Желанная моя - Барбара Фритти

Алекса смотрела на него в недоумении. Что-то тут не складывалось. Отец никогда не интересовался магазином сестры. И не очень любил Сэнд-Харбор. И никогда не находил времени на что-то еще, кроме своей работы биржевого брокера. Вечно он совершал какие-то сделки и редко удалялся от телефона или компьютера.

– Папа, что ты здесь делаешь?

Отец оглянулся.

– Помогаю. Я же обещал тебе помочь.

– Это на тебя не похоже.

– Ты всегда говорила, что я должен больше времени проводить с тобой. Вот, выдался шанс.

– А как же твоя жена, твои маленькие дети? Разве не ты объяснял мне, что они нуждаются в тебе больше, чем я?

– Тебя не переспоришь, – пробормотал Роб.

– Ты никогда и не пытался меня переспорить. Покончив со своим браком, ты порвал отношения и со мной. Ты развелся со мной точно так же, как с мамой.

Отец явно удивился ее дерзости. Алекса сама удивилась. Но отступать не собиралась. Когда еще представится возможность высказать отцу все, что она думает, так почему не использовать эту?

– Мне жаль, что ты так это переживала. У меня и в мыслях никогда не было тебя обидеть. Я хотел цивилизованно развестись, но твоя мать так злилась на меня. С ней и пять секунд невозможно было поговорить без воплей и слез. У меня просто иссякло терпение.

– Почему ты не добивался совместной опеки?

– Ты была нужна твоей матери.

– А тебе нет, – ровным голосом произнесла Алекса.

– Все было не так. И не притворяйся, что ты сама хотела жить со мной. Твоя мать настроила тебя против меня. Даже когда я звонил, ты отказывалась со мной разговаривать.

– Ты редко звонил. Не говори так, будто я отвергла десятки твоих звонков. Поначалу ты звонил только в дни моего рождения и – иногда – на Рождество, а со временем и эти звонки прекратились.

Отец помрачнел.

– Алекса, я не могу вернуться в прошлое и что-то изменить, даже если бы захотел.

– Судя по твоему тону, тебе и не хочется.

– Кое-что я определенно сделал бы иначе, и уж точно больше времени проводил бы с тобой. Но я не идеален. Я совершаю ошибки, как и любой другой человек. Все, что нам остается, это учиться на своих ошибках и двигаться дальше. – Роб отвернулся к коробке, вытащил почерневший серебряный подсвечник. – Наверное, тоже хлам.

– Его можно отчистить, – возразила Алекса. В этом весь ее отец. Всегда готов выбрасывать вещи, а не пытаться привести их в порядок.

– Как скажешь, – пробормотал Роб, отставляя подсвечник.

– Почему вы с мамой развелись? – неожиданно для себя самой спросила она.

Отец вздохнул.

– Слишком много было причин.

– И одна из них твоя любовная связь?

Роб Паркер вздрогнул от неожиданности, резко развернулся и удивленно уставился на дочь.

– Что за странный вопрос?

– Просто хочу знать. Я давно думаю об этом. Я уже взрослая и хочу услышать честный ответ.

– Твоя мать говорила, что я изменял ей?

– При чем тут она? Я спрашиваю тебя, папа.

Он долго смотрел на нее и наконец ответил.

– Все, что случилось в моем браке, тебя не касается. Ты моя дочь, Алекса, но я не собираюсь говорить с тобой о личном.

Ответ ошеломил ее.

– О личном? Ты хоть представляешь, как громко вы ссорились? Я втыкала в уши затычки для плавания, чтобы не слышать о вашем личном. Странно, что тебя лишь сейчас это обеспокоило.

– Какой смысл? Я не хочу, чтобы прошлое снова встало между нами. Неужели нельзя начать сначала? Ты восстановила отношения с тетей и кузиной, так давай и мы забудем все безобразное и пойдем дальше.

Алекса отмахнулась от его предложения забыть о прошлом.

– Тебе все же придется ответить на мой вопрос. Ты изменял маме с актрисой по имени Шейла Каммингз?

Отец чуть не задохнулся.

– Что тебе известно о Шейле?

То, как он произнес это имя, было весьма красноречиво. Он точно знал актрису. Алексе стало не по себе. Неужели Брейден прав? Неужели ее бесконечные вопросы до добра не доведут? Однако отступать было поздно.

– Я знаю, что она арендовала дом Уэллборна. Я знаю, что она с кем-то ссорилась за несколько недель до смерти.

– И что тебе это дает?

– Зависит от твоего ответа.

– Не понимаю, зачем ты вытаскиваешь это на свет сейчас.

– Кто-то вломился в магазин сразу после того, как сюда доставили эти коробки.

– И что?

– А то, что мы имеем загадочную смерть, которая могла быть связана с этим ограблением.

– Не понимаю, почему ты объединяешь эти два события. И почему пытаешься связать меня с Шейлой?

Алекса подумала, стоит ли говорить, и решилась.

– Я видела фотографию, очевидно, сделанную в день рождения Шейлы Каммингз. Рядом с тортом видна золотая зажигалка, очень похожая на ту, что подарил тебе дядя Стэн.

У отца от изумления отвисла челюсть.

– Алекса, ты чокнулась? Ты ненавидишь меня так сильно, что пытаешься сочинять небылицы обо мне и Шейле?

– Похоже, ты ее знал.

– Ты точно сумасшедшая. Это смешно. Это нелепо.

С каждым словом отец злился все больше, а Алексу все сильнее подташнивало. Гнев в его голосе напоминал ей ссоры, сопровождавшие ее детство, когда она с головой накрывалась одеялом, чтобы не слышать отцовские крики и мамин плач.

И сейчас ей хотелось с головой накрыться одеялом, но она не могла это сделать. И она должна была противостоять отцовскому гневу.

– Я ни в чем тебя не обвиняю. Я задаю вопросы, а ты переходишь в нападение. И я начинаю подозревать, что тебе есть что скрывать.

– Я тебя не узнаю, – сказал отец, с отвращением качая головой.

– Жаль, что я тебя узнаю, – с грустью произнесла Алекса. – Ты всегда кричал, чтобы не лгать. Теперь я это понимаю. Все ваши ссоры с мамой. Ты никогда не отвечал ей прямо. Ты просто орал на нее, когда она тебя о чем-то спрашивала. Только я – не она. Я не боюсь, что ты меня бросишь, потому что ты уже меня бросил.

Роб побледнел.

– Даже не представлял, что ты так сильно меня ненавидишь.

– Я бы хотела тебя ненавидеть. Так было бы легче. Но последние пятнадцать лет я мечтала о том, чтобы ты любил меня так же, как когда я была маленькой. По воскресеньям мы ходили с тобой завтракать в «Оладьи Нини», и я чувствовала себя особенной. – Слезы подступили к глазам, и Алекса рассердилась на себя за то, что все еще чувствует боль и обиду, но что поделаешь, если ей действительно больно. – Это было только наше время. Когда мы в середине лета ели там оладьи, я и подумать не могла, что завтракаю с тобой в последний раз в жизни. Тогда я любила тебя, и, помоги мне Бог, я и сейчас тебя люблю. Но ты очень сильно меня обидел. И я от всей души на-деюсь, что ты не поступишь так же с остальными своими детьми, потому что это ужасно. – Алекса перевела дыхание и поняла, что ей стало легче. Наконец она высказала очень многое из того, что всегда хотела сказать.