Долгий дозор - Александр Уралов

Так что надо было космос пока отложить и порыться в файлах, чтобы чего попроще найти, но тоже интересное. Лилька покрутилась-покрутилась по фургону да и к Егору подсела. Прижалась, обняла, — мол, тесно здесь, вот ведь беда какая! Ей-то, может, и удобно, а Егору?! Симпатичная, теплая… хрупкая… а еще сразу повадилась, обнимая руками, прямо в ухо ему говорить — мол, шумно ввечеру на площади. Губы у нее нежные… щеки огнем обжигающим горят, глаза таинственным светом сияют…

Ох, не к добру! Пришлось под благовидным предлогом из фургона на неверных ногах и с мокрой спиной выбираться.

Егор спустился вниз и, отдуваясь, вытер пот со лба. Ну, шайтан-Лилька, огневая из тебя девчонка выйдет! Вот ведь погибель-зазнобушка на чью-то голову растет! И года не пройдет, как какой-нибудь куяшский или челябинский Егор будет на тебя молиться, как он сам на Маринку…

Маринка…

Егор коротко сказал Ромке-джи, чтобы они с Лилькой фильм-файл вдвоем смотрели, а он, мол, пока еще все спать не завалились, с куяшскими посидит. Ромка-джи запыхтел было, а потом, видимо, махнул рукой. Куяшские — не московские ученые. От них ничего сильно интересного не узнаешь. Ну, будут об урожае плодов толковать, о верблюдах и ген-птице…

Этого и в дороге наслушались. Иди, Егорка, иди!

В ухе вдруг послышалась возня, и Лилькин голос хитро пискнул:

— Сбежал Егор-батыр, сбежал!

— Егор! Чего она такое говорит? — запыхтел Ромка-джи, и Егор отчетливо представил себе, как Лилька плюхнулась к его другу на колени, чтобы прямо в микрофон поехидничать. Ромка-джи наверняка такого не ожидал, и теперь у него все компьютерные дела мгновенно из головы выветрились. Во всяком случае, на сегодня. И даже когда отец Лильку позовет, будут сниться Ромке-джи сны горячие, тревожные.

— Да так, — усмехнулся Егор, чувствуя, как со стороны Челябы начал задувать благословенный прохладный ночной ветерок. — Балуется. Дитя еще. Ну все, отключаюсь, а то староста опять разноется…

«Маринка! Как же ты далеко!»

Поутру в караван-сарай новый караван пришел. Тут уж и вовсе с ума можно сойти от шума. Верблюды ревут, люди кричат, перекликаются. Кто-то под шумок чужой мешок прихватил, да прямо за руку схвачен был. Теперь охрана его в стороне камчой охаживает, положенные в таких случаях «десять с оттяжкой» выдает. Просто Вавилон-Город!

Но, слава Господу-Аллаху, собрались быстро. Теперь с их скоростью до Челябы пара часов осталась. За невестами уже родня будущих мужей приехала. Веселые все, смеются. За версту от них ген-саксауловкой несет, но настроены благожелательно, даром что оружием обвешаны по обычаю, с ног до головы.

Лилька Ромку-джи за руку схватила, потащила за собой, с подружками прощаться. Тот красный весь, видимо, вчерашнее из головы не выходит, а Лилька, наоборот, расцвела. Рот до ушей, сияет! Егору язык показала — вот, мол, тебе, сухарь бесчувственный!

В общем, какое там «засветло выступаем», как дядько Саша вчера говорил. К полудню только и собрались. Хан-начальник лично вышел с московским Саввой попрощаться, руки ему пожимал, напутственные слова говорил, Зие ласково кивнул. На Егора даже и не глянул.

— Ну вот, — сказал позже Зия, — с полевскими мы поцапались, с челябинскими тоже в натянутых отношениях! Все как у нормальных ученых, правда, Савва, хан-батюшка? Ты говори, о, могучий, приказывай! Мы с Егором повиноваться будем!

