Сердце ковбоя - Ада Суинберн

— А почему ты не хотела ответить, любишь ли ты меня? Это из-за него ты сюда приехала? — Джастин бросил дневник на стол и подошел к окну. Засунув руки в карманы джинсов, он уставился невидящим взглядом на зимний пейзаж.

Рейчел вздохнула. Поставив чашку, она подошла к Джастину и обняла его. Она почувствовала, как он застыл, но не изменила позу и прислонилась щекой к его твердой напряженной спине.

— Я приехала, чтобы повидать тебя, милый, — глухо пробормотала она. — Никогда не сомневайся в том, что ты мне очень дорог.

Он повернулся в ее объятиях и притянул ее голову к себе на грудь.

— Никто никогда не называл меня милым, — прошептал он. — Ты тоже очень дорога мне, Рейчел. Я люблю тебя. Я влюбился в тебя в тот самый момент, как ты вышла из того проклятого вертолета.

— Правда? — пробормотала она с улыбкой.

— Да. Но это не значит, что я верю его дневнику.

Она замерла.

— Он просто выдумал все это, чтобы облегчить свою больную совесть.

Рейчел выпрямилась.

— Мне жаль, что ты так воспринимаешь это.

— Расскажи, что ты узнала от Лилиан.

Рейчел сердито посмотрела на него.

— И не собираюсь. Ты не готов это выслушать, как я вижу.

— Тогда я сам спрошу, — мрачно отозвался Джастин.

— Как хочешь… — Внезапная усталость накатила на нее. — Я бы хотела прилечь, не возражаешь?

— Ты плохо себя чувствуешь? — забеспокоился Джастин, внимательно посмотрев на нее.

— Просто устала. Мне нужно немного отдохнуть, вот и все.

— Ложись в спальне, — сказал он.

— Мне бы хотелось, чтобы ты подумал о том, о чем мы говорили, — мягко попросила она, прежде чем уйти.

Он не ответил, и Рейчел со вздохом вошла в комнату и закрыла за собой дверь. Она разделась и забралась под одеяло. Свернувшись калачиком, зевнула и прочла молитву. Она немного поспит, ей сейчас это просто необходимо.

— Рейчел, как ты себя чувствуешь?

В комнате было темно, в дверях маячила высокая фигура Джастина. Рейчел не видела его лица — оно было в тени — и спросила:

— Который сейчас час?

— Почти шесть вечера. Я уже начал беспокоиться.

Рейчел села на кровати.

— Проспала весь день. Прости, Джас.

— Просто ты устала, и тебе требуется отдых. — Джастин хорошо помнил, какой осунувшейся она выглядела в Миннеаполисе. — Ты болела?

— Нет, не болела. — Рейчел спустила ноги с кровати. — А чем это так вкусно пахнет?

— Обед. Он почти готов.

— Здорово! Сейчас я оденусь и присоединюсь к тебе.

Рейчел не могла сдержать улыбку, представив себе Джастина в роли кухарки. Однако когда десять минут спустя она вошла в наполненную ароматами кухню, то сразу поняла, что он прекрасно здесь ориентируется. Приготовленные блюда никак нельзя было назвать изысканными, но мясо, зажаренное в духовке, и тушеные овощи выглядели аппетитно.

— Все готово. Я только накрою на стол, — сказал Джастин, и Рейчел благодарно улыбнулась ему.

То, что они впервые сидели за столом вместе, было преисполнено глубокого значения. Она подумала: отдает ли Джастин себе отчет в том, что они еще никогда не ели вместе?

После того как они закончили обедать и Джастин налил себе кофе, а ей чай, он сказал:

— Я перечитал дневник.

У Рейчел вспыхнула надежда.

— Да?

Джастин с преувеличенным вниманием размешивал сахар в чашке с кофе.

— Я скажу вот что. Думаю, он верил в то, что писал.

— Но ты не веришь?

— Как я могу? Женщина должна знать, когда мужчина… Я хочу сказать, разве женщина не знает? — От волнения Джастин нахмурился. — О черт, ну, ты понимаешь, что я хочу сказать. Может быть, Ричард никогда не ходил к врачу. Или, возможно, доктор ошибся.

Рейчел кивнула.

— Ты хочешь сказать, что женщина должна знать, кто отец ее ребенка.

— Да. — Джастин пристально посмотрел на нее. — Должна ведь, правда?

— Я уверена, что должна, — мягко ответила Рейчел.

— В таком случае как я могу верить кому-либо, кроме своей матери?

У Рейчел разрывалось сердце от жалости к Джастину, и она отвернулась. Она должна добиться его понимания, пробить брешь в броне его самозащиты. Конечно, ему очень тяжело осмыслить, что человек, которого он всю жизнь считал своим отцом, на самом деле не является им, потому что вообще не мог иметь детей. Сейчас, кажется, пора открыть ему все подробности, которые она узнала от Лилиан, но поверит ли он? Может, лучше сначала рассказать о первопричине ее сомнений — ее собственной беременности? Каждый нерв в ее теле воспрянул от этой мысли.

Но нет, если он узнает, пути назад уже не будет, это навсегда свяжет их судьбы. А она хочет быть уверенной, что поступает правильно, прежде чем он узнает это.

Джастин казался несчастным, отчаявшимся, словно умолял ее принять его сторону в этом деле, но она не могла. Он должен посмотреть правде в глаза, какой бы болезненной она ни была. Он не сын Ричарда Браннера, и если не смирится с этим, тогда у них нет будущего.

Прошло время ходить вокруг да около. Рейчел сделала глубокий вдох.

— Джас, я расскажу тебе то, что узнала от Лилиан. Это причинит тебе боль, но ты должен выслушать меня до конца, прежде чем делать какие-либо выводы. Ты сможешь это сделать?

Последовала долгая пауза. Наконец он кивнул, и Рейчел начала свой рассказ.

Джастин воспринял ее рассказ не так, как ожидала Рейчел. С каждым новым фактом он становился все более отчужденным. Один раз он даже прервал ее, чтобы вновь наполнить их чашки. И принес бутылку бренди, добавив изрядную порцию в свой кофе.

Рейчел отказалась от бренди, но не винила Джастина в том, что ему требуется что-то покрепче кофе. На его месте она, наверное, тоже нуждалась бы в лекарстве, признала Рейчел, представляя, что с ней было бы, если бы на нее обрушились такие убийственные откровения. Правильно оценив ситуацию, она говорила очень мягко, посочувствовала Джулии, сказав, что в юности многие совершают ошибки, подчеркнула беззаветную преданность Лилиан.

— Теперь ты понимаешь, почему я спросила о твоих чувствах к Лилиан, Джас? Меня очень волнует, как это может повлиять на ваши отношения. — Ощущая его отстраненность, Рейчел внутренне сжалась, опасаясь худшего. И все же она не была готова к такой реакции.

— Это все? — резко спросил он.

В ее глазах отразилось недоумение.

— Да, все.

— Больше ты ничего не хочешь добавить? — Джастин встал. — Мне нужно подумать. — Он загремел тарелками.