Иоганн Кабал, некромант - Джонатан Л. Говард

– Как нам вернуться на основную ветку?

– Все зависит от того, где мы. Смотри, – Костлявый положил карту на гравий, развернул и придавил края камнями. – Мы можем быть на той ветке или на этой. Видишь? Так вот, если мы находимся здесь, – он провел пальцем вдоль тонкой линии, которая отходила от более жирной, – тогда все в порядке. Нам просто нужно ехать, пока не вернемся на основной путь. Мы и времени-то почти не потеряем. Другое дело, если мы оказались тут. Тогда придется возвращаться. Впереди тупик.

– Можно узнать, где именно мы застряли?

– Только если найдем какой-нибудь ориентир. А так нет.

Кабал поджал губы. Дети перевели стрелку? Что-то он в этом сомневался. Скорее всего, это дело рук одной из аватар Сатаны. Князь тьмы пойдет на все, чтобы вставлять Кабалу палки в колеса. Не говоря ни слова, некромант вернулся к составу и вскарабкался по внешней лестнице.

– Куда ты, босс? – спросил Костлявый, заслоняя глаза от холодного солнца.

– Ищу ориентир. Передай мне карту.

Даже с крыши вагона открывался плохой обзор. Склоны, окружающие выемку, были слишком высокими. Кабал счел, что нет никакого смысла подпрыгивать или вставать на цыпочки, тем более что это явно уязвит его достоинство, и устремил свой взгляд вдоль железнодорожных путей. Впереди рельсы изгибались по длинной аккуратной дуге – за поворотом ничего не было видно. Однако когда некромант взглянул назад, то сумел различить крышу здания, находившегося рядом с путями. Кабал сверился с картой, но это не помогло: вдоль обеих веток, на которых они могли оказаться, то тут, то там были обозначены неподписанные постройки. Что ж, может там, по крайней мере, удастся что-то разузнать. Бросив карту вниз Костлявому, Кабал спустился.

– В том направлении есть дом или какое-то другое здание, – он указал в сторону, откуда они приехали. – Я пойду и наведу справки.

Костлявый без особого энтузиазма взглянул вдоль ветки:

– Мне пойти с тобой?

Кабал уже шагал по шпалам.

– В этом нет необходимости. Я скоро вернусь.

Нетерпеливо вырывающийся из котла пар пыхтел все тише, и Кабал вдруг почувствовал себя совсем одиноким. Он провел большую часть жизни в одиночестве: того требовали его темперамент и профессия. Однако сейчас все было иначе. Чем дальше он уходил от поезда, тем сильнее ощущал, будто изолирован от всего остального человечества. Само по себе неприятное, это чувство становилось еще более тягостным, поскольку прежде Кабалу подобного испытывать не доводилось. Некромант остановился: его охватила тревога, а затем, когда он понял, что дрожит, легкое отвращение к самому себе. Дальше – хуже: волоски у него на затылке встали дыбом.

«Необычно, – подумал Кабал. – Кажется, я напуган. Конечно, мне и прежде доводилось бояться, но в тех ситуациях всегда была причина». То его собственные создания вырывались из лаборатории, темницы, а однажды даже из топки и бродили по дому, прячась в тени, выжидая удобного момента, чтобы напасть и убить его. Вот тут стоило тревожиться. Или взять, к примеру, ночь, проведенную в крипте Друинов. Пожалуй, тогда ему тоже было не по себе. Но в тех случаях существовала прямая угроза его жизни или его работе. Здесь же не было… ничего. Некромант обернулся, взглянул на поезд, всерьез рассматривая идею вернуться и сообщить всем, что ничего интересного он в том здании не нашел. Тогда они продолжат путь, пока снова не выедут на основную ветку.

– Возьми себя в руки, – тихо сказал он самому себе. – Нет времени вести себя как дитя малое.

Он представил, как встряхивает себя за плечи, выпрямился и зашагал вниз по путям.

