Мертвое небо - Александр Мазин

Девки попрятались, у дверей люди Сожри-Всё дрались с черноповязочниками «Больше-веселее» – силы примерно равные. Вокруг столов валялись порубленные Данилом. Кое-кто еще цеплялся за этот мир, но большинство уже отправилось к Кале. Ни одного боеспособного не осталось. Кроме Смерть-Бочки. Атаман пер вперед, ревя взбешенным кугурром. Данил прыгнул с кресла навстречу врагу. Огромная дубина упала сверху, Данил метнулся навстречу, выстрелил мечом прямо в центр толстого брюха… и впервые за много лет недооценил противника. Палица перевернулась в руках Смерть-Бочки, как тросточка в пальцах жонглера. Нижний конец дубины отбил меч Данила… и самого Данила. Подброшенный ударом светлорожденный треснулся спиной о кирпичную стену у самого очага, едва не угодив в огонь. Дыхание пресеклось, внутри разлилось пламя, и черная пелена застлала глаза. Смерть-Бочка был уже рядом. Дубина с треском врезалась в стену. Оглушенный, ослепший от боли Данил ничего не осознавал, но успел откатиться в сторону. Новый удар. Ожег щеку осколок кирпича, выбитый стальным шипом, однако Данил уже пришел в себя. Смерть-Бочка, пыхтя, словно рассерженный бык, гвоздил дубиной, но светлорожденный успевал уворачиваться. Он даже не пробовал пустить в дело меч. Дубина втрое длиннее, а парировать ее – все равно что сбить кулаком прыгнувшую харсу. Но рано или поздно эта громадина устанет… Толстый живот подпрыгивал над широким кожаным поясом, вздувались буграми мышцы. Смерть-Бочка работал мастерски, со всех направлений, не теряя маха и скорости. Зажав Данила между очагом и углом, хуридит гонял его вдоль стены, но прилегающая стена и выступающий край очага мешали и ему. Удивительно, но огромный, обросший салом хуридит лишь на полмгновения уступал в скорости владеющему Мангхэл-сёрк Данилу. Какой воин! Светлорожденный получал бы искреннее удовольствие от боя, если бы ставкой была его собственная жизнь. Только его собственная.

Громадная туша атамана заслоняла от Данила дерущихся у дверей. Но и у Смерть-Бочки не выросло глаз на затылке. А оглянись он – и Данил тут же выскользнет из ловушки. Смерть-Бочка нервничал. Он вовсе не хотел получить стрелу в спину, прикрытую только слоем сала. А проклятый акробат оказался северянином и вдобавок обученным вагарским приемчикам. Смерть-Бочка перетопил множество имперских кораблей и перебил немалое количество моряков-воинов. Он сталкивался почти со всеми боевыми школами мира. Когда он добивался своего места в Кариомере, он давил соперников, как боевой пес – помоечных крыс. Культяпый видел это, поэтому приволок с собой бойца из Империи. Но Смерть-Бочка давил и имперских мастеров меча. Ха! Этот действительно хорош!

Атаман размышлял, а руки продолжали работать.

«Ветряная мельница,– подумал Данил.– И здоров, как сам Нил Биоркит!»

«Йа-ха!» – прорезал воздух вопль Сожри-Всё. Ликующий вопль.

Смерть-Бочка на миг отвлекся, а Данил, который только и ждал этого мига, выбросил меч в колено хуридита.

Короткий конец палицы тут же описал полукруг, но Данил удержал выпад, перебросил меч в левую руку,– и еще один бросок. Вот так! Есть!

