Солдат поневоле - Михаил Кисличкин

Как всегда, после внешней политики шел блок космических новостей. Директор Роскосмоса говорил о том, что «Ямато» и «Паладин» практически достроены. США официально просят максимально ускорить текущий проект, связанный с первой научно-исследовательской миссией этих кораблей, и передают половину своей доли в нем России и Японии в связи с экономией бюджетных средств. Россия соглашается, что подготовку экспедиции нужно максимально ускорить, и просит Европу в свою очередь увеличить финансирование и ускорить поставку оборудования, соглашаясь на большее количество стартов со своего гравитационного космодрома. «Мы работаем в максимальном темпе, — заявлял директор Роскосмоса. — Но если коллеги из Европы и Японии помогут, мы будем работать еще быстрее, без ущерба для качества».

— Куда они так гонят? — думал Илья. — Зачем? Тем более после гибели «Геркулеса»… Озвученная по ТВ логика телевизионных экспертов, который год подряд оправдывающих масштабные космические исследования, понятна — поиск новых ресурсов, выход из стагнации научно-технического прогресса, невозможность роста мировой экономики исключительно за счет дальнейшей эксплуатации ресурсной базы и экосистемы Земли. Но зачем такая спешка, неужели вселенная не подождет еще годик-другой? Или Боря таки вещает что-то недалекое от истины?

Тем временем космический блок новостей сменился внутриполитическим. Поговорили про сокращение МВД России и переход части ее сотрудников во вновь создаваемые отделы Комитета полезности. Показали ролик о перевоспитавшемся опустившемся алкоголике, который после суда Комитета полезности и исправительных работ бросил пить и открыл в себе талант писателя и спортсмена.

— Спасибо Комитету! — вещал бывший алкаш. — Кем я был? Отбросом общества. А благодаря неравнодушным сотрудникам Комитета, которые не прошли мимо моей простой человеческой трагедии, я стал другим. Я теперь настоящий, полноценный человек, переосмысливший свою жизнь, я даже стал писать книги!

«Дурдом, — подумал Илья. Ему даже стало немного неудобно за столь очевидную лажу телевизионщиков. — Из алкоголиков в писатели, это же надо придумать! Из писателей в алкоголики я еще понимаю — это процесс обычный. Но чтобы наоборот?»

После новостей был, как обычно, прогноз погоды, потом Илья переключился с новостей на Интернет. Интернет к информационным экранам общежития курсантов все-таки подключили, но с жесткой цензурой на ряд сайтов и без возможности обратной связи. Смотреть — смотри, но ни комментировать блоги, ни общаться на форуме или отправить обычный e-mail было нельзя. Тем не менее и этот усеченный Интернет был большим благом, и Илья просидел за ним до глубокой ночи.

Третьего мая Илья, как и курсанты всех четырех взводов, был в увольнительной. Шел второй год после того, как Госдума, вняв в виде исключения голосу разума, вернула наконец длинные майские садово-огородно-шашлычные праздники, сократив при этом январский зимний запой на несколько дней.

Увольнительная была на четыре дня, и, лежа рядом с Аней в широкой постели номера люкс отеля «Двина», Илья представлял себе еще один замечательный день впереди. Скоро проснется Аня, потом, часа через полтора, они выползут из номера, чтобы не пропустить бесплатный завтрак («За что уплочено — то должно быть проглочено», — утверждала девушка), потом выйдут в город. Аня с подругами собиралась поехать на какую-то выставку-ярмарку чего-то там национального куда-то за город, убеждая Илью, «что там будет круто». Ему было все равно, лишь бы с Аней. Вечером они вернуться обратно в город, может быть, сходят в кино, и будет ночь. Еще одна восхитительная ночь с Аней. Лежа в постели и улыбаясь, как ребенок, своим мыслям, Илья аккуратно положил руку девушке на живот, а потом сдвинул ее чуть выше, к крепким яблочкам ее грудей, начиная их слегка поглаживать. Сейчас проснется, родная…

Однако вместо этого зазвенел телефон. Причем особенно противной мелодией, которая была выставлена у Ильи на вызовы от офицеров части. Отключать телефон в увольнительной было запрещено, но звонок от отцов-командиров в это время Илья получал впервые. Времени для отдыха у курсантов было мало, и без веской причины командиры его у бойцов не отбирали. Значит, что-то серьезное, то есть увольнительной конец. Так оно и оказалось.

— Общий сбор на точке один через час, срочное отбытие в часть. Выполняйте, — сказала трубка голосом Липатова и отключилась, не дожидаясь уставного «есть выполнять». Вот и все. Перезванивать и врать о том, что он не успеет, было бесполезно. Илья был уверен, что Липатов, как куратор взвода, прекрасно знает, где он находится. Накатившее раздражение было такой силы, что Илья аж заскрипел зубами. Посидел на кровати секунд тридцать, собираясь с мыслями и пытаясь обуздать волну злости, потом почувствовал, как сзади Аня положила руку ему на плечо. Когда Илья обернулся, она все прочитала в его глазах…

— Служба?

— Она, блин…

Когда машина доставила Илью от городской точки сбора к вертолетной площадке, там уже был весь его первый взвод, представлявший собой полную коллекцию злобных выражений лиц. Некоторые физиономии носили следы вчерашних не совсем умеренных возлияний (например, небритое, слегка осунувшееся Сашкино лицо), другие были свежи и чисто выбриты, но довольных среди них не было ни одной. Посадкой курсантов в вертолеты руководили лично Липатов и инструктор по парашютной подготовке майор Ванин. Взвод спешно разместили в два вертолета и те сразу взлетели, заложив небольшой вираж над красивой нежно-зеленой опушкой только начавшего одеваться в весеннюю листву леса. Почему-то именно таким его Илья запомнил надолго…

Илья летел в одном вертолете с Липатовым. И тот Липатов, которого он видел перед собой в данный момент, ему явно не нравился. Курсанты были, конечно, недовольны отмененной увольнительной и ожидали какой-нибудь внеочередной пакости от командования части, но в целом выглядели нормально. А вот Липатов выглядел не так. Наверное, именно с таким выражением лица сидели в десантном отделении самолета, летящего через линию фронта, диверсанты Великой Отечественной войны, получившие приказ «взорвать на рассвете охраняемый эсэсовцами стратегический мост или умереть» и напутствие «Родина вас не забудет».

Очень уж сосредоточенное было у него лицо, какое-то немного нездешнее, что ли. Похоже, впереди были большие неприятности, и Илья подозревал, что не только у Липатова. Подумав, он решил попробовать прояснить ситуацию.

— Разрешите обратиться, товарищ майор.

— Обращайся.

— У меня, ну, думаю, у нас у всех, вопрос есть — почему прервалась увольнительная? Учения новые или еще что? — сказал Илья, предварительно оглянувшись на других курсантов. Тем был явно интересен их разговор с майором.

— А что, плохо погуляли, боец? Баб и выпивки за два дня употреблено недостаточно? Так их никогда не хватит. Скажу по секрету, перед смертью не надышишься.

— Зачем вы сразу так, товарищ майор? — подпустил в голос немного интеллигентной печали Илья. — Я просто спросил. Никогда же раньше увольнительных не прерывали.