Все же страх его лишь рос. Но теперь его пересиливала неодолимая смесь решимости и гордости. Чувство тревоги, однако, не отступало, усугублялось и превращалось в нечто большее, словно рок навис над некромантом. Вдобавок ко всему примешивалось ощущение потери. Кабала охватила внезапная тоска по чему-то неизведанному, и из груди вырвался вздох. Хотя нет, едва ли это было неизведанное чувство – он и прежде испытывал подобные эмоции, но слишком долго их подавлял. Кабала завертело в водовороте воспоминаний, отчего глаза защипало. Некромант сглотнул, с трудом вдохнул и зашагал дальше. Он целенаправленно двигался в сторону здания, и вот уже очертания постройки стали медленно выплывать из-за поворота. Наконец Кабал сообразил, что перед ним станция. Что ж, хорошие новости. Хотя здесь, судя по всему, уже много лет никто не появлялся, наверняка найдется вывеска или какие-то бумаги, из которых станет ясно, на какой ветке они оказались. Кабал уверял себя, что ключ к разгадке обнаружится в самом очевидном месте; к этому моменту боль, охватившая его, была столь сильной, что некроманту хотелось рухнуть на колени. Чувство утраты пронзало его сердце наподобие копья. «Иди вперед, – уговаривал он себя. – Просто добудь информацию и возвращайся, когда выполнишь миссию. Не беги. Иди ровно. Держи себя в руках».

Когда-то станция была в очень хорошем состоянии. Возле платформы стояли клумбы, где теперь настурции и маки стойко боролись с сорняками за каждый клочок земли. На камнях, обрамлявших цветники, еще виднелись следы тщательно нанесенной побелки. Краска на здании облупилась, афиши вывалились из рамок и свисали, окна все были заляпаны грязью. Повсюду виднелись следы хаоса, постепенно уничтожающего порядок. Что интересно, стекла остались целы. За прошедшие несколько недель Кабал многое узнал о человеческой натуре и прекрасно понимал – там, где мальчишки добирались до стекол в заброшенных домах, стоило ждать погромов. Ему уже несколько раз приходилось сталкиваться с упрямыми юнцами, полагавшими, будто возраст и пол дают им право безнаказанно совершать мелкие акты вандализма. Один такой парнишка сильно разозлил Кабала и теперь стал постоянным экспонатом в «Доме медицинских уродств». К счастью, цирк снялся с места прежде, чем делом заинтересовалась местная полиция.

Поскольку окна на станции оказались целы, можно было заключить, что сюда редко кто захаживал, если захаживал вообще. В результате возникал еще один вопрос – зачем строить станцию в безлюдном месте, где ею никто не станет пользоваться? И тут спокойствию Кабала пришел конец. Вплоть до этого самого момента он готов был вернуться обратно к поезду сразу, как только узнает название станции. Но теперь он понимал, что здание хранит некую тайну. А он ненавидел тайны. Внутри него по-прежнему царил переполох чувств, что пугало и одновременно злило Кабала. Казалось, эти эмоции ему… внушали.

Ну, конечно. Как же он мог настолько сглупить и решить, будто причина кроется в нем самом?! Эмоции шли извне. Они исходили от… Некромант взглянул на станцию. Вот он – источник его тревоги. Холодная логика сменила смутные, тревожащие его чувства, и все встало на свои места. Речь шла о своего рода эмпатии – теперь он в этом не сомневался, причем эмпатия явно носила сверхъестественный характер. Кабал по-прежнему испытывал страх, одиночество и чувство невыразимой утраты, но теперь они воспринимались так же, как усталость или тепло: они не задевали его сердца – тело просто регистрировало ощущения. Это сперва он по глупости счел, будто реально испытывает эти эмоции. Кабал вскарабкался по склону, подошел к двери в зал ожидания, по дороге прочитал название станции – Уэлстоун Холт. И вот он оказался внутри.