Осторожно, двери закрываются - Мария Метлицкая

Конечно, она уставала. Еще бы: годы, как ни крути. Поди повертись по дому, да еще и маленький ребенок. Ему нужно внимание, без этого никак. Но ребенком Сашенька был спокойным и послушным. Всегда с ним можно было договориться и все разногласия решить мирно. Радостью он был невозможной. И невозможным счастьем.

Она видела, как Камал благодарен ей за внука. Переживая за нее, понимая, как ей тяжело, Камал стал уговаривать отдать Сашеньку в детский сад. Ох, как же Салихат возмутилась! Даже кричала – кажется, впервые в жизни. Впервые они так крепко поссорились, и впервые она не разговаривала с ним утром. Молча накрыла завтрак, молча собрала еду с собой, молча ушла на кухню. Больше к этому разговору Камал не возвращался.

Так они прожили почти шесть лет. Со временем страх отступил – Салихат поняла, что Сашеньку забирать никто не собирается. А уж когда узнала, что Дарья ждет ребенка, совсем расслабилась. Теперь будут заниматься новым ребеночком, и Сашенька им ни к чему, он теперь только ее. Нет, не так, конечно: ее и Камала, который обожал внука больше жизни.

Но так, как любила его Салихат… Высказать – слов не хватит. Сказали бы жизнь отдать за него – ни секунды бы не раздумывала. Что ее жизнь без Сашеньки?

Салихат почти успокоилась. А выходит, что зря. Жизнь не дает долгих послаблений. И как она могла про это забыть?

Заболел Камал. Салихат поняла – дело серьезное. Стало тяжело ходить. Появились отдышка, слабость. Чуть что он ложился на диван отдыхать. Поехали в город к врачу.

– Сердце, – подтвердил тот. – Стенокардия. Надо делать операцию. Желательно в Москве. Да, сложно. Но что делать? Жить хотите? Тогда вперед!

От врача вышли совсем расстроенные.

Муж впал в тоску, лег на диван и отвернулся к стене. Даже Сашенька перестал его волновать. «Мужчины, – вздыхала Салихат, – болеть не умеют. Нет у них терпения на болезнь, ломаются, как сухие ветки». Вспомнила отца – как тот не хотел бороться и ждал смерти. И как боролась мама! До последнего боролась, до конца! Потому что боялась оставить дочку сиротой. А у мужчин этого страха нет.

Камала она уговорила, списалась с московской больницей, собрали все справки, их поставили на очередь.

Муж волновался – а что с внуком? Брать ребенка с собой – глупо. Где он там будет? В больнице с Салихат? Оставить здесь не с кем. Отдать родителям? Вот здесь Салихат была тверже скалы:

– Нет, ни за что на свете! Поедет с нами в Москву! Ничего, как-нибудь справимся!

Муж уговаривал, взывал к разуму:

– Одумайся, Салихат! Не место в больнице ребенку. Отвезешь в город, отдашь детям. А вернемся – заберем.

– А если обратно не отдадут? – тихо спросила Салихат. – Что будем делать?

Через три месяца пришло письмо из Москвы – приезжайте, место для вас держим, ждем. Стали собираться. Салихат отгоняла мысли о Сашеньке – ничего, как-нибудь! Сниму комнату вблизи от больницы. Месяц, не больше – как-нибудь справимся! Ребенок спокойный, послушный. Посажу его тихонько в уголок, дай бог, не выгонят. «Как-нибудь, – приговаривала она, собираясь в дорогу. – Главное, чтобы все обошлось!»

