Ключ власти - Александр Белаш

— С чего ты взял?

«Он что, слышит тех, кто без медиатора?.. Как Ветка — она подслушивала для воров… Но то рядом, в порту — а через море, как это можно?»

— Шестого зоревика… в первый храмин-день… будет бедствие. Опасно всюду — земля, море, воздух… Кораблю надо… большую высоту… Скажи кавалеру…

— Не понимаю, — притворилась Лара.

— Запомни: шестое зоревика, в полдень. — Голос и лицо исчезали, терялись в тумане помех. — Я помню… ты говорила в эфир из Бургона, просила сеть принца замолчать… Я был ря… проси кавале… прощен…

Связь прервалась окончательно.

«Шестого числа, хм… Не скоро, почти три недели. Но кто это был? откуда знает про наш полёт, про Карамо? Почему предупредил, о чём просит?»

Смущённая, встревоженная Лара вернулась в залу. Пата дружелюбно лизала руку кавалера, а Лис, окончательно рассердившись, исподтишка грозила Хайте поводком.

— Вы напрасно злитесь на служанку, барышня, — убеждал разнеженный Карамо. — Она здесь без году неделя; за столь короткий срок нельзя усвоить наши правила и нравы. В её мире иные обычаи.

— Гере кавалер, — возражала графинька, вскинув голову, — я надеюсь воспитать Хайту так, как принято у нас. Она вряд ли прошла девичье посвящение, поэтому…

— Сейчас выясним. — Карамо поманил к себе златовласку. — Ну-ка, скажи, когда ты родилась? Говори по-мирянски.

— Господарь, я не сумею. Слова не совпадают.

— Старайся.

Чтобы сосредоточиться, Хайта приставила указательный палец к кончику носа. От усилия на её лбу появилась морщина.

— Прошло семь полных годин и ещё половина. Я появилась на свет в купень второго отхода студины.

— Что за нелепицу она сказала? — удивилась Эрита.

— Напротив, сказано очень точно. Календарь Ураги — то есть Мориора — позиционный; каждый отрезок времени обозначается не цифрой, а названием. Год Ураги примерно вдвое длиннее нашего. Так что насчёт её посвящения сомнений нет. По счёту Мира она родилась весной, в протальник.

Лисси стояла на своём:

— Всё-таки ей не следует вас облизывать.

— Лис, уймись, — посоветовала Безуминка. — Она не умеет иначе показывать радость. По-моему, ты это знаешь лучше всех.

Графинька и Бези заспорили шипучим шёпотом. Пока они тихо ссорились, Лара поднырнула к кавалеру.

— Как там с жильём? — спросил он.

— Всё улажено, скоро скажут адрес. Гере Карамо, — понизила она голос, — кому-то известно об экспедиции…

— Многим.

— Меня предупредили, что шестого зоревика нам грозит опасность. Какое-то бедствие…

— Кто это передал? — Весёлый, добродушный взгляд Карамо стал вдруг ледяным.

— Он не назвался. Я считаю, это человек из вещателей принца… беглый. И вроде он просил, чтобы вы его простили.

— Забудьте о нём, — коротко и жёстко приказал Карамо. — О разговоре — молчите. Теперь это моя забота.

В характере комвзвода разведчиков что-то изменилось с той ночи. Тогда штабс-капитан долго разыскивал Мису и вернулся мятый, смурной и задумчивый.

На следующий день его Рыжие Коты с блеском выполнили задуманное. Осторожно, без происшествий заняли разбитый корпус «ходока», протянули туда телеграфный провод и устроили гнездо для корректировщика. Наводи теперь ракетчиков, артиллеристов — пожалуйста!.. Но Вельтер остался недоволен — поблагодарил Котов мельком, невнятно. Больше глядел в сторону кратера — печально, тревожно. Казалось, там, за оплывшим от дождей, разбитым валом скрылось нечто важное, скрылось навеки.

Даже вышел из укрытия, нисколько не таясь. А ведь крот с лучевым стволом мог прятаться под любой кочкой, чтоб подрезать вражеского офицера.

— Ваше благородие!.. — с волнением звали Коты из «ходока». — Побереглись бы!..

Только отмахнулся:

— Полгода боюсь, пора б отвыкнуть.

И закурил папиросу, почиркав отсыревшей спичкой.

— По кошке смотрит, — судачили Коты между собой. — А Миса — глянь! — умывается. Значит, кроты прижухли. Уже боятся мины под нас подводить — выследим и прихлопнем.

В самом деле, день по всему периметру выдался тишайший — уроды не выли, выстрелов и взрывов не слыхать, даже световой телеграф молчал.

Дождь, моросивший в прошлую ночь, перестал, но небо оставалось низким, хмурым. Со стороны кратера медленно поднимался туман. Пейзаж постепенно сливался в единое серое марево, холодное и тяжёлое. Видно было, как зыбкая пелена, накрывшая землю, колеблется вдали, струится ввысь неясными бесплотными столбами — там извергали тёплый перегар вентиляционные жерла подземелья. Невидимая жизнь пульсировала и вздыхала под многомерным щитом грунта и каменистых пород…

— Здесь больше нечего делать, — объявил Вельтер, докурив и вернувшись под защиту пенистой брони. — Дождёмся, когда придут корректировщики, сдадим пост — и в тыловой лагерь. Время передохнуть, братцы, как полагаете?..

— Пора бы, ваше благородие, — за всех горячо отозвался фельдфебель. — Ишь какая тишь настала… Пусть сапёры окопаются на новом рубеже, а нам бы распрямиться — из пластунской-то позиции. Постираться, прифрантиться… к девкам в городок наведаться. Даже Миса — и та, поди, про кота думает!

Рыжие Коты засмеялись, обмениваясь крепкими тычками.

— Эй, Нож, прячь свой обруч в подсумок — небось, мозоли на мозгах натёр. Хватит пустую даль слушать. Или подружка-вещунья издали шуры-муры шепчет? А на какой дистанции ты медиумов чуешь?.. Эх, мне б такой телеграф в голове — едешь в отпуск и жене за триста миль приказ даёшь: «Приоденься, накрывай на стол, встречай героя!»

Посмеиваясь, Нож по привычке обводил круг слуховым лучом. Доносились неразборчивые голоса дальней эфирной переклички — обрывки слов и фраз, слабые токи, неясные веяния чувств. Сгрудившиеся около него Коты обрели едва заметную туманно-голубую ауру, видимую не глазами, а чем-то внутри головы. Наловчившись видеть слухом, к этому быстро привыкаешь и перестаёшь замечать.

Но на фигуре штабс-капитана его внутренний взор запнулся.

Вроде бы никаких отличий от Котов, кроме вида и офицерского мундира. Вот только аура… сгустившаяся, пепельная, сумрачная. И она словно двоилась.

При попытке всмотреться глубже Нож встретился с сердитым взглядом Вельтера:

— Что уставился?

— Виноват! Задумался, ваше благородие. — Сержант поспешно снял кепи и обруч.

«Может, он болен? — гадал про себя Нож, убирая медиатор. — Простыл ночью, под дождём гуляя?.. Ночка была самая промозглая, как раз, чтоб лихорадку подхватить».

На обратном пути Коты шли с оглядкой, но вольготней, чем обычно, не сгибаясь пополам. Мягкая земля глушила шаг, походка была особой — в разведке с первых дней учились ставить ногу, чтобы идти беззвучно. Там, внизу, слышат любой топот, людской или конский. Разве что собаку не учуют или корову на пастьбе.