Хочу женщину в Ницце - Владимир Абрамов

– Почему ты к нам так суров, Гельвий, – начала Тициана.

Пертинакс устало махнул рукой, словно хотел избавиться от назойливой мухи:

– Довольно и того, что я дал согласие принять верховную власть, которой, чувствую сердцем, недостоин. Ты, Тициана, вознамерилась ощутить себя богиней, чтоб перед тобой всюду таскали священный огонь. Скажи, зачем?

– Но они сами так решили! – высокий голос женщины эхом разносился по дворцовым комнатам.

– Знаешь, когда Коммод наметил в консулы любовника своей матери, сенат в насмешку присвоил ему почетное имя Почтительный. А когда Коммод казнил Перрения, сенат присвоил ему титул Счастливый. Коммод был по-юношески горд, а народ-то смеялся над ним! Я же не хочу быть посмешищем, не хочу, чтобы и над тобой смеялись. Ты не Святая Тициана, и ты это знаешь. Послушай, ты же все понимаешь, ты всегда хотела быть свободной женщиной, и за эти свои права боролась. Так будь ею! Разве быть богатой, красивой и свободной тебе недостаточно? Ещё сутки назад, ночью, ты опасалась, что за мной, городским префектом и старым сенатором, явилась смерть, и затаилась в нашем саду. Сегодня ты хочешь славы и народного поклонения. А что ты сделала для этого?! Что сделал для этого я? Ничего! Короткого пути к счастью не бывает – так считал божественный Аврелий.

– Что с тобой, Гельвий, вижу, тебя что-то гложет? – теперь к императору обратился отец Тицианы. – Может быть, тебя смущает твое низкое происхождение? Так бери пример с Веспасиана, происхождение его было даже ниже, а кем стал?! Основал свою династию Флавиев, на Форуме стоит храм в его божественную честь! Стоит только намекнуть, и сенат завтра же включит тебя в список патрицианских фамилий.

– Дело в том, что важна традиция, существовавшая до Веспасиана, когда императорами становились уже будучи патрициями. Путь, который предлагаешь ты, Флавий, мне, безусловно, знаком. Подобным образом патрициат получали многие, и не только императоры.

– Так будь и ты таким!

– Не смею! К тому же в этом случае каждый легионер скоро почувствует тягу к императорской власти.

– Отец, ты что не видишь, ему гордость не позволяет, – язвительно пояснила Тициана.

– При чем тут гордость? Совеститься нужно! Или вы считаете, что римлянину это чувство не знакомо?

– Ну, хорошо, продолжай всем доказывать, что ты не жаждешь славы в своем положении. Но почему ты отказался воспитывать своих детей во дворце, – громко возмущалась Тициана.

– Потому что не хочу, чтобы у меня в семье вырос второй Коммод!

– Ты, Гельвий, открой глаза и посмотри на своего сына – он же унаследовал твой характер, причем тут Коммод? – тихо спросил Сульпициан.

– Знаешь, тесть, я хорошо знал Марка, мы с ним часто сиживали в холодную погоду у огня и вели задушевные беседы. Он тоже поначалу восторгался своим сыном, иначе, почему ты думаешь, он согласился, чтобы Коммода провозгласили Цезарем? Здесь на Палатине, в этих стенах ещё не успел выветриться дух разврата. Я уже сказал, и повторять не стану – придет время, заслужит, станет Цезарем.

Пертинакс пристально посмотрел на свою взрослую дочь и сына:

– А вы, дети мои, знайте – то, что было обычным для императорских детей, сейчас не для вас. Я запрещаю вам появляться на людях в нарядах, убранствах и украшениях, подчеркивающих ваш высокий ранг. Я и сам хотел бы вернуться к частной жизни, потому и вас не хочу держать во дворце, чтобы здесь занимались вашим воспитанием. Читайте больше Юлия Цезаря, он осуждал любой вид показной роскоши. Он даже запрещал незамужним, – тут Пертинакс потряс пальцем в сторону дочери и жены, и замужним, но бездетным женщинам пользоваться паланкином. Только матроны старше 41 года имели право носить жемчуга! Сейчас же не поймешь – то ли она матрона, то ли проститутка, так разоденется и накрасит волосы, что стыдно. Золото блестит, где только можно, тьфу, да не прогневаются на меня боги!

