Чтиво - Джесси Келлерман

Подобная бухгалтерия Пфефферкорна покоробила.

— Она тоже агент?

— Один из лучших. Соавтор оригинальной программы литшифрования.

— И вы собираетесь отдать Верстак?

— Еще чего. Смеетесь? Тогда они смогут создать бездонный запас остросюжетных бестселлеров. И получат доступ к нашим тайным арсеналам, рассредоточенным по всему миру. — Пол помолчал. — В том числе к десяткам ядерных.

— О господи.

— Мы отдадим эмулятор. Книга будет выглядеть достоверно, но шифровка окажется белибердой. Ваше задание — всучить липу.

Наступила тишина.

— Почему они выбрали меня? — спросил Пфефферкорн.

— Я надеялся, вы мне растолкуете.

Пфефферкорн покачал головой.

— Нарушение всех правил, — сказал Пол. — У вас же никакой подготовки.

— Слабо сказано.

— По мне, лучше послать спецназ.

— Да уж куда как лучше.

Пфефферкорн посмотрел на карту, испещренную непроизносимыми сочетаниями согласных.

— А если я откажусь?

Пол промолчал. Ответа и не требовалось.

Пфефферкорн взглянул на него:

— Кто вы?

— Свой.

Повисла тишина.

— Только не говорите, что и она…

— Ваша дочь? Нет. — Пол коснулся руки Пфефферкорна: — Знаю, о чем вы думаете, поэтому скажу на всякий случай: я вправду ее люблю.

Пфефферкорн молчал.

— Не скрою, вначале все было иначе, но теперь именно так. Знайте: что бы вы ни решили, чем бы дело ни кончилось, я даю слово, что с ней все будет хорошо.

Пфефферкорн одарил его скептическим взглядом:

— Вы меня выставили убийцей.

— Мы лишь продемонстрировали свои возможности. Чтобы вы не сдрейфили.

— И голым запихнули в мотель.

Пол пожал плечами:

— У нас там были срочные скидки, не хотелось их упускать.

Пфефферкорн промолчал.

— Карлотта искренне вас любит. Понимаю, как это все выглядит, но так оно и есть. Ваши давние отношения сыграли свою роль в том, что вас прочили на место Билла.

Пфефферкорн молчал.

— Одно другому не мешает, — сказал Пол.

Пфефферкорн прикрыл глаза. Карлотта борется за жизнь. Ее избили и бросили в застенок. Вынудили говорить перед камерой. В тоне ее была мольба, чтоб он пришел один. Ей нужна помощь, ей нужен он.

Пфефферкорн открыл глаза.

— Когда начинаем? — спросил он.

Переподготовка — интенсивный курс злабской культуры и языка, да еще занятия по тактике — заняла одиннадцать дней. Ее целью было не просто напичкать информацией, но вооружить способностью воспринять ее с точки зрения злаба. Над этим работал целый штат наставников. Пфефферкорн получил уроки по обращению с оружием (Гретхен), актерскому мастерству и риторике (Канола), гриму (Бенджамин), наклейке усов (Блублад) и прочему. Десятки агентов появлялись на час-другой, чтоб поделиться секретом того или иного искусства, и вновь отбывали гидросамолетом, курсировавшим круглосуточно. Конспиративная квартира походила на улей, в котором все роилось вокруг Пфефферкорна, однако никто нимало не заботился о его удобстве. Еще никогда он не чувствовал себя столь значительной и вместе с тем ничтожной фигурой. Сам преподаватель, он понимал необходимую строгость наставников. Он знал, как часто иные педагоги лишь зыбко рассусоливают о предмете, дабы любой ценой сохранить уязвимую самооценку студента, и тем не менее называют свою деятельность образованием. Он все понимал, но мучился, одолевая шеститомник «Краткой истории злабского конфликта» авторитетного Дж. Стэнли Хёрвица. Он все понимал, но давился бесконечными вариациями блюд из корнеплодов и козьего молока, имевших целью приучить его к злабской кухне. Он все понимал, но страдал жутким похмельем после безмерных возлияний «труйнички» — сногсшибательного самогона из браги на корнях и козьей сыворотке, без которого в Злабии не решалось ни одно дело, и замертво падал после часовых тренировок по карате под наставничеством Сокдолагера.

Помимо напряженных занятий изводила борьба с разными мучительными сомнениями. Что дрессурой его руководят американцы, Пфефферкорн не сомневался. Манипулирование уголовно-исправительной системой служило прекрасным тому доказательством. Были и другие, менее явные признаки. Например, однажды в доме кончилась туалетная бумага и Гретхен снарядила вертолет в «Уоллмарт». Для Пфефферкорна этот случай, когда вопиющий недосмотр прикрывали мишурой суперактивности, воплощал в себе истинно американский стиль. Да, они с Родиной по одну сторону баррикад, но праведно ли их дело? Пфефферкорн сомневался, что получил полную информацию. И больше всего сомневался в себе.

Наименее приятными были уроки языка. Вела их симпатичная, но строгая Вибвиана, политическая беженка из Западной Злабии. Занятия шли по методике, основанной на психологических исследованиях, согласно которым человек осваивает язык в период от рождения до трех лет.

— Для успешности шибко надо обратиться в детку — говорила Вибвиана.

Дважды в день на пару часов Пфефферкорн превращался в злаба. На первом уроке ему предстояло войти в образ новорожденного. В роли матери Вибвиана его пеленала, помогала ему срыгивать, пела колыбельные и рассказывала сказки, основанные на злабской национальной поэме «Василий Набочка». С каждым уроком Пфефферкорн подрастал на один методический год и к концу второго дня достиг четырехлетнего возраста, уже познав кошмар злабского детства. Его придуманная семья, членов которой изображал сменяющийся состав агентов, состояла из умственно отсталого, но горячо любимого старшего брата, бабушки-карги, бесчисленных теток, дядюшек, двоюродных родичей и коз. Все они ютились под крохотной соломенной крышей, а посему в сценах, когда «батя» (фабричный, драчун и пьяница) избивал «мамашу», Пфефферкорну предписывалось сидеть в уголке и слушать звонкие пощечины, вопли, грохот бьющейся посуды, а затем пьяные мольбы о прощении и пыхтенье в грубом «соитии».

Все это радости не доставляло.

В том-то и смысл занятий, убеждал Пол. Хамство, упадок и неряшество насквозь пропитали злабскую душу. Чем скорее это усвоить, тем лучше.

Доселе Пфефферкорну не доводилось так много один на один общаться с зятем. Пол (прочие агенты называли его «оперком») сбросил личину бухгалтера-увальня и на ежедневных летучках представал смекалистым, решительным и циничным малым из когорты тех молодых умников-патриотов, кто запросто готов вовлечь свою страну в пагубную чужую войну. Его манера говорить недомолвками внушала уверенность и одновременно пугала.

— Вы ее любите? — спросил Пфефферкорн.

Пол отвернулся от экрана, на котором был представлен график девальвации западнозлабской валюты в 1983 году. Помолчав, он выключил лазерную указку.