Крысолов - Александр Горский

— И что, прямо вот так сразу уговорили? — спросила Виктория.

— Может, и не уговорили бы. — Хромин задумчиво взъерошил волосы у себя на голове. — Понимаете, была одна девушка, я имени не буду называть, так вот я был очень сильно влюблен. Без ума просто. И тут мне эти ребята говорят, что она тоже в теме и что, если я сомневаюсь, могу спросить у нее. Потом она к нам подошла, смотрит на меня своими глазищами и говорит, что мы можем сделать это вместе. Ну, мы и сделали.

Никита взял со стола чашку, в которой, судя по цвету, были остатки холодного чая, одним глотком опустошил ее и с сожалением отставил ее на стол. — Через несколько месяцев я уже плотно сидел на коксе. Оказалось, что он не слабо так стоит. Деньги улетали быстрее, чем появлялись у меня на кармане. Я стал подрабатывать активно, но студентам платят копейки, все равно недобирал порой. Ребята шли навстречу какое-то время, а потом в один прекрасный день обломили меня. Заявили, что без денег нет кайфа. А самое главное, та девушка, которую я любил тогда, сказала, что если я мужчина, то мне должно быть стыдно быть нищебродом. Мужчина должен обеспечивать себя и женщину, которая рядом с ним, а я даже себя обеспечить не могу.

— Да, парень, не повезло тебе, — вздохнул Мясоедов, — хотя знаешь, сейчас почти все бабы такие.

— Жора! — Вика послала Мясоедову взгляд, полный возмущения.

— А что? Я же сказал «почти все», — занял оборону Жора, — ты у нас не такая… я так думаю.

Постаравшись следующим взглядом выразить все, что она постеснялась высказать словами, Виктория обиженно отвернулась.

— И вы пошли добывать деньги?

— И я пошел добывать деньги, — подтвердил Никита. — Быстро заработать я не мог. Криминального опыта у меня никакого не было, придумать я ничего гениального не смог, поэтому решил, что самое простое будет взять и отнять. Вечером, как стемнело, я отъехал пару остановок на метро и стал ждать, когда какая-нибудь тетка пойдет во дворы. Смотрю, пошла одна по тропинке. А там место такое удачное было, деревья какие-то росли, в общем, со стороны и не видно. Я ее догнал на этой тропинке, а что сказать, и не знаю. Я ведь до этого и не дрался даже никогда. И вот я догоняю ее, она услышала мои шаги, обернулась. Я подошел к ней вплотную и говорю дословно: «Извините, пожалуйста, отдайте ваш кошелек». Представляете?

— Прикольно, — фыркнул Мясоедов.

— Да, та тетка, наверное, тоже так подумала. Стала что-то мне выговаривать. Я психанул, схватил ее за ворот, притянул к себе и рявкнул как мог: «Гони деньги, пока цела!» Тогда она засуетилась, достала кошелек из сумочки, но сам кошелек не отдала мне, а раскрыла его и стала из него что-то выковыривать. Тут смотрю, от домов идет кто-то в нашу сторону. Я руку протянул. Нет чтобы кошелек схватить, так я в темноте на ощупь какие-то бумажки выхватил и дал деру. Обежал полквартала. Потом отдышался немного, стал добычу рассматривать и офигел. Денег вообще не было. Вообще! Одни только квитанции какие-то. Домой пока добирался, мне все казалось, что все на меня смотрят и знают, что я преступник, что я человека ограбил. А денег-то нет. А значит, и кокса нет. На следующий день я на занятия не пошел, провалялся полдня дома. Потом в соседнем детском магазине купил пистолет, пугач точнее. Пистонами стреляет.

— Ясно, давай дальше, — кивнул Жора.

