кондейной» меры меня тоже не обдало. Просто эта неведомая субстанция поплотнее обвила плечи клиента банка, как бы давая мне понять, что это ее собственность. И что лезть на ее территорию не стоит.

Впрочем, я и не собирался ничего подобного делать. Да и что я мог предпринять? Сказать этому человеку, что вокруг него, как черный ворон, вьется непонятное нечто? Я ведь и сам не знал, что именно это такое. То ли овеществленное проклятие, то ли вовсе какая-то неведомая пакость, про которую мне ничего пока неизвестно. И при этом вижу ее только я.

В лучшем случае дело кончится скандалом, в худшем меня отправят на медицинское освидетельствование. Банку не нужны сотрудники с психическими отклонениями. По крайней мере, ярко выраженными.

— Ячейку мне надо, — тем временем твердил толстяк, вытирая багровую шею носовым платком. — Самую большую. Такая у вас есть, размером с хорошую коробку. Мне маленькая не подойдет.

— Есть сейчас одна такая свободная, — сверился Виктор с компьютером. — Значит, оформляем договор?

— Оформляем, — подтвердил толстяк. — Вот паспорт.

Я еще раз кинул взгляд на пакостную дымку и пошел себе к Сашке, которая уже вовсю ксерила документы.

Вечером, для очистки совести, я спросил у Вавилы Силыча и Родьки, что же это было такое, но ответа не получил. Ну с Родькой все понятно стало сразу, он вытаращил глаза и начал нести какую-то ахинею о том, что в мире настолько много всего разного есть — ужас просто! И это разное человеческому разумению недоступно. А вот подъездный — это другое дело. То ли он и вправду не знал, о чем я веду речь, то ли просто не захотел отвечать, что мне кажется более вероятным. Такое случается, я это давно подметил. Я так думаю, что он для себя определил темы, на которые со мной можно говорить, а на какие нет, и придерживается намеченного плана. Чем именно он в этом вопросе руководствуется, какими нравственными или бытовыми нормами — не знаю. Но факт есть факт — иной раз вижу, что известно ему что-то, а говорить он про это ни в какую не желает. И ведь ничего с ним не сделаешь и никак его не уговоришь. «Нет, не знаю» — и все тут.

Я так думаю, что у них, в мире Ночи, все очень точно разграничено. Что, как, куда почему. Это у нас, людей, все границы мироздания давно сдвинулись, и принцип «здесь мое, здесь твое» работает плохо. У нас как? «Если это твое, но мне этого очень хочется, то все-таки можно». Особенно если потом за это ничего не будет. Да даже если и будет — после любого деяния, даже самого отвратного, ведь всегда можно поплакать, покаяться, списать все на оговор, врагов или водку, нанять адвоката, найти подставное лицо. Ну а Небесный суд… То ли он есть, то ли его нет — поди знай. Попадем ТУДА — тогда узнаем. Но пока мы ЗДЕСЬ — и это главное. Я не берусь судить, насколько это хорошо или плохо, просто так есть. Людской суд давно перестал быть тем, ради чего когда-то создавался. Но искренне надеюсь, что в конце пути каждый из нас на самом деле получит по делам своим. Сполна и честно.

А у них — нет. Твое — это твое, мое — это мое. И они не переступают границы даже тогда, когда этого никто не видит. И даже если про это никто не узнает. Не скажу, что меня это восхищает, но уважение вызывает, без дураков.

Правда, это касается только сущностей вроде того же Вавилы Силыча, так сказать, природных. Крепко подозреваю, что люди, пришедшие в их мир, не сильно отличаются от самих себя прежних, и принесли сюда все свои замашки. Я вот каким был, таким и остался. Поздно мне меняться в нравственном смысле, уж какой есть, такой и есть. Но мне стесняться особо нечего, я и в своей былой жизни всегда предпочитал играть по правилам. Так спокойнее и надежней, если что, мне предъявить будет нечего.

Но то я. А вот другие… Да хоть бы даже тот хмырь, который заклинание призвания зверя из Тьмы кому-то там продал. Это по любому против всех правил. Однако же вот, есть.

Интересно, Нифонтов его уже схомутал или еще нет? Но звонить выяснять не стану. Ну на фиг, подобный звонок себе дороже может выйти.