– Будет тебе, зять, – вновь вступил в разговор Сульпициан, – ты-то ведь не Гай Юлий Цезарь! К твоему сведению, Цезарь также запрещал хранить дома более 15 тысяч денариев!

– Ну, и что? Намекаешь на то, что я храню свои деньги дома?

– Да нет! Я о том, что ты, будучи честным человеком, не смог бы так быстро стать таким богатым, живи ты во времена Цезаря!

– Ты ещё назови меня полевым нырком, как те завистливые сенаторы, что глупы и ленивы. Не уподобляйся тем, кто полагает, что я разбогател, разоряя землевладельцев в Сабатских Бродах. Я так тебе скажу, Сульпициан, что с тех пор, как Законы двенадцати таблиц появились на Форуме, обычай перестал служить главным руководством для граждан, но со временем знание Закона стало не столько необходимостью, сколько доходной профессией. Уметь правильно работать с Законом не значит нарушать его, и если верхний предел выплаты по кредитам был установлен им в размере 8,3 процента, значит, этому нужно было неукоснительно следовать! Закон суров, но это…

– Ладно, Гельвий, успокойся, – взмолился Сульпициан.

– Так вот, – продолжил Пертинакс, будто не слышал тестя, – я следую букве закона и богатым стал тоже законно, согласуя свою коммерческую деятельность и с легальными ростовщиками, и с помощниками квестора.

– Да не упрекаем мы тебя в нарушении законов, не беспокойся! И прекрати называть себя богатым! Да, ты занимал высокие должности, ты зажиточен, но обладаешь ничтожным, по сравнению с другими, имуществом. Может, это и спасло тебя от кары Коммода.

– Думайте, что хотите, но заверяю вас в том, что я буду стремиться оставаться в глазах граждан таким же, каким был и раньше. Сейчас же я устал и хочу спать, давайте перенесем семейные выяснения отношений на потом.

Эклект получил от императора подтверждение, что пароль на следующий день останется прежним – «Будем воинами»! «Он что, совсем спятил, давать нам такой пароль, – думал трибун, покидая ларарий, служивший штабом во Дворце, – сегодня же доложу Лету, что если так пойдет и дальше, нас совсем перестанут уважать рядовые преторианцы»!

На следующий день после календ по городу стали низвергать статуи Коммода. Преторианцы недовольно ворчали: «Вчера нам запретили чувствовать себя хозяевами на ночных улицах, отобрали дубинки, а обещанных денег так и не дали. Сегодня проявляют неуважение к памяти Коммода, а завтра дешевые проститутки на Аппиевой дороге будут требовать с нас плату за удовольствия»! Префект претория Эмилий Лет предвидел заранее такие настроения, но не пресекал высказывания своих подчиненных.

Государственные дела занимали у Пертинакса всё время, свободное ото сна. Его мудрое поведение день ото дня укрепляло всех сенаторов во мнении, что именно он и есть тот император, который достоин управления Вечным городом. Пертинакс принимал важные для Рима законы, изгонял из города доносчиков и стукачей, считая их врагами мира и общественного спокойствия, отменял обременительные налоги, мешавшие, по его мнению, развитию торговли и процветанию коммерции, а также лично следил в порту за поставками хлеба. Перед тем, как выплатить задолженность по денежному довольствию легионеров, он решительным образом потребовал от легатов и наместников провинций укрепить пошатнувшуюся воинскую дисциплину. Пертинаксу быстро удалось уменьшить расходы на содержание императорского двора вдвое против прежнего. Никто из патрициев не посмел осмеять его бережливость, наоборот, все старались следовать примеру императора. Первое время, особенно по вечерам, у Пертинакса от забот кружилась голова, зато восстановился крепкий сон.