Человек теней - Джефф Нун

Именно в этот момент к месту, где он стоял, приблизилась пара людей, чтобы купить что-то в торговом автомате. Найквист подошел, любопытствуя. В автомате продавались таблетки «Хронопакс», разработанные специально для «облегчения ваших путешествий через временные шкалы». Найквист обычно избегал подобных искусственных препаратов, полагаясь на алкоголь и силу воли. Беда в том, что сейчас у него не было выпивки, а что касается силы воли, то в последнее время она его подводила. Увидев приближающийся поезд, он бросил необходимое количество монет в отверстие и нажал на рычаг. Ничего не произошло. Найквист не на шутку разозлился. Он уже настроился обеспечить удобство своему организму до начала поездки. Это утешение, это блаженное облегчение или как еще, черт побери, они это рекламируют. Еще несколько раз подергав рычаг, он ударил кулаком по автомату. Хоть бы хны. Однако он был уверен, что у других людей с этим не возникало никаких проблем. Таблетки блестели на маленькой витрине, маня его своими обертками из фольги.

Паровоз остановился, двери открылись. Дым из трубы оседал вокруг двигателя.

Найквист еще несколько раз ударил торговый автомат.

– Давай! – Оглянувшись, он увидел людей, входящих в вагоны. – Откройся, ну же!

Бесполезно, автомат не работал. Ему придется справляться самому.

Подбежав к ближайшей двери, он взобрался на подножку.

За чертой

Должно быть, на одной из самых популярных временных шкал в городе был час пик, поскольку поезд оказался забитым до отказа. Это была одна из дешевых, послевоенных моделей с сиденьями по бокам и стоячими местами посередине. Найквист пробрался к самому незаполненному вагону, поближе к паровозу, где ему удалось найти свободное место. Он прижался спиной к жесткой обивке, зажав зеленую сумку Элеанор между ног и держа ремень одной рукой. Поезд раскачивало. Верхние лампы судорожно шипели, и большинство из них явно нуждалось в ремонте.

Он повернулся и посмотрел в окно. Поезд еще не достиг границы, и он мог видеть руины фабрик и складов. Вся территория освещалась дуговыми фонарями, излучавшими ультрафиолетовое свечение. Мимо медленно проехал другой, гораздо меньший поезд, следующий в противоположном направлении, в сторону от Сумрачного района. Это был вагон технического обслуживания, загруженный инструментами, старыми рельсами и запасными шпалами. Неопрятные, измазанные грязью мужчины и женщины свисали с вагона, когда тот подъезжал к навесу. Они сидели в клетке, держась за провода. Работа путевого обходчика была, наверное, почти самым худшим, что может случиться с человеком. Эту работу раньше выполняли заключенные, пока Главный протест против вовлечения каторжников не прекратил эту практику. Теперь этим занимались бывшие преступники, несостоявшиеся солдаты, бросившие работу полицейские, законченные пьяницы и наркоманы, и другие подобные изгои общества. Однажды Найквист прочитал соответствующую статью в журнале, проиллюстрированную фотографиями такой вот группы в действии. Вагон остановился где-то посередине сумерек, в слабо пробивающемся сквозь туман свете прожекторов рабочие ремонтировали рельсы, в то время как по обе стороны, на мрачных туманных полях их держали под прицелом винтовок вооруженные охранники. Это была опасная работа. На следующих трех страницах репортер выложил фотографии лиц рабочих крупным планом. Они были преждевременно постаревшими, покрыты шрамами, с выпиравшими острыми скулами. Но хуже всего выглядели глаза: в них невозможно было смотреть, не задавая себе вопрос, что они, должно быть, видели и испытали в том тумане и полумраке. От света низко висевшей луны замерзает кровь, и вдруг в тумане возникает смутный образ…

Найквист разорвал тот журнал в клочья.

Поезд двигался вперед. Сыщик внезапно почувствовал усталость, на него навалились боль и все, пережитое за последние часы. Он опустил голову и прикрыл глаза. Если повезет, он проспит всю дорогу. Раньше ему это удавалось. Но мешал шум – все больше пассажиров входили в вагон, пытаясь найти свободные места. Среди них было несколько детей, перевозбужденных из-за поездки через Сумрачный район.

