Однополчане. Русские своих не бросают - Валерий Большаков

– В демократии, – заявил Лушин, успокаиваясь. – Что такое демократия, вам не понять. У вас, в СССР, – деспотия и тоталитаризм.

– Ух, какие слова выучил! – глумливо усмехнулся Марлен. – Вот ты вроде умный парень, а городишь всякую чушь. Неужели ты не понимаешь, где живешь? Марк Твен сказал однажды: «Если бы от выборов что-нибудь зависело, нам бы не позволили голосовать!» А ты – демократия, демократия… Капитализм – это строй, созданный мещанами и для мещан. И какой правящий класс откажется от власти? Выборы – это шоу, в котором избиратели участвуют как зрители, а побеждает не тот кандидат, за которого проголосовало большинство, а тот, кого утвердили богатеи-буржуи. Это они решают, кому стать президентом, кому премьером: Ротшильды, Рокфеллеры, Дюпоны, Морганы, Круппы. Сверхмещане, главные буржуины. Они платят деньги, заказывают музыку, а вы все под нее пляшете, припевая: «Права! Свобода! Демократия! Уря-уря!»

– Я смотрю, – хмыкнул Лушин, – ты Ленина начитался.

– Ты не поверишь, – спокойно улыбнулся Исаев, – но я не знаком ни с одной работой «вождя мирового пролетариата».

– Как это? – удивился Антон. – Коммунист – и не учил труды Ленина?

– А с чего ты взял, что я коммунист?

Лушин растерялся.

– Ты же работаешь в Центре – и не член партии?

– А вот представь себе! Парторг, правда, подкатывал уже, и я ему пообещал обдумать предложение насчет того, чтобы стать кандидатом в члены ВКП(б). А что ты имеешь против Ленина?

– Странный вопрос! Это Ленин разрушил страну, это Ленин развязал Гражданскую войну, он учредил первые советские концлагеря, да и СССР – это его детище!

– Ну, во-первых, СССР – это детище Сталина. А насчет разрушения… Россия была разрушена не в октябре семнадцатого, а в феврале, когда известный авантюрист Гучков, генерал Алексеев и прочие добились отречения царя от престола. Помнишь, каким был первый приказ так называемого Временного правительства? О демократии в армии! Шла война, а они отменяли единоначалие в войсках! За одно это всяких «октябристов» и «кадетов» надо было расстрелять! И полицию разогнали, и жандармов – убрали все охранительные системы общества… С ума сойти! И заметь, когда это произошло – в 1917-м, именно тогда, когда армия и флот готовились к решающему наступлению, все военные склады были наполнены, чтобы вскоре русские полки промаршировали по Унтер-ден-Линден в новенькой форме, в тех самых «богатырках», которые позже назвали «буденновками». Поэтому я не думаю, что русские либералы сами учинили развал империи, им наверняка помогли.

– Англия небось? – покривился Антон.

– И Англия, и Франция. Потом и Штаты подсуетились. Страну ему разрушили, видите ли! Какую страну, спрашивается? Российскую империю? Так ее уже не существовало! И все эти Милюковы, Гучковы, Родзянки полгода не могли наговориться, не могли даже подыскать название для государства, которым правили! Не стало государства к осени, понимаешь? Заболтали его! А теперь ответь мне, вражинка мелкая, что бы стало с Россией, не возьми власть большевики? Пришли бы дядя Сэм с Джоном Булем и вместе с проституткой Марианной учинили бы военную интервенцию, стали бы делить Россию, еще и передрались бы за лучшие куски! Сечешь? Ленин спас Россию от полного распада! Понимаешь? Лично мне он не слишком приятен, Ленин натворил таких косяков, что еще долго икаться будет, – ту же дурацкую национальную политику. Ничего нового он не изобрел, продолжая, по сути, поганую традицию кого-то из российских императоров, давшего вольности Финляндии. В итоге тот вскормил националистов, до революции унижавших русских, а после Великого Октября тупо их вырезавших. Ленин превратил РСФСР в дойную корову для «братских республик», дав нацменам больше прав, чем титульной нации. И царскую армию нельзя было разгонять, ни в коем случае. Да, много Ильич напортачил, но Россия была спасена, вот что главное!

Лушин неожиданно растянул губы в издевательской улыбке.

– Похоже, ты хочешь меня распропагандировать в ускоренном темпе, чтобы я из твоего похитителя превратился в освободителя! Не выйдет.

Марлен долго смотрел на него, как Антону показалось, печально, после чего процедил:

– Да пошел ты…

Лег на полку и отвернулся к стенке.

…Под крылом блестела Волга. Из кабины пилотов выглянул мордатый летчик в шлеме и лениво доложил:

– Садимся на дозаправку в Астрахани.

– А можно без этого?

Пилот пожал плечами.

– Тогда сядем в Каспийское море, мистер.

«Либерейтор» начал снижаться, заворачивая. Земля за иллюминатором накренилась, словно опрокидываясь.

– И приготовьтесь надеть кислородные маски. На подлете к Ирану – горы, пойдем на высоте двенадцать тысяч футов…

Зеленая степь в июле стала темно-лиловой от цветущего шалфея, лишь кое-где пробивались перья ковыля. Живи да радуйся под блекло-голубым, словно вылинявшим небом, но – война!

Степь, убранная цветами, горела – громадные черные проплешины сливались в общую гарь, изрытую воронками, исполосованную траншеями, рядами колючей проволоки, противотанковыми рвами. Дымы – сизые, белые, копотно-черные – стлались над землей, плоскость которой отличали теперь не курганы и забытые идолы, а черные остовы сгоревших танков и сбитых самолетов.

Сила противодействовала силе, русская рать ломила, понуждая тевтонскую орду зарываться в землю, но снаряды и эрэсы выковыривали их оттуда.

6-я и 17-я армии вермахта несли огромные потери, но упорно стремились на восток. В июне казалось, что советская оборона не выдержит штурма и натиска – несколько немецких дивизий ушли в прорыв, достигая Ростовской области, но попали в окружение и были уничтожены. Гитлеровцы откатились, и с тех пор фронт установился по реке Северский Донец, от Харькова до Луганска.

Войска Донского фронта на юге не пущали немцев к Ростову, на севере позиции удерживал Воронежский фронт, а Южный и Юго-Западный, сплотившись, стояли насмерть против основных сил группы армий «Юг».

«Ни шагу назад!» – этот приказ вождя все словно проговаривали про себя, как заклинание, как клятву. Отступишь – и рухнет оборона, и покатится фашистское воинство до самой Волги. Ни. За. Что.

* * *

Старший лейтенант Абанин держал оборону на опорном пункте, заняв невысокий холм. Небольшая возвышенность, поросшая дубняком, виднелась далеко за спиной – это был правый, обрывистый берег Северского Донца. А на запад уходила степь, где-нигде тронутая небольшими сквозистыми рощицами.

Впрочем, о деревьях надо было говорить в прошедшем времени: дубки и тополя либо сгорели, либо торчали обрубками, как памятники самим себе. Ну, не все, конечно. Саперы тоже постарались, устраивая блиндажи в три наката.

Старлей поднял бинокль и осмотрелся. На левом фланге от них стояла зенитная батарея 85-мм орудий. Вон те три подбитых танка – их работа. Одному влепили так, что башню сорвало.