На пиру богов - Сергей Николаевич Булгаков

в отношениях с Римом, у нас даже не подозревают благодаря официальной лжи и благоглупости, на этот счет в нашей семинарской литературе распространенных. А о том, как было дело в России, свежо в памяти всех.

Светский богослов. Власть и влияние императоров в Церкви есть во всяком случае только внешний факт, устранение которого не имеет решающего значения. Важна догматическая основа церковного единства, а таковая определяется согласием, соборностью всех Поместных Церквей, которая имеет свое выражение во Вселенских соборах. До Константина эта соборная природа Церкви была очевидна, потому что не затемнялась влиянием светской, хотя и христианской, власти.

Беженец. Лучше не апеллировать вслед за протестантами к первым векам хотя бы потому, что последние не станут первыми и старшему возрасту не вернуться к юному. Но не так легко аннулировать влияние царской власти в Восточной Церкви сведя ее к внешнему факту. «Внешний епископ», православный царь, почитался единым главой и покровителем всего христианского мира, он давал жизненное единство Церкви, особенно после того, как она отторгнута была от своего собственного главы – Римского Папы. Императоры созывали Вселенские соборы, и без объединяющей императорской власти Вселенский собор становится лишь отвлеченной теоретической возможностью, которая еще ни разу не становилась и, конечно, не станет действительностью. Фактически Восточная Церковь без царя обезглавлена.

Светский богослов. Нам не дано ведать путей Божиих, и, если нужно, Господь приведет Церковь к Вселенскому собору при всех политических условиях.

Беженец. Вы спасаетесь ссылкой на всемогущество Божие там, где должен быть дан прямой, ясный и точный догматический и церковно-исторический ответ. Если Вселенский собор есть действительно орган единства и соборного сознания и действия Церкви, тогда надо указать фактические условия, наличность и возможность такого органа. А если таких условий нет, нечего и говорить о Вселенском соборе как органе такого единства. Значит, его нет и Православие есть лишь сосуществование в разных местах единомыслящих Церквей, между собой поддерживающих лишь слабые отношения междуцерковной вежливости, а при первом случае легко вступающие и в раскол, пример – болгарский филетизм, свежие примеры и у нас на глазах. И в таком случае Православная Церковь обречена на автокефализм, то есть сепаратизм и партикуляризм Поместных национальных Церквей, из которых каждая фактически усвояет себе польское veto и свой собственный голос выдает за вселенский.

Светский богослов. Вы утрируете, по обычаю, некоторые слабости, связанные с свободой Православия, ведь нет ничего труднее, как пользоваться свободой, хотя и нет ничего выше свободы церковной, единения в любви, а не в рабстве авторитета. Но при чем здесь все-таки самодержавие? Ведь издревле канонами установлено было пять Патриархий, число которых после римского раскола восполнилось русской, и эти пять Патриархов, возглавлявшие Поместные Церкви, и были, и остаются правящим созвездием в церковном небе, они остаются и доселе.

Беженец. Как легко вы расправляетесь с канонами и меняете список пяти Патриархий по нужде и по вкусу. Где же и какими канонами предусмотрено возникновение русской да и иных возникавших и имеющих возникнуть Патриархий? Разве это не есть самодельщина автокефализма, на который volens nolens приходится идти старейшим Патриархиям, если они не хотят раскола. Дробление и автокефализм есть закон исторического бытия обезглавленных Церквей, в котором центробежной силе не противостоит реальная центростремительная. Однако вопрос сейчас не в этом, а в значении царской власти для церковного Востока. Так вот, эта-то последняя и была той отсутствующей ныне центростремительной силой, которая, несмотря на все свои еретичества и насилия над Церковью, связывала и поддерживала церковное единство. Догматически защитник веры и в этом смысле глава Церкви был в некотором роде светским Папой, фактически же он был им вполне. Императоры назначали Патриархов, сменяли, вмешивались в церковную жизнь как им благорассудилось, и в этом никогда не встречали принципиального противодействия. И всей силой и полнотой своей власти они, вместе с государственным единством, поддерживали и церковное, так что, пока была Византия, могло и на самом деле казаться, что автокефализм преодолим и Церковь едина, причем у греков всегда жило античное сознание, что мир весь исчерпывается греками, а вне их – лишь варвары.

Светский богослов. Но ведь пять-то Патриархий существовали, и четыре-то из них находились вне влияния византийских императоров.

Беженец. Но ведь что получилось из отношений с действительно независимой от Византии Патриархией Римской, мы знаем – роковой разрыв Восточной и Западной Церкви, самое великое бедствие, которое только могло постигнуть христианство. А что касается остальных Иерусалимской, Антиохийской, Александрийской Патриархий, то они ведь очень рано превратились в археологические реликвии, в захудалые провинциальные епархии без всякого влияния и в полной зависимости от богатых и сильных мира сего. Это были викарии византийского Патриарха, который фактически, а после властолюбца Фотия и теоретически все более усвояет прерогативы византийского Папы. Так это было и после Византии, в Московской Руси, когда эти Патриархи приезживали за милостыней и торговали своим патриаршим титулом, проклинали старопечатные книги, налагали клятвы на старообрядцев и подобное. В смысле церковного веса и влияния, по своему значению для церковного единства эти археологические Патриархи давно уже представляют собой quantite negligeable, надо это прямо сказать. Если православные богословы настаивают, что Патриарх есть такой же архиерей, не имеющий никакой особенной харизмы, а только занимающий кафедру в определенном городе, но если патриаршество определяется силой и значением этого города, тогда давно уже надо сделать фактический вывод, что патриаршество стало здесь только почетным историческим титулом. Александрийский «Папа» по-прежнему зовет себя «Вселенским», вместе с Константинопольским. Жизнь давно уже сделала этот практический вывод, и в действительности восточное Православие имело одного только главу, одного светского Патриарха – православного царя, имевшего, если не potestas ordinis[50], то potestas jurisdictionis[51]. Только это спасало Восточную Церковь от распыления и автокефализма, и пока существовала Византия, была такая видимость церковного единства, что она могла вступить в соперничество с Римом, хотя и неоднократно в трудные времена снова искала примирения с ним: Флорентийская уния и попытки восстановления единения церковного накануне падения Византии.

Светский богослов. Дела давно минувших дней. И однако Церковь Восточная просуществовала и доныне, целые века после Византии.

Беженец. Да, просуществовала потому, что на смену второму Риму оказался налицо Третий Рим, византийскому самодержавию пришло на смену московское: Византия второго сорта, поплоше, но с теми же заданиями и притязаниями. Вы ведь знаете, как отразилось в московском самосознании падение Византии: Москва есть преемница Византии, единственное православное царство, в котором блюдется чистота веры. Здесь самый сумасшедший религиозный национализм, благодаря которому национальная Поместная Церковь осознала себя как единую Вселенскую (за что и