Дебютантка - Кэтлин Тессаро

А Кейт все смотрела на платье, глаз не могла оторвать от совершенных атласных складок.

– Не все, что мы делаем в жизни, имеет какой-то смысл, – произнесла она наконец.

* * *

Кейт вышла на улицу: там было жарко, даже душно. По запруженной пешеходами Эксибишн-роуд она направилась к автобусной остановке. Если туфельки и впрямь принадлежали Беби Блайт, тогда и все остальное, все вещи в коробке, наверное, тоже были ее собственностью. Коробочка, браслет, фотография… А вдруг эти предметы помогут открыть тайну ее исчезновения? Возможно, ключ к разгадке у нее в руках, она единственный человек на всем свете, который способен восстановить целостную картину прошлых событий. Кейт снова вспомнила о порванном платье и бесследно исчезнувшей записке. В голове ее теснились вопросы, ответы на которые она рано или поздно обязательно узнает. Кто подарил Беби этот браслет? Почему она его спрятала? Был ли тот моряк ее любовником?

Подъехал омнибус. Кейт взошла на верхнюю площадку и села возле окна. Напротив, сквозь деревья небольшого сквера, виднелись кремового цвета дома в георгианском стиле и здание Бромптонской часовни. Она невольно залюбовалась красотой этого строения. Очень величественное, хотя и несимметричное; стены его все еще хранили следы осколков – шрамы, полученные во время Второй мировой войны. Поразительно, что лицо города до сих пор носит на себе эти раны, которые кажутся совсем свежими, словно все было только вчера. Интересно, думала Кейт, ходила ли Беби Блайт по этим улицам? Может быть, навещала кого-нибудь из подруг, живших на этой площади, или присутствовала на чьем-нибудь венчании в этой церкви? Внезапно Кейт охватил суеверный страх: ей почему-то вдруг показалось, что ее жизнь и жизнь этой женщины каким-то таинственным образом переплетаются, словно через десятилетия от Беби Блайт к ней тянется невидимая ниточка.

Кейт опустила взгляд и увидела, что внизу на тротуаре стоит какой-то высокий худощавый мужчина в очках и, задрав голову, очень внимательно, хотя и не слишком дружелюбно ее разглядывает.

Незнакомец в очках… А ведь тот конверт тоже принес для нее мужчина в очках!

Кейт отвернулась и прикрыла лицо ладонью. Мысли в голове путались, сердце гулко стучало.

Он что, следит за ней? Может, конечно, простое совпадение. А вдруг его специально наняли и послали следить за Кейт, велев докладывать, куда она ходит и что делает? Ну и ну!

Автобус тронулся и влился в поток автомобилей. Кейт машинально обернулась и посмотрела назад. На остановке мельтешила стайка иностранных студентов. Мужчины в очках среди них не было. Скорее всего, это лишь игра воспаленного воображения. Однако… кто знает, кто знает.

Сердце Кейт все еще учащенно билось. Лондон больше не казался ей тихой гаванью, как прежде. Теперь за каждым поворотом, на каждом углу ей мерещился зловещий незнакомец.

Сент-Джеймс-сквер, 5

Лондон

30 июля 1932 года

Моя дорогая Рен!

Ни за что не догадаешься, с кем я недавно неожиданно столкнулась на балу «Черное и белое», причем столкнулась в буквальном смысле слова. С Ником Уорбертоном! Он нисколько не изменился за то время, что мы с ним не виделись: по-прежнему красив, прекрасно одет, и все те же смеющиеся глаза. Я носилась по бальному залу в своем божественном серебристом платье и в таких же туфельках (в конце концов, если смешать черное и белое, получится серебро, а кому хочется быть, как все, раствориться в толпе одинаково одетых людей) и вдруг слышу знакомый голос: «Какие бойкие ножки, даже ни разу не споткнутся!»

Я обернулась. Ник собственной персоной, потягивает шампанское и улыбается. «Ну-ка, Беби, – говорит он, ставит бокал и берет меня за руку. – Дай-ка я покажу тебе, как это делают взрослые».

Боже мой, какое счастье!

Мы с ним пустились танцевать. А Пинки, увидев это, сразу стал вести себя как последний дурак: спрятался за колонной на краю зала и оттуда молча пожирал нас глазами. В конце концов я совсем перестала обращать на него внимание. Ник прямо стонал от смеха, когда я рассказывала ему о том, как мы живем на Сент-Джеймс-сквер с нашей Святошей Маман и ее Драгоценным Супругом, его собственным родным папочкой. Я поведала Нику всю правду: что она спит и видит, как бы сплавить меня куда-нибудь подальше в монастырь, чтобы спасти мою грешную душу, а он спит и видит, как бы выдать меня замуж за первого попавшегося идиота, лишь бы у того был титул. Ник сказал, что хорошие девочки так не говорят о родителях и что меня надо отшлепать. А я ответила: пожалуйста, пусть попробует. Так вот у нас все и началось, а дальше пошло просто замечательно.

Я объявила Нику, что ангажирована на все танцы и мужчины, у которых нет решительных намерений, не должны рассчитывать на мое внимание. Он засмеялся и ответил, что намерения у него самые что ни на есть решительные, а потом взял и оторвал ремешок с моей правой туфельки! Представляешь? И говорит: «Вот теперь, Беби, тебе танцевать никак нельзя, можешь лодыжку вывихнуть. Так что будь послушной девочкой, пойдем посидим где-нибудь. Ты же знаешь, как я обожаю твои ножки». И остаток вечера мы просидели на балконе в шезлонгах: любовались парком, ели землянику и разговаривали. Он положил мою ногу на подушечку, и всякий раз, когда кто-нибудь подходил пригласить меня на танец, мы демонстрировали ногу, ахали, охали и говорили, что я ее повредила. Ах, любовь моя, я могла бы просидеть там с Ником хоть до утра. Ты встречала когда-нибудь человека, который понимает всю тебя до конца, понимает каждую твою мысль, понимает каждое твое чувство во всех его тонкостях? Ты еще рта не успела раскрыть, а он уже знает, что ты хочешь сказать, и подхватывает твою мысль на лету! И еще с ним так удивительно легко и спокойно, у него такой сильный характер! У нынешних молодых людей этого нет и в помине.

Провожать меня домой Ник не стал. Зато потом мне принесли длинные белые каллы, целый букет, а в нем записка: «С глубочайшим состраданием к Вашей прекрасной туфельке». И конечно, она была адресована Беби Блайт, что привело Маман буквально в бешенство. «Я не позволю, чтобы тебя именовали в городе этой нелепой кличкой!» – кричала она.

А потом в бой вступил и Старый Служака. «А что, – говорит, – если это вдруг попадет в газеты? Кто этот человек? Из приличной ли он семьи?» (Очень смешно!)

Я была на седьмом небе от счастья.

О ангел мой! Неужели это любовь? Такое чувство, что внутри у тебя все горит, сон по ночам не идет, и ни о чем другом думать просто невозможно. И хочется говорить, говорить, говорить о нем без конца.

Люблю тебя безумно,

Беби.

* * *

Рейчел отыскала наконец бумажку с номером телефона сестры. Оказывается, желтый листочек все это время был у нее перед глазами, приклеенный к монитору компьютера. Она сняла его и задумчиво повертела в руках.

Еще совсем рано, и в офисе никого нет. Она любила приезжать сюда до начала утреннего столпотворения, особенно в летние месяцы. Эти поистине драгоценные минуты всякий раз радовали Рейчел, как нежданный подарок. Чем старