История Византии - Джон Джулиус Норвич

В ночь на 23 декабря 551 г. папа пролез сквозь маленькое окошко дворца, на берегу Босфора нанял лодку и переправился в Халкидон, откуда он вернулся только следующей весной для участия в новом раунде переговоров. Стороны условились аннулировать все сделанные ими заявления, касающиеся «Трех глав», в том числе и эдикт императора. Сторонникам папы это должно было казаться победой, однако Юстиниан так не считал. Он созвал новый Вселенский собор, который должен был поставить точку в затянувшемся споре, и пригласил Вигилия председательствовать на этом соборе.

На Вселенский церковный собор съезжались епископы из всех уголков христианского мира, и теоретически каждый делегат, осененный, как считалось, Святым Духом и потому непогрешимый в суждениях, должен был самостоятельно определять свою позицию. На практике же результат дискуссий зависел от количества делегатов, представленных каждой из сторон. А поскольку численность епископов на Востоке была значительно выше, чем на Западе, да и сам собор проводился в Константинополе, восточные иерархии на предстоящем собрании оказывались в подавляющем большинстве. В силу названных причин Вигилий от приглашения императора отказался и вообще бойкотировал это мероприятие. В результате, когда Пятый Вселенский собор открылся 5 мая 553 г. в соборе Св. Софии, из 168 присутствовавших епископов только 11 были с Запада, из них 9 представляли провинцию Африка. Ни у кого не оставалось сомнений, что на соборе будет принято угодное Юстиниану решение.

14 мая папа римский издал так называемый «Constitutum»[30], в котором все дискуссии по поводу «Трех глав» объявлялись беспочвенными и вредными, а всем церковникам в дальнейшем воспрещалось высказываться по этому вопросу. Однако, продолжая конфликт с Юстинианом, он не учел, что ситуация в Италии кардинально изменилась. Готы были разгромлены, и поддержка византийцам со стороны Римской церкви теперь не так уж и требовалась. И Юстиниан решил, что может обращаться с Вигилием так, как папа того заслуживал. Он направил собору три документа. Первый являл собой текст секретного заявления, сделанного папой в июне 547 г., где предавались анафеме «Три главы». Второй документ – частное письмо Вигилия, в котором он клянется добиваться всеобщего осуждения «Трех глав». Поскольку получалось так, что папа в течение шести лет вел двойную игру, логичным выглядел третий представленный Юстинианом документ – его указ об удалении имени Вигилия с диптихов, – что фактически означало отлучение от церкви. 26 мая церковный собор официально одобрил указ императора и выразил осуждение папы, каковое имело силу до тех пор, «пока он не покается в своих ошибках».

Для Вигилия все было кончено. После шестимесячного изгнания он признал все свои прошлые ошибки и два месяца спустя вновь официально осудил «Три главы». Через год Вигилий отправился домой, однако в пути его состояние ухудшилось. Он был принужден прервать путешествие в Сиракузах, и там в сокрушенном состоянии духа папа римский скончался.

Если бы смерть пришла к Юстиниану тогда же, когда она пришла к папе Вигилию, то вся Византия погрузилась бы в глубокий траур. Он восстановил империю в ее прежних границах; он вновь сделал Средиземное море римским озером, и он привнес по крайней мере подобие единства в христианский мир. Юстиниану исполнилось семьдесят три года, Феодора пребывала в могиле, и императору было самое время присоединиться к любимой жене. Но смерть решила заглянуть к нему только через десять лет, в течение которых он упорно отказывался делегировать свою власть, при этом не обладая уже ни способностью, ни охотой распоряжаться ею должным образом. Денег в казне было меньше, чем когда-либо; причем Юстиниан предоставил министрам распоряжаться ими так, как они считали нужным. Армия, в свое время насчитывавшая 645 000 человек, сократилась до 150 000, мощные пограничные крепости находились в заброшенном состоянии. Юстиниана теперь интересовало только состояние церкви и бесконечные теологические диспуты, которые служили для него – истинного византийца – и жизненным стимулятором, и родом отдохновения.