— Вечером пошел на дело с этим пистолетиком. Он металлический, с виду даже на что-то настоящее похож немного. Для теток нормально будет, я решил. Поехал в другую сторону от дома. Присмотрел там местечко. Как назло, все либо толпой бредут, либо парами. Уже хотел уезжать, как вижу, идет дамочка. Ну я к ней с пистолетиком и подскочил. В этот раз уже никаких «извините» не было. Припугнул ее, выхватил кошелек и только хотел рвануть, как сзади голос: «А ну стой, не двигаться!» Я от удивления обернулся, а про пистолетик-то и забыл. А там, оказывается, ваш какой-то от метро шел и все видел, как я кошелек у той дамочки отжал. И он меня уже на прицеле держал в тот момент, когда я обернулся. Ну а дальше он пистолет у меня увидел и выстрелил. Я развернулся-то не полностью, больше даже спиной к нему стоял. Вот он мне в спину и попал. Прямо в позвоночник. Больно было, аж жуть. Я упал сразу, но сознание не терял поначалу. Этот стрелок потом еще пнул меня пару раз, а потом видит, что дело плохо, давай скорую вызывать. А я лежу и шевельнуться не могу. Такая боль в спине дикая. И чувствую, лужа-то подо мной растет. И я эту лужу рукой потрогал, думаю, неужели обмочился. Стыдно мне, понимаете, от этого стало. А потом руку приподнял и понял, что эта лужа из крови моей. И крови уже много. И до больницы я, похоже, не дотяну. Страшно стало. А потом холодно, и от этого еще страшнее. Тут я и отрубился. В себя пришел уже в больнице, после операции. Во рту пересохло, пить охота, ничего не пойму, где нахожусь. Хотел повернуться, и тут дзынь-дзынь — рука-то пристегнута. Наручники. Вот тогда я все вспомнил.

Хромин провел рукой по лбу, словно стирая нахлынувшие воспоминания. Взглянул на Вику, попытался улыбнуться. Улыбка вышла неровной. На какой-то миг ей стало его жалко.

— Месяц еще провалялся в больнице, пулю так и не извлекли. Я так понял, что в принципе ее вынуть можно было, но операция сложная и уголовнику ее делать никто не будет. Кое-как ходить начал, хотя боли в спине были дикие. Сначала на костылях, потом с палкой. Суд только через год состоялся. Дали шесть. На зоне уже получше было, чем в изоляторе, воздух свежий, небо, птицы летают. Сиди, смотри, о жизни думай. С наркотой я завязал. Денег на нее все равно не было. За весь срок, может, пару раз травку курил, не больше. Отсидел пять, освободили досрочно. Сейчас почти всех, кто сидит спокойно и не конфликтует, досрочно выгоняют. Ну что, вышел я за ворота, а там ведь воздух другой, оказывается. Им дышишь и чувствуешь, как свобода тебе по венам растекается. Я чуть палку не бросил свою, так мне легко стало.

На лице Никиты появилось мечтательное выражение, он вновь улыбнулся, на этот раз сам себе, своим воспоминаниям, потом опустил глаза вниз, провел рукой по ободу колеса инвалидной коляски, и улыбка погасла.

— Добрался до города, там сел на электричку и вперед, домой. Стоял в тамбуре, в окно смотрел. Глядь, рядом девчонка стоит. А сентябрь был, день такой теплый, она в какой-то курточке расстегнутой, а под ней футболка. Я стою рядом, смотрю и понимаю, что под футболкой лифчика нет. А я одичал ведь за это время. И вот я стою, смотрю в упор на ее грудь и оторваться не могу. Она заметила это, в лице переменилась и что-то мне такое резко сказала, я даже не помню чего. А я, не знаю почему, испугался. Стою и молчу как рыба. Это я сейчас оброс, — Никита провел рукой по волосам, — а тогда я совсем коротко стриженный был, худющий, в каком-то спортивном костюме дурацком. Тот еще видок. Как назло в тамбуре два мента ехали, сержанты какие-то. В форме были, с дубинками. Они поняли, что что-то не так, и докопались до меня. Давай документы смотреть. А у меня справка. Ну они меня и подмолодили немного. Все быстро произошло. Один ударил меня в живот кулаком, а когда я согнулся, тот, что сзади был, по спине дубинкой. Я упал. Все бы ничего, но один из них мне напоследок каблуком по позвоночнику двинул. И все. Я уже встать больше сам не смог. И до сих пор не могу.