Лизать сахар. Жизнь втроем - Оксана НеРобкая

В полной тишине подошел к свободной койке и сел на заклеенный пластиковой пленкой матрац. Когда его вытащили из разбитой машины и привезли в участок, он воспользовался правом звонка. Мэдди истерично зашептала в трубку:

– Где ты? Томми! Что случилось?

– Милая, у меня проблемы. Но я решу, обещаю. Верь мне! Поцелуй Тину. Я люблю вас, – голос подвел. Нажал на рычаг, оборвав соединение. Неудачи не могут продолжаться постоянно. Он обязан вылезти из дерьма! Но как? Признаться, сейчас он соображал не слишком хорошо. Надо выспаться.». А завтра утром…

Парни, над нами прикололись? – пробасил высокий бритоголовый негр. Судя по его мышечной массе, он с рождения не расставался со штангой и гантелями.

– Начальнику тюрьмы стало скучно?

– Похоже на то.

– Эй ты, невежливо не здороваться с хозяевами!

Томас повернулся на звук:

– Простите. А где хозяева?

Заключенные переглянулись.

– Братья, вы слышали то же, что я? – качок обратился к присутствующим.

– Али, по-моему, нам выказали неуважение.

– Надо бы поведать гостю, как правильно себя вести.

– Обязательно поведаем. Но не в камере. Дождемся ужина. Зачем нам лишние проблемы? – Али оскалился, обнажив белые зубы.

Крайтон лег на живот, спрятав лицо в ладони. Он слышал голоса сокамерников, но не улавливал суть разговора. В ушах шумело, будто в морской раковине. Он не заметил, как раздался звонок и замки разблокировались.

– Шевелись! – надзиратель грубо потряс его за плечо. – Тебе особое приглашение нужно? Быстро в столовую!

Томас поднялся. Заключенные спешили на первый этаж, торопясь первыми занять очередь за пищей. Мысль о еде вызвала приступ тошноты, но он спустился вместе со всеми. В просторном помещении, уставленном длинными столами и скамьями, было тесно. Народ толпился у раздачи, прижимая к груди железные подносы. Заключенные усаживались теми же компаниями, что в камерах, тихо переговариваясь между собой. Мужчина наблюдал, облокотившись на стену. Стражников в столовой не было.

– Поглядите-ка, белый сосед брезгует есть с нами за одним столом! – громко возмутился худой афроамериканец с засаленными дрэдами.

– Ты прав, мой друг Слим, – Али отодвинул тарелку с макаронами и встал. Его примеру последовали еще пятеро.

Темнокожие приблизились к зрителю. Бритоголовый вышел вперед, упершись руками в бока. «И чем я их так раздражаю?» – Томас увернулся от кулака, перехватил запястье и резко вывернул его. Рывок вверх – и противник упал. Ложный выпад в сторону, серия ударов в корпус второму и третьему нападавшему. Ногой с разворота – в висок четвертому.

Али сплюнул кровь: что ж, пошутили и хватит. Хлестким ударом в челюсть отбросил новенького назад, впечатав в стену. Нападавшие оклемались от шока: сопротивления они не ожидали. Крайтон сделал подсечку. В эту секунду получил кулаком поддых, и, рефлекторно согнувшись, – коленом под подбородок.

Слим показал условный жест. Али сделал знак прекратить избиение. Когда охранники вбежали в столовую, заключенные мирно орудовали пластмассовыми вилками и ложками.

– В чем дело, кто затеял драку? – буркнул сержант, косясь на арестанта XR1070, вытиравшего разбитый нос. – Откуда кровь? – обратился непосредственно к нему.

– Споткнулся.

Сержант пребывал в благодушном настроении: его смена заканчивалась через полчаса и затягивать ее намерения не было. Снисходительно бросил:

– Аккуратнее. Возвращайся к своему ужину.

– Спасибо, не голоден.

– Может, тебя в карцер посадить на пару суток, чтоб ты аппетит нагулял? – подмигнул напарнику, довольный шуткой.

– Валяй. Лишь бы не видеть твою рожу.

Али, исподволь следивший за диалогом, удивленно присвистнул. Тюремщиков все ненавидели, но в открытую конфронтацию никто не вступал – глупо портить себе жизнь. Новичок был или отчаянным храбрецом или безмозглым тупицей.

– Что? Что ты сказал? Лицом к стене! – рассвирепел надзиратель и попытался надеть на грубияна наручники. Тот локтем резанул по его шее и принял боксерскую стойку.

– Срочно подкрепление в столовую корпуса 3! – заорал в рацию раскрасневшийся сержант. Уже через минуту Крайтона с заломленными за спину руками вели в нижний отсек.

Густые брови мистера Блэквуда поползли на лоб: в первый же вечер напал на охрану? Любопытный экземпляр. Надо как-нибудь взглянуть на него. Но сперва пусть остынет.

– Вот что, – оборвал он рапорт сержанта. – Поместите его в карцер. На двое суток. Ни воды, ни пищи не давать.

Столь жестокое наказание было незаконным, но Блэквуд мог позволить в подотчетном ведомстве некоторые отступления от правил.

Крайтон не знал, сколько прошло времени. Свет не включали, а окон не было. Он сидел на холодном полу, уронив голову на согнутые колени. Плечи ныли, а запястья саднили: острые края наручников впивались в содранную кожу. Сначала он в бешенстве колотил дверь ногами и выкрикивал ругательства, потом перестал. Какой смысл? Ему не выломать стену и не сбежать. Оставалось надеяться, что когда-нибудь его выпустят. Прежняя камера была апартаментами люкс по сравнению с нынешним подвалом. Там хотя бы имелась кровать…

Какой же он кретин! Длинноволосый изначально намеревался его подставить! И охранников расстреляли с целью избавиться от свидетелей и повесить на него ответственность. «Бедный Паулс, не дожил до пенсии… Это ведь я тебя убил…» Перед мысленным взором возник образ круглолицего словоохотливого завсегдатая бара «Монти и Фея», который лениво потягивал холодное пиво из запотевшего бокала, балагурил и заигрывал с официантками. Мгновенная смена экспозиции. Ужасная сцена в банке. Бездыханный Паулс. Неподалеку – труп напарника. Рыба опускает автомат и ухмыляется.

Все должно было произойти иначе. Никаких убийств. Они спокойно выходят из банка и беспрепятственно уезжают с похищенными деньгами. В подвале поздравляют друг друга с удачной операцией и делят добычу. Утром он возвращается домой. Шоколадная встречает у порога, целует и печально улыбается.

– Мэдди, собирай Тину, мы едем в клинику.

Жена растерянно хлопает черными загнутыми ресницами. Он касается указательным пальцем ее губ:

– Не спрашивай ни о чем. Мы начинаем новую жизнь.

Крайтон поморгал, стараясь разглядеть хотя бы смутные очертания карцера. Темнота, словно бестелесный палач, выколола глаза беспомощному пленнику; залила уши расплавленным антрацитовым воском, лишив слуха; сдавила грудь тугими ремнями, ограничив дыхание. Во рту пересохло. Хотелось пить. Похоже, про его существование забыли. Он уже не ориентировался, где находилась дверь. Шум извне не проникал внутрь, полностью изолировав узника от внешнего мира.