Будет вам война! - Сергей Зверев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Из-за изломанного силуэта набережной игольчато блеснул золоченый шпиль Петропавловки – самой старой городской тюрьмы.
Громкоговоритель выплюнул приветствие:
– Господа и дамы, братаны и братанки, пацаны и пацанки! Мы рады приветствовать всех вас на нашей «Блатхате»! С первой ходкой вас! Надеемся, не с последней… Большой «Блатхате» – большое плавание! Все отдыхают!..
Бандиты зааплодировали, менты налили.
Взглянув на краснокирпичный силуэт «Крестов», отдаляющийся за длинным отблеском серой воды, Экспонат истово почесал шею. Метрдотель уже изогнулся над ним вопросительным знаком.
Скрюченный полиартритом воровской палец уткнулся в строчку меню.
– Отбивная «Черный ворон»… Это из кого? – подозрительно осведомился Экспонат.
– Куриная, – смиренно ответил метрдотель.
– Ты че – мне курицу предлагаешь? – недобро ощерился знатный уголовник. – Ты хоть знаешь, что ее по понятиям есть западло!
– Почему это западло?
– Потому что курей «петухи» топчут! – Экспонат в сердцах плюнул на палубу, чтобы скрыть досаду. – А еще «Блатхатой» называетесь…
– Тогда могу предложить вам рыбное блюдо «Спинка мента». Есть еще омары под банановым соусом…
– Бана-аны? Мне-е? – не поверил престарелый вор и аж задохнулся от нахлынувшего унижения; вероятно, такие же чувства испытывал когда-то Михаил Круг, слушая педерастические завывания Бориса Гомосеева. – Да ты хоть въезжаешь, на что эти бананы похожи?
– Извините, – откашлялся метрдотель, понимая, что сморозил очередную глупость. – Может, тогда икры черной паюсной? Или креветок?
– Дай-ка мне лучше баланды, – с неожиданным миролюбием предложил татуированный гость. – Обычной, какую в «Крестах» дают, типа «могила».
– Но…
– У нас в преступном мире вообще своеобразные представления о гастрономии. – Экспонат неожиданно перешел с блатной фени на общегражданский язык. – Без всяких там икр и омаров можно хоть «четвертак» оттянуть. А без баланды – полная жопа!
А плавучий кабак уже разворачивался у стрелки Васильевского. Оставляя за собой бурлящий пенный след, он медленно пополз против течения. Острый форштевень уверенно резал воду. Ветер рябью царапал ртутные волны, то и дело хлопая огромным рекламным плакатом на флагштоке. Публика на экскурсионных катерах у Дворцовой набережной с удивлением наблюдала за странного вида плавсредством. Защелкали фотоаппаратные затворы. За видеокамерами выпучились скривленные прицеливанием физиономии. Энтузиасты с верхних палуб выкрикивали пожелания и размахивали руками. Некоторые, особо продвинутые экскурсанты даже раскидывали пальцы веером, посылая пассажирам «Блатхаты» замысловатые приветствия.
Ахмед, некогда служивший срочную в Каспийской флотилии, выполнял на бывшем сторожевике функции рулевого. Сжимая штурвал, он то и дело принимал героические позы, явно воображая себя командиром ударного авианосца. Рулевой лучился довольством: ведь на широком невском фарватере на него не могли наехать ни менты, ни скинхеды, ни пьяные дембеля-десантники.
– Дай-ка чуть влево, – распорядился Заметалин, посматривая в сторону Дворцовой. – У нас есть и такие клиенты, которым лишняя популярность ни к чему…
– Зачем влево, да? – удивился рулевой. – Пусть фотографируют. Реклама и все такое…
– Рекламу нам вот эти сделают. – Гамадрил кивнул в сторону юта, где под декоративной решеткой пьянствовали бандиты с ментами, и продолжил тоном опытного пиарщика: – Не пройдет и месяца, как благая весть о нашем заведении разнесется по опорнякам, кичам, шизерькам и чалкиным дачам всей Руси Великой. И назовет ее всяк сущий в ней язык. И когда реальный, уважающий себя пацан захочет еще раз окунуться в ту полнокровную, полную экстремальных приключений жизнь, где он впервые почувствовал себя челове…
Заметалин не договорил – в рубку неожиданно ворвался маленький Магомедик. Дико тараща черные масляные глаза, он указывал куда-то по курсу движения судна.
– Там… там… – смуглые руки нервно теребили кожаный ремешок бинокля.
– Что – «там»? – удивился Гамадрил. – Десантное судно с пьяными дембелями? Или перископ американской подлодки?
– Там… – трясущимися руками Магомедик снял бинокль и протянул его Заметалину.
Кое-где на фарватере бултыхались редкие глыбы льда, и это не удивляло. Ледоход на многочисленных питерских каналах заканчивался чуть позже, чем на полноводной Неве, и одиночные льдины то и дело выносило в русло главной водной артерии. Одна такая глыба сразу же привлекла внимание смотрящего: она была не грязно-серой, как все остальные, а весьма подозрительной красно-бело-синей расцветки.
Гамадрил навел на нее резкость бинокля, и челюсть его лязгнула. На мгновение бывший лагерный офицер превратился в памятник капитану «Титаника» за секунду до столкновения. В голове поплыли разрозненные протяжные звуки, постепенно складываясь в похоронный марш. На мгновение под куполом черепа сделалось тихо и ясно. Но это была ясность смертного приговора.
Заметалин подул в окуляры, с туповатой старательностью протер их платком, а затем вновь припал к биноклю.
Картинка не изменилась.
Прямо по курсу «Блатхаты» плыла глыба льда, в которой угадывался человеческий силуэт в синем прокурорском мундире. Бесформенные кровавые пятна алели на бледном лице, вмороженном в льдину…
Это был труп Макаренко.
Не далее, чем несколько месяцев назад Заметалин собственноручно сбросил тело расстрелянного прокурора по надзору в промоину Лебяжьей канавки. Тяжеленная гиря, заботливо привязанная к ноге, вроде бы исключала всплытие тела. То ли веревочка оказалась слабой, то ли гиря – легкой, однако плывущий навстречу предмет мог стать убойной уликой в уголовном деле «об исчезновении без вести ст. советника юстиции Макаренко А. С.», открытом, как наверняка знал Гамадрил, вскоре посли убийства прокурора.
«Я еще приду к тебе. Обязательно приду!..» – вспомнились Заметалину слова прокурора, пригрезившиеся в ночь после убийства, и тут же почему-то некстати завертелась строчка из Высоцкого: «И текли, куда надо, каналы, и в конце, куда надо, впадали!»
Лишь огромным усилием воли Гамадрил взял себя в руки. Первой мыслью было: плывет – и пусть себе плывет. Нева впадает в Балтику, омывающую берега множества государств. Рано или поздно свежемороженого прокурора вынесет на заграничный шельф. Однако эту мысль тут же опровергла следующая, более логичная. Еще в Ботническом заливе странный пловец наверняка привлечет внимание погранцов или таможенников. И тогда дело «об исчезновении без вести» плавно переквалифицируется в другое – «умышленное убийство».
Правильные решения приходят не только во сне и не только великим ученым.
– Послушай, Магомедик, – с неискренним равнодушием сказал Заметалин. – Спусти на воду шлюпку, забагри то, что на нас плывет, и засунь это в морозильную камеру. Только чтобы никто не видел. Задачу понял? Выполняй!