Дубина Смерть-Бочки с невероятной силой обрушилась на кирпичную кладку, развалила ее. Котел с похлебкой опрокинулся, комната наполнилась вкусным пряным запахом. От страшного удара стальная обручка соскочила с палицы, сама палица треснула. Смерть-Бочка крутнулся на месте… Опоздал. Меч Данила полоснул по боку атамана – ниже подмышки, и еще раз – по предплечью, разрезал мышцу, заскрипел по кости. Хуридит завыл. Данил прыгнул высоко вверх – треснувшая дубина просвистела под ним – и в воздухе вонзил меч в толстую шею Смерть-Бочки. Хуридит выпустил дубину, здоровой рукой схватил правое запястье Данила раньше, чем тот успел выдернуть меч, а раненой рукой нанес светлорожденному страшный удар… который Данил отбил боевым браслетом, располосовав шипами кулак хуридита. И с маху ударил – браслетом же – по локтевому сгибу Смерть-Бочки. Пальцы атамана разжались, светлорожденный повернул застрявший в ране меч, выдернул его, обхватил эфес двумя руками и с расстояния трех шагов нанес удар, называемый в Мангхэл-сёрк «две ладони». Клинок пропел песню, и сквозь грудь атамана, наискось, на глубину двух ладоней, прямо через могучее сердце пролегла кровавая борозда. Смерть-Бочка рухнул навзничь… Но он еще жил.

Сожри-Всё, Черный Палец и еще один уцелевший из Пяти Левых, опустив арбалеты, взирали на происходящее с благоговейным ужасом.

Повинуясь скорее наитию, чем разуму, Данил вновь вскинул меч. Кровавые брызги полетели из-под клинка. Проломленная грудная клетка, фонтан густой алой крови. Клинок Данила вырвал комок разрубленной плоти, сердце Смерть-Бочки,– и, описав дугу, кровавый ошметок упал к ногам Сожри-Всё. Меч еще раз повернулся в ране… и второе сердце шлепнулось на пол рядом с первым. А упав, сократилось еще четырежды, прежде чем остановиться.

– Магхар,– бросил Данил побледневшему однорукому, вытер куском подвернувшейся ткани меч и отправил его в ножны.– Пойдем,– сказал он.– С этим всё.

В ту, последнюю, ночь Рудж так и не уснул. Да он и не пытался. Надежда, которую пробудил в нем напоследок Дорманож, выбор, который он якобы предоставил кормчему… И еще то, что Ними где-то здесь, в лапах монахов… Это было похуже, чем пытки, которым его подвергли по приказу риганца. Кормчий готов был отдать за Ними и жизнь, и состояние. Но кто поручится, что их не казнят, когда золото отправится в сундуки Братства? И что хуже для его любимой – умереть или стать рабыней монахов?

«Богиня, сохрани ее!» – взмолился он.

Если Ними будет жива, а сам Рудж – на свободе, он ее вытащит. И заставит Хуриду заплатить за все. Сожженный корабль убедит Совет Империи, что время бездействия кончилось. А если Советникам этого покажется мало, Рудж обратится прямо к Императору. Позор, если держава позволяет безнаказанно убивать своих подданных!

Ярость сменяли сомнения, а сомнения – снова ярость. Но под полом все так же возились крысы, и ни один лучик света не проникал в каменный мешок. Кончилась ли ночь? Что сейчас – утро или уже вечер?

Когда за Руджем пришли, он так и не принял решения. Единственная надежда: Данил на свободе. Данил их не оставит, а для светлорожденного Данила Руса невозможного не существует.

Серое хуридское небо очистилось. Солнце сияло ярко и весело, словно не на грязные мостовые Кариомера падали его лучи, а на белый мрамор глорианских колоннад.

– Пей,– солдат протянул чашку с мутной речной водой.

Кормчий неловко (цепи оттягивали запястья) взял чашку и проглотил пахнущую болотом жидкость. Отдал, посмотрел на небо, оглядел двор. Ноги подгибались от слабости, но когда кормчий попытался присесть, один из солдат сердито дернул цепь:

– Не велено!

Спустя четверть часа упряжка волов вкатила во двор закрытую повозку.

А еще через полчаса появилась группа монахов.

Монахам подвели пардов, слуги подставили спины, чтобы хозяевам сподручней забраться в седла.

Один из монахов махнул хлыстом. Солдаты схватили цепи и бегом потащили кормчего к всаднику – тому, кто допрашивал Руджа.