Конец игры - Екатерина Горбунова

Бесполезно. Ему бы следовало заорать, во всю глотку, тогда, возможно, собеседница и услышала бы его. Однако мнение всё равно вряд ли бы поменяла.

‒ Я так не оставлю! ‒ властно заявила она. ‒ Если вы не примите никаких мер, я сделаю всё сама.

Директор бы с радостью поступил с посетительницей точно так же, как пару дней назад поступил с Эмберли: ухватил бы за локоть, насильно втащил в кабинет, поплотнее захлопнув дверь. Но сейчас подобный номер вряд ли бы прошёл без ещё худших последствий. Самое большее, на что он решился – это сурово взглянуть. Да и то не на собеседницу, на Эмберли, которая все еще торчала посреди коридора.

Та осознала, что опять напрасно наблюдает за происходящим, торопливо преодолела оставшееся до двери расстояние, заскочила внутрь класса, на ходу соображая, что директор назвал даму «миссис Барлоу» не случайно. Конечно же, это мамаша Саванны! Участливая родительница явилась в школу, чтобы заступиться за бедное обиженное дитятко.

Внешнее сходство бросается в глаза, да и характеры у мамы и дочери, видимо, совпадают. Н-да, директору придётся несладко. Но больше всего аукнется преподавателю английского. И Эмберли не должна оставаться в стороне! Тем более, кроме Саванны и её мамаши, кроме остальных, готовых легко поверить в чужую вину, есть ещё «Правосудие навсегда», и скамья подсудимых в ней на данный момент свободна!

Или уже несвободна? Эмберли совсем не тянет заходить в игру и убеждаться, ведь тогда получится, что дело за одним судьёй. Все дожидаются, когда он объявится и вынесет приговор. Или она. Да, она!

Как бы ни хотелось развязаться с этим, забросить и забыть, сейчас Эмберли не имеет на это права. Потому что она единственная, кто в курсе всех этих жутких правил и их воплощений в реальность. Значит, Эмберли снова займёт кресло судьи, чтобы на этот раз действительно отстоять справедливость и написать в приговоре: «Эдвард Кэрриган невиновен», и доказательства этому она тоже найдёт сама.

В комнате матери опять орал телевизор. Кажется, не только у Эмберли обострились проблемы с памятью. Уже в который раз Таня уходила из дома, оставляя включенным ящик. Хотя, как можно забыть выключенным то, из-за чего буквально разрывает барабанные перепонки? Видимо, мать оглохла.

Когда Эмберли заглянула в комнату, по десятому каналу шли местные новости: девица задорного вида с красным от холодного ветра носом вела репортаж:

− Беспрецедентный случай! Родители учениц старшей школы собрались возле дома преподавателя Эдварда Кэрригана, пару дней назад обвиненного в домогательствах по отношению к несовершеннолетней Саванне Барлоу…

Эмберли убрала звук. Совсем. Хватало того, что телевизор оставался включенным. Девушка жадно изучала мелькающие перед глазами картинки: отдаленно знакомая улица, где толпа разгоряченных мамаш размахивала руками и плакатами в стиле «Долой извращенцев». Она удовлетворенно отметила, что Таня в этом безумии не участвует. Да той бы и в голову не пришло.

Мать Саванны, интервьюируемая красноносой репортершей, наслаждалась своей минутой славы. Должно быть, чувствовала себя звездой, которой буквально несколько минут назад вручили Оскар. Да и все эти ненормальные из её группы поддержки – наверняка домохозяйки, изнывающие от безделья – не забывали время от времени разворачиваться к камере и мило улыбаться в объектив.

Происходящее смотрелось нелепо, но смеяться не хотелось. В груди Эмберли параллельно зарождалось гадостное чувство – подобный цирк легко может обернуться настоящей травлей. Пока задействована небольшая группка долбанутых тёток, но их безумие заразно. Кто-то ведь действительно поверит их выкрикам и лозунгам на плакатах, кто-то примкнет к ним так, от скуки, кто-то посчитает, что тоже обязан поучаствовать в борьбе со «злом», ссылаясь на гражданский и общечеловеческий долг.

Глядишь, и уже соберётся огромная толпа, не знающая как умерить свой пыл и энтузиазм, жаждущая реальных действий. И достаточно будет одного красноречивого и прозвучавшего в нужный момент призыва, как она ринется… куда? зачем? Да куда угодно, зачем угодно! Кто-то, для большего эффекта или распалившись по-настоящему, швырнёт в окно камень, и следом полетит целый град камней. Думать не будут. Потому что незачем думать, когда неудержимо хочется что-то делать. А каково тому, кто сейчас находится внутри дома? Всё это слышать, видеть и понимать.

Эмберли опять внимательно уставилась в экран телевизора. Если репортерша сказала, что митинг проходит около дома мистера Кэрригана, значит, вполне можно вычислить, где тот живет.

Словно по заказу камера съехала немного в сторону, фокус сместился на дальнюю перспективу, и в кадре мелькнула табличка с адресом. Эмберли успела разглядеть номер дома. Прекрасно! Хотя сам репортаж – редкостное дерьмо! Но и от него можно получить пользу.

Эмберли выключила телевизор, достала из рюкзака лэптоп и уселась на материну кровать. Порылась в сети, разыскивая новости с тегами «Кэрриган» и «Саванна Барлоу», второй раз пересмотрела репортаж, нашла дом учителя на карте и сделала несколько скринов маршрута для себя.

Она должна с ним поговорить, узнать, что же произошло на самом деле, ведь никаких домогательств и быть не могло. Тогда с какой целью Саванна устроила всю эту шумиху? Наверняка же не просто для того, чтобы привлечь к себе внимание.

Привычным движением Эмберли засунула лэптоп обратно в рюкзак, натянула тёплую толстовку, в прихожей сдернула с крючка куртку и тоже надела на себя, чтобы не замёрзнуть на холодном ветру. Вдруг эти ненормальные ещё не убрались, а заходить в дом при них, да ещё под прицелом всевидящего ока новостной камеры, девушка не собиралась. Закидывая рюкзак за плечи, она случайно глянула в висящее возле вешалки зеркало.

Обычно Эмберли проскакивала мимо, не задерживаясь, и только мать могла подолгу вертеться перед ним, прежде чем выйти в дверь. Ей-то было чем любоваться, а Эмберли и смотреть-то особо не на что – обычная, ничем не примечательная девушка, а если натянуть на голову капюшон, то сразу и не определишь, какого она пола. Вполне сойдёт за хлипкого паренька лет пятнадцати – одного из множества других, таких же невзрачных и серых. Совсем как…

Что-то неприятно царапнуло в груди. Эмберли мотнула головой, отгоняя ещё не оформившуюся мысль − нечего ерундой мозги загружать, идти на поводу у смутных ощущений! – и шагнула к выходу.

В дополнение к порывистому ветру на улице моросил дождь, совсем мелкий, но достаточно плотный. Воздух насквозь пропитался влагой, и теперь ею заполнялось всё остальное. Эмберли бы проехала пару остановок на автобусе, но, как назло, тот ходил редко. Ждать пришлось бы под открытым небом, а погода такая, что даже за десять минут вымокнешь насквозь. Поэтому отбросив навязчивые ассоциации, ей пришлось закрыться от дождя капюшоном и, перевесив рюкзак на одно плечо, чтобы было удобней достать оттуда лэптоп и свериться со скринами, девушка направилась к дому мистера Кэрригана, по пути размышляя, с чего начать разговор.