Не обошлось. Камал умер за пять дней до отъезда. Умер, сидя перед телевизором. Салихат купала перед сном Сашеньку. Зашла в комнату и… увидела. Сначала решила, что муж спит. Пошла на кухню прибраться. Встала у мойки, и тут как пробило. Сердце застучало как ненормальное. Стало так страшно, что ноги не шли. С трудом доползла до комнаты. Казалось, шла целый час. Ну а когда подошла поближе, все поняла. Села на пол и в голос завыла. Но тут же замолчала, зажав рот рукой, – ребенок! Сейчас он услышит и проснется. Испугается до смерти, решит, что собака воет или, того хуже, волк. Бросилась в детскую – Сашенька, слава богу, безмятежно спал.

Выдохнув, вернулась в комнату. Укрыла мужа покрывалом, закрыла глаза, сложила руки и позвонила в медпункт. В комнату, где лежал Камал, мальчика не пускала – не дай бог испугается! Помнила, как сама в детстве боялась покойников, гробов, кладбища. Всегда стороной обходила. Конечно, потом бояться перестала. Правильно говорила мама: «Бояться надо живых. Мертвые плохого не сделают».

Вот и сейчас боялась детей, Сашенькиных родителей. Не дай бог, приедут на похороны и заберут ее Сашеньку. Поймала себя на мысли, что больше думает об этом, чем о покойном муже. Устыдилась страшно. Ругала себя последними словами. Перед собой стыдно, а это самое страшное. Но делать нечего: позвонила Косте – единственный сын! Он приехал на следующее утро. Один, без Дарьи. Где она, Салихат не спросила – неловко. Скорее всего, не с кем было оставить дочку. Но почему-то обрадовалась – значит, ее мальчика никто не заберет! Вряд ли Костя может так поступить с ней. Почему-то ей так казалось.

Странное дело – Салихат так любила мужа, но похороны прошли в каком-то угаре. Мысль была только одна – Сашенька. Только бы Костя не забрал его! Нет, она очень страдала, о чем говорить. Пережив столько потерь, она отчетливо понимала – ушел муж, она осталась совершенно одна, безо всякой поддержки. Ее не волновала материальная сторона жизни, нет. Она понимала, что проживет. Крепкое хозяйство не даст умереть с голоду, а на хлеб денег хватит. Да и сколько им с Сашенькой надо? Обновки для мальчика? Ну, во-первых, она прилично шьет. Во-вторых, полки шкафа с Сашенькиными вещами буквально ломились от рубашек, брюк, маечек и трусиков.

Салихат была запасливой. Появлялись деньги – покупала, чтобы у мальчика было все и на вырост. На первые три года хватит. А там разберемся. Просить у его родителей ей не хотелось. Да и нельзя, по многим причинам нельзя. Вдруг разозлит Дарью? Та нервная и вспыльчивая.

Да, не в деньгах было дело, совсем не в них. После похорон она поняла – заступников у нее больше нет. Ни за нее, ни за мальчика заступиться больше некому.

На похоронах Сашенька крепко держал Салихат за руку. Она старалась не плакать – ребенок и так был перепуган до смерти. Салихат утешала его, гладила по голове и шептала, что все скоро закончится.

– Мы пойдем домой, я накормлю тебя и уложу, не плачь, миленький мой, не волнуйся!

Салихат смотрела на бледное, отчужденное, чужое лицо мужа и с трудом узнавала – смерть изменила его до неузнаваемости. И было невозможно сложно принять его такого, нового, чужого, неизвестного. Равнодушного.

Она вглядывалась в его лицо, и ей казалось, что это не он, ее Камал. Да, это не он. Разве он был таким чужим, безучастным и безразличным?

С кладбища шли медленно, Салихат еле ворочала ногами, шаркала, как старуха. Мальчик с испугом и жалостью смотрел на нее. «Волнуется, – подумала она. – Маленький мой, родной! – Сердце затопила горячая волна любви. – Только ты у меня и остался!»

Костя с сыном почти не разговаривал – кинул несколько пустых фраз, дежурно погладил по голове и стал собираться в дорогу.

– Не переночуешь? – удивилась Салихат. – Куда на ночь глядя?

– Дела, – хмуро и коротко бросил он. – Да и вообще…