Юные безбожники против пионеров - Валерий Анатольевич Шевченко

class="a">[521]. О том, что антирелигиозная работа в школах является «совершенно излишней», высказались некоторые педагоги железнодорожной школы станции Сухиничи[522]. Находились педагоги, которые открыто противостояли такому нововведению. Например, одна учительница сказала: «Я не буду вести антирелигиозную работу в школе, я верю в Бога, я знаю – не советская я учительница, можете уволить меня». Вскоре после такого заявления уездный отдел народного образования ее уволил[523].

В школах для национальных меньшинств реакция могла быть более негативной. Заведующий Уралоно И.А. Перель в феврале 1929 г. рассказывал на совещании завкрайоно об одной «нацменовской» школе, где антирелигиозное воспитание «встретили в штыки»[524]. Преподаватель в немецком поселке № 2 Аркадакского района Балашовского округа Никкель на вопрос: «Как у вас обстоит дело с антирелигиозным воспитанием?» – сказал: Да боюсь, как бы слишком круто не повернуть, я пробовал вести антирелигиозную работу, ничего не выходит – как начнешь учащимся говорить про Бога, они краснеют и глаза опускают вниз»[525]. Преподаватели немецких школ на учительской конференции Симферопольского района открыто заявили: «Мы отказываемся от антирелигиозного воспитания». Мотивировали они отказ тем, что даже работники сельских советов немецких колоний посещают церковь[526].

Но даже там, где учительство готово было приступить к антирелигиозной работе, оставалось неясно, как к ней приступить. «Учительство не знает, как за нее взяться», – констатировал инспектор Наркомпроса, обследовавший Урал[527].

Не имея методических указаний и переработанных программ, учительство придумывало собственные формы работы. Некоторые школы ввели специальные часы антирелигиозного воспитания. Но часто особые «уроки безбожия» срывались из-за методической и содержательной неподготовленности. Например, в одной школе II ступени, где в 1929 г. ввели «уроки антирелигиозного воспитания», занятия проводились нерегулярно: преподаватели приходили на эти уроки раз в месяц[528]. Такие уроки не приветствовались ни Наркомпросом, ни СВБ. Последний считал, что вся школьная жизнь (прежде всего, учебные предметы) должна быть пропитана воинствующим атеизмом. «Еще до сих пор – и не где-нибудь, а в Москве – имеют место особые часы «антирелигиозного воспитания» в школах», – писал Ф.Н. Олещук осенью 1929 г.[529]

Недостаток систематической работы приводил к кампанейщине. Школа наиболее активно занималась антирелигиозной работой в преддверии Рождества и Пасхи. В Рождество 1928/29 г. помимо традиционных мероприятий (вечера, концерты, карнавалы) ставился вопрос о работе школ в «новое» 25 декабря и в «старое» 7 января Рождество. Школьный совет в селе Брасово Брянской губернии постановил вести занятия и 25 декабря, и 7 января[530].

Газета «Пионерская правда» призвала бойкотировать религиозные праздники. Собрание пионерского актива Ленинграда поддержало призыв и предложило перенести Рождественские каникулы на январь, приурочив их к Ленинским дням[531]. «Инициативу» ленинградских пионеров поддержали в Наркомпросе, в ЦКпросе, в ЦБ ДКО ЮП[532]. Наркомпрос через «Учительскую газету» информировал, что в некоторых областях и округах РСФСР (ЦЧО, отдельные округа Сибири) каникулы перенесены[533]. МОНО объявил зимние каникулы с 21 января по 2 февраля 1929 г.[534]. 25 и 26 декабря в московских школах проходили занятия[535], а 6 января проводился клубный день[536].

Но и на каникулах школьники обязывались проводить антирелигиозную работу. Уже в 1980-е годы стало известно о находке историком Е. Семеновой ученических тетрадей с сочинениями на тему «Как я провел каникулы». Речь шла о зиме 1929 года. Например, один из учащихся писал о своем неудачном опыте безбожной пропаганды так: «Еще у меня происходили стычки с мужиками насчет Бога. Я с товарищами разобъяснял, что Бога нет, что человек произошел от маленькой клеточки, а они все это объясняли, что человека создал Бог»[537].

Весной 1929 г. Наркомпрос РСФСР собирался ходатайствовать в СНК об отмене «празднования в школах Рождества, Пасхи и Вознесения». В Наркомпросе наметили проект нового распределения учебного года. (Зимние каникулы планировались с 21 по 31 января)[538]. В конце мая 1929 г. Наркомпрос разослал всем край-, обл- и губоно директивное письмо «О проведении занятий в школах соцвоса и профобра в дни Рождества, Пасхи и Вознесения». Отмечая работу большинства школ в рождественские и пасхальные дни 1928/29 учебного года, Наркомпрос и ЦКпрос по согласованию с Наркомтрудом предлагали всем школам впредь проводить занятия в дни Рождества, Пасхи и Вознесения, компенсируя их соответствующими днями невыхода[539].

1 мая 1929 г. совпало с православной Пасхой. Школы и общественные организации должны были противопоставить эти праздники, провести антипасхальную кампанию. «Школе нужно переключить настроение учащихся с церковной идеологией – к пролетарскому празднику», – указывалось в директиве Ленинградского облоно «О проведении дня 1 мая и антипасхальной кампании в школах г. Ленинграда и области»[540].

Подготовка к антипасхальной кампании началась во время великого поста, кульминация пришлась на 4–6 мая, завершилась кампания к 15 мая[541].

Школы ориентировали на проведение занятий в Пасху. Наркомпрос РСФСР разъяснял в специальном письме, что «работа учебных заведений в пасхальные дни может компенсироваться по соглашению с органами Союза рабпрос соответствующим удлинением летних каникул»[542]. На собрании педагогов и учащихся Отрожской железнодорожной школы приняли решение работать в пасхальные дни, а весенние каникулы увеличить на 4 дня[543]. В Орле первомайские и пасхальные дни объявили «неделей культуры». Школы должны были проводить занятия в обычном режиме[544]. Конференция просвещенцев Самары единогласно постановила считать рабочими днями 4, 5, 6 мая и провести в эти дни массовую антирелигиозную работу среди учащихся[545].

В преддверии Пасхи и в пасхальные дни и городские, и сельские школьники привлекались к участию в антирелигиозных беседах, вечерах, уличных шествиях, митингах и карнавалах. 26 апреля 1929 г. в Сокольническом районе Москвы состоялась демонстрация школьников с антирелигиозными лозунгами. В акции приняли участи до 30 000 школьников. Демонстранты, разделившись на группы, отправились к прикрепленным предприятиям, где провели митинги. Затем учащиеся вместе с рабочими отправились на сборные пункты в подрайонах, где также состоялись митинги с участием представителей райкома ВКП(б)[546].

4 мая практически во всех школах Москвы прошли антирелигиозные вечера с привлечением учащихся и их родителей. 5 мая в школах проводился клубный день. В некоторых районах Москвы (Бауманском, Хамовническом) школьники приняли участие в карнавалах[547]. Антипасхальные карнавалы прошли также в Ленинграде, Твери, Омске, Томске, Орле, Уфе, Александровске на Сахалине, Петрозаводске и других городах[548].

Если в городах между педагогами и школьниками в большинстве случаев достигалось согласие, то в условиях села добиться его оказалось не так просто. Сельский учитель Н.Я. Скоморохов поделился с читателями «Учительской газеты» опытом проведения антипасхального карнавала: «… Карнавал прошел хорошо… Собрал около 400 человек, а для села это очень много. И тут я