Их восторженные крики и резкие возгласы не давали Найквисту желанного покоя. Люди стояли в проходе, уцепившись за петли на поручнях. Он чувствовал нарастающий гнев из-за того, что его заперли в этом вагоне. Все, чего он сейчас хотел, – справиться с этим и добраться до Ночного района без каких-либо проблем. Он ощущал жар распаляющегося страха и тревожно озирался. Разве никто из этих пассажиров не чувствовал себя так, как он? Найквист вгляделся в лица ближайших к нему людей. Их глаза были осоловелыми из-за недосыпа или налитыми кровью из-за сбоя во времени. Некоторые, не мигая, таращились перед собой, приняв разрекламированные таблетки бодрости. Найквист отвернулся, и в этот момент лампы в вагоне начали мерцать. Через несколько секунд прозвучал свист паровоза – жалобный сигнал того, что поезд пересек границу. Это был звук, который Найквист иногда слышал во сне. Теперь они ехали по земле сумерек. В вагоне стало тихо. Найквист был рад узнать, что не он один боится. Но молчание продолжалось всего несколько секунд, а затем люди снова принялись болтать, сначала тихо, а потом громче. Поездка продолжалась.

Окна вагонов затуманились. Найквист представил себе, как поезд движется через полумрак – долгая ласка дня превращается в ночь. Он воображал, как облака отплывают от луны, как ее бледный свет падает на мрачный пейзаж внизу, где поезд пробирается сквозь серый воздух и тени. Для существ в полумраке, диких собак или крыс, окна вагона казались яркими желтыми квадратами, которые размывались, когда поезд проезжал мимо них. Пассажиры казались потерянными душами на пути в ад: взрослые, дети, рабочие, незнакомые люди, странники, одиночки, святые и грешники, и он сам.

Найквист закрыл глаза. Это все, что он мог сделать.

Тьма, крупицы света, вибрации.

В ушах звучали голоса. Пассажиры говорили о ночном мире, о темноте и ее обещаниях. Они вздыхали, громко дышали и перешептывались. Было слышно милое воркование молодой парочки. Кучка детей над чем-то хихикала. Как они могли так беззаботно болтать? Этот скрипучий металлический ящик на дряхлых колесах мог легко развалиться, разбиться и сойти с путей. От этих мыслей по телу бежали мурашки. Найквист слышал рассказы о поездах, разбившихся на полпути, и об ужасающих последующих бедах. Люди исчезли и почти наверняка погибли – их тела так и не нашли. Об остановках также ходили ужасные слухи: туман окутывает вагоны, останавливая поезд, который попадает в объятия сумерек.

Найквист чувствовал, как по телу струится пот. Он слышал стук колес. Воздух стал спертым, было слишком жарко, он едва мог дышать. Он открыл глаза, и его взгляд тотчас упал на безвкусные изображения и лозунги рекламных объявлений над местами напротив. Каждое из них содержало свое уникальное предложение времени и информацию, как его расходовать: «Свободное время, время работы, время отдыха, время поиска, время проигрыша, время любви, бесконечное время, удобное время, дополнительное время, заемное время, ускоренное время, время опозданий, время для себя, время для других – несколько коротких моментов удовольствия могут стать твоими сегодня! Отправляйся за мгновенным удовлетворением прямо сейчас! Время не ждет! Живи одним днем!» Ближайший плакат расхваливал новейший вид хронометра: «Предварительно установлены более ста разных временных шкал для легкого выбора образа жизни». Найквист начал было читать рекламу во второй раз, чтобы отвлечься, но вдруг понял, что маленький мальчик, сидящий в проходе, пристально на него смотрит. Ему было около шести лет, и он то и дело бросал на Найквиста насупленный взгляд. Рядом с ним сидела женщина, предположительно мать мальчика, ее лицо было полностью скрыто за страницами «Сигнального огня». Заголовок на первой странице гласил: «Полиция ни на шаг не приблизилась к поимке Ртути». Найквист посмотрел мальчику в глаза, но через несколько секунд понял, что ему следует отвернуться. Справа от него сидел молчаливый мужчина в деловом костюме. Время от времени он прикладывался к фляжке. При виде этого губы Найквиста тут же пересохли. На другой стороне напевала про себя мелодию девушка. Ее рукава были закатаны выше локтя, и на каждой руке было несколько часов с ремешками разной длины. На каждой руке, похоже, было надето пять или шесть часов, и, несомненно, на каждых из них было установлено разное время. Увидев это, Найквист обнаружил, что следует собственному ритму, стук колес поезда смешивался с тиканьем его биологических часов, отсчитывая секунды. И он снова опустил голову и закрыл глаза.