Один лишь раз он пробудился от апатичного состояния – когда в 559 г. гуннское племя котригуров вторглось в пределы империи и продвинулось на восток, в глубь Фракии, подойдя на расстояние в двадцать миль от столицы. Многие жители Константинополя бежали с семьями через Босфор, но сам Юстиниан особо не встревожился. Как это часто бывало в моменты кризиса, он послал за Велисарием, который был еще только на середине своего шестого десятка, не утратил ни энергии, ни стратегического воображения. С отрядом в несколько сот человек Велисарий заманил котригуров в такое место, где их ждала искусно выстроенная засада, – там они оставили 400 человек убитыми, остальные же были вынуждены вернуться в свой лагерь. Располагая чуть большими силами, Велисарий, возможно, уничтожил бы агрессоров полностью, но император предпочел дипломатию и откупился от котригуров, предложив им щедрые ежегодные субсидии.

Такой результат военной кампании едва ли заслуживал той исключительно помпезной церемонии, которую по этому поводу устроил Юстиниан. Она, по-видимому, была призвана внушить подданным мысль, что одержана великая победа, а заслуга в этом принадлежит одному лишь императору; поскольку Велисария на торжества не позвали.

Обиженный Велисарий вновь ушел в тень. Осенью 562 г. несколько именитых горожан обвинили его в организации заговора против трона. Ничего еще не было доказано, но знаменитого полководца лишили всех званий и знаков отличия, и восемь месяцев он жил в немилости – пока Юстиниан, который в итоге убедился в невиновности Велисария, не восстановил его в прежнем положении. Возможно, вся эта история послужила поводом к созданию легенды о старом слепом Велисарии, выброшенном на улицу с нищенской чашей, но поскольку самая ранняя версия этой легенды датируется пятью столетиями позже описываемых событий, то ее можно не принимать во внимание. Вернув себе расположение императора, Велисарий остаток своей жизни провел в уединении и спокойствии и умер в марте 565 г., в возрасте примерно шестидесяти лет.

В это время появилось и последнее постановление Юстиниана. Он продолжал давать аудиенции на протяжении лета и начала осени, а в ночь на 14 ноября император почил в бозе. Единственное должностное лицо, которое находилось с ним в этот момент, сообщило, что Юстиниан, отходя в мир иной, назначил своим преемником племянника Юстина.

На следующее утро Юстин и его жена Софья с помпой отправились к собору Св. Софии, а оттуда – к ипподрому, где подданные должны были засвидетельствовать им свое признание.

Потом начались похороны. Тело императора медленно вынесли из дворца. Далее его понесли по запруженным народом, но безмолвным улицам, за ним следовали пешим ходом Юстин и Софья, сенат в полном составе, патриарх, епископы, клир и дворцовая охрана. По прибытии в церковь Св. Апостолов тело пронесли в неф, где находилась гробница Феодоры, а рядом с ней – огромный пустой порфировый саркофаг. Туда аккуратно положили августейшие останки, и была отслужена панихида за упокой души прежнего императора.

Закончилась целая эпоха. Юстиниан был последним подлинным римским императором, занимавшим трон Византии. Дело не в том, что он весьма плохо изъяснялся по-гречески – если верить Прокопию, – а в том, что его сознание было отлито в латинскую форму и он мыслил понятиями старой Римской империи. Юстиниан совершенно не осознавал, что империя уже представляла собой анахронизм; дни, когда человек мог обладать неоспоримой вселенской властью, ушли и не вернутся. На равеннской мозаике, относящейся к 546 г., Юстиниан выглядит моложе своих шестидесяти четырех лет, но в его лице не просматривается ни красоты, ни силы, и в этом плане его изображение не идет ни в какое сравнение с образом Феодоры на противоположной стене. Наверное, он очень легко поддавался ее влиянию. И однако же Юстиниан в отношениях с людьми – за исключением своей жены – был автократом до мозга костей. Энергия императора поражала всех, кто его знал, а в способности работать долго и напряженно он, очевидно, вообще не имел себе равных. И никто лучше его не осознавал, как важно постоянно находиться в окружении своего народа, – отсюда многочисленные публичные мероприятия, проходившие в Константинополе. Он полагал, что слава империи должна выражаться весомо и зримо, – это объясняет его страсть к строительству. Юстиниан преобразил Константинополь, и хотя многие из возведенных им зданий давно уже исчезли, такие великие сооружения, как соборы Св. Софии и Св. Ирины и маленькое чудо – церковь Св. Сергия и Вакха, до сих пор поражают воображение.