Савва только-только собирался ответить что-то хмурое, как Ромка-джи вылез с вытянувшимся лицом и неприкрытой звенящей обидой в голосе:

— А чего это только вы с Егором? Я тоже у вас в отряде!!!

Зия с Егором захохотали, да и Савва заулыбался.

— Ладно, — говорит, — договорились. Будете втроем повиноваться.

— Приказывай, Саввушка, не стесняйся! — сквозь хохот с трудом выговорил Зия.

Ромка-джи обиженно захлопал глазами, а потом сообразил и тоже заулыбался. Нет, определенно, это любовь так Ромке-джи на мозги повлияла! Неужели и он, Егор, так глупеет, когда рядом с Маринкой находится? Ну, Лилька, шайтан-девка! Неужто у них в Куяше все такие заводные?

* * *

Ох и суетлив же Челяба-Город в ярмарку! Народищу топчется, верблюдов, овец! Фургонов многие сотни, наверное! Целые улицы фургонов выстроились, и все что-то продают, меняют, торгуются, вопят, руками размахивают, ссорятся и мирятся. Пыль столбом, дым коромыслом!

И сверху солнце печет, как адским огнем пышет. Но спасают низкие навесы — огромные, из серой пыльной ткани, с краями в бахрому растрепанными. Из бахромы нитки свисают, мохнатые от мух.

Под самыми нарядными и свежими на вид навесами серьезные дела обсуждают, ген-кумыс из фарфоровых чашек пьют. Шантрапа всякая сюда не суется, торчит снаружи, с торговцами рангом пониже беседует. Если покупатель серьезный — хозяин его к себе приглашает, на подушки усаживает, ген-кумысом поит, разговор затевает.

Ну, мы народ простой, нам строительные роботы и оптовые партии материалов не нужны. Дядько Саша перед тем, как на ярмарочную площадь караваном въехали, всем правила напомнил: ходить только тройками-пятерками, чужие обычаи уважать, за оружие попусту не хвататься. В общем, сохраняйте спокойствие.

Лильку отец уже пригрозил к своему поясу привязать за ногу, если она не уймется, а потом упросил Зию, чтобы тот присматривал за девчонкой, пока сам он все дела сегодня не сделает. Пусть, мол, с молодняком рядом с вами держится. Если надо, я еще вам в помощь и охрану, Георгия, Гошу-солдата, дам. Зия затылок почесал, с Саввой переглянулся да и согласился. Им-то на ярмарке особо делать нечего. Их забота — библиотека, но это уже завтра, когда ярмарка со всей силой разбушуется, в самую пору войдет.

— Нам, Егорка, чем больше суеты, тем лучше, — сказал Зия. — Слухи здесь, конечно, быстрее звука разносятся, но всяк своими проблемами занят, и ему не до нас. Сегодня, считайте, отпуск вам даден. Но поодиночке — никуда! А то в дальних лавках ваши уши и головы уже завтра к вечеру на продажу пойдут. Лилия, от меня — ни шагу, поняла?

— Поняла, дядя Зия! — нервно ответила Лилька, напуганная такими ужасными толпами на диво разношерстного народа.

Савва в фургоне остался, дежурить. Кстати, решил и с местными потолковать, под предлогом того, что кое-какие файлы на продажу выставил, о чем по здешним каналам уже объявил. Зия калаш брать не стал, а вынул откуда-то пистолет — у Егора с Ромкой-джи сразу глаза загорелись — и подвесил кобуру на бедре, под левую руку.

— С левой руки я стреляю не хуже, чем с правой, — задумчиво сказал Зия, расталкивая обоймы по кармашкам комбинезона. — Таким уж Господь-Аллах меня создал. Вам же советую калаши на груди держать, по-походному, на предохранителях. Дозорное положение оружия — прикладом к плечу, ствол вниз, палец на спуске — здесь дозволено только охранникам и ментам.

Для официальных лиц они пока что находились под фирманом-Москва, добавил Зия. Егору не очень понравилось это самое «пока что», но он промолчал.