Дочь пирата - Роберт Джирарди

Крикет вздернула подбородок:

— Если ты не наденешь наручники на этого человека, мне придется застрелить его.

— Ты не можешь так поступить, — ответил Уилсон. По его лицу катился пот, и он моргал, когда капли попадали в глаза.

— Капитан! — Крикет взвела курок.

— Вы слышали, что сказала леди, мистер? — произнес капитан.

Уилсон снова взял наручники и, выйдя на палубу, замкнул их на запястьях у капитана:

— Сожалею, сэр.

— Ты, коварная сучка… — обратился капитан к Крикет.

— Заткни хлебало, старик! — перебила Крикет. Уилсон отступил назад и поднял руки:

— Все, что ты здесь устраиваешь, меня не касается.

Крикет смерила его пустым взглядом, отливающим сталью:

— Слишком поздно для сожалений.

Пираты овладели «Компаунд интерест» за две минуты. Уилсон видел, как тридцать смуглых парней перепрыгивали через поручни. Некоторые держали в зубах ножи. В большинстве своем это были африканцы с племенными метками на лицах, но мелькали и малайцы в тюрбанах, и латиноамериканцы, и азиаты.

Акермана вытащили из офиса и привязали нейлоновой веревкой к фок-мачте.

— Они ворвались в самый разгар телефонной конференции, — возмущался он. — Цены на кукурузу…

Удар приклада сбил с него очки.

Два нефа повалили Уилсона на палубу носом вниз и связали по запястьям синтетической бечевкой. Так вот, значит, за какой радостью он сбежал от спокойной городской жизни. Интересно, что сказала бы Андреа, увидь она его сейчас? Впрочем, и без нее ясно. Эти люди не оставляют свидетелей. В желудке у Уилсона появился знакомый сигнал надвигающегося несчастья.

Возглавлял абордажную команду африканец в промасленных габардиновых брюках, обрезанных до колен. У него были тонкие черты лица. Обнаженную грудь пересекали выпуклые шрамы, образуя сложный рисунок. В руке — кожаный арапник, оплетенный серебряной нитью, похоже, символ власти. Предводитель уважительно приблизился к Крикет и произнес несколько слов на языке, который Уилсон не разобрал.

— Молодец, Мустафа. Отменная работа, — сказала Крикет по-английски, когда Мустафа умолк. — Рада снова видеть тебя. — Она подняла мегафон: — Эй, на борту «Шторм кар». Отбой. Приготовьтесь к высадке на борт.

Загремела, опуская лестницу, цепь. На яхту спустился моложавый мужчина германского типа. Он был высок и хорошо сложен. Копна белокурых волос, дорогая спортивная куртка в яркую клетку, отутюженные брюки цвета хаки, новые кожаные башмаки. Уилсон слышал, как они скрипят при ходьбе. На плече миниатюрный компьютер в прозрачном водонепроницаемом чехле, на лице, характерном для арийца с пропагандистского нацистского плаката тридцатых годов, серьезное выражение. Мужчина, щуря бледно-голубые глаза от яркого солнечного света, обозрел палубу и отступил в сторону, дав дорогу сотоварищу.

Тот был совершенно иного типа: приземистый, кривоногий. Редкие длинные волосы, римский нос, решительные складки у губ. Кричащая гавайская рубашка, расстегнутая до пупа и демонстрирующая полдюжины золотых цепочек дурной работы, пригревшихся, как змеи, на волосатой груди. Мешковатые шорты с карманами, раздутыми от каких-то веревочек, причем по одной штанине сверху вниз тянулась клейкая лента. Белые носки и плетеные сандалии в японском стиле.

Один глаз гнома был закрыт черной повязкой, другой, большой и недоброжелательный, изучал пленников. Гном был похож на дьявола, наблюдающего за страданиями человечества, наслаждаясь увиденным. По спине Уилсона пробежал холодок.

Некоторое время на палубе царила тишина. Уилсон услышал, как шумит ветер, как резвятся дельфины, не обращая внимания на яхту и скрип, исходящий от корпусов двух кораблей, трущихся друг о друга. Уилсон услышал также, как работает, подобно насосу, его собственное сердце.

Крикет сунула пистолет за пояс джинсов и направилась с распростертыми объятиями к коротышке.

— Папа!

— Как дела, великаночка? — спросил он и похлопал ее по попке, благо выше достать не мог.

— Нормально, — ответила она. — Правда, некоторое время все висело на волоске. Старый негодяй застукал Нуга у двигателей.

— Когда все закончится, мы возьмем отпуск, дорогая, — сказал отец успокаивающим тоном. — Куда бы ты хотела поехать?

Крикет минутку подумала и посмотрела на голубое небо с безразличием школьницы:

— О, я думаю, в Париж. Я бы прогулялась там по магазинам.

— Заметано, — сказал отец и потер руки. — Ну а где наш призовой индюк?

Уилсон взглянул на Акермана. Побледневший миллиардер трясся от страха как осиновый лист. За ворот дурацкой розовой рубашки текли слезы. На плече тяжким грузом лежала тень от мачты. Близорукий взгляд был устремлен вниз.

Отец Крикет приблизился к бывшему теперь судовладельцу и упер руки в бока. Поизучав палубу, он толкнул миллиардера сандалией:

— Вы Акерман?

Миллиардер поднял голову и страдальчески заморгал. Одна сторона лица у него была в ссадинах.

— Нет, — отрекся он от себя жалобным тонким голоском. — Нельзя ли мне вернуть очки?

— Поздравляю вас с удачным поглощением фирмы «Калтех индастриз» три года назад, — проигнорировал пират его просьбу. — Это было самое быстрое, самое наглое поглощение из всех, что я когда-либо видел.

— Вы слышали об этой операции? — удивился Акерман.

— О ней писали в финансовых газетах «Уолл-стрит джорнал» и «Файненшл тайме». Обе давали подробные отчеты о ваших проделках.

— Кто вы такой?

— Я капитан Пейдж, командир вон того доброго корабля. — Коротышка кивнул на ржавую посудину, притиснутую к яхте. — Член Берегового братства, причем с отменной репутацией. Это все, что вам следует знать.

— Так вы п-п-пират.

Отец Крикет пожал плечами:

— Разве вы не заметили повязку у меня на глазу?

— Она настоящая? — справился Акерман.

— Я потерял глаз в результате несчастного случая. Дома. От сверла отскочил кусочек и угодил прямо в роговицу. Потом в глаз попала какая-то инфекция, и его пришлось удалить. Можно было бы поставить стеклянный, но на кой черт? Думаю, меня можно назвать консерватором в том, что касается работы.

— Ты мерзкий убийца и вор, — вскричал внезапно капитан Амундсен, — грабитель, убивающий безвинных людей. Объясни ему, что означает твой черный флаг. Скажи ему, что собираешься с нами сделать, когда получишь желаемое.

— Да, что вы собираетесь делать? — истерически подхватил Акерман. — У меня есть деньги, я заплачу вам. Пожалуйста… — Он перешел на вой.

— Мы знаем, что у вас есть деньги, Акерман, — спокойно ответил пират. — Вопрос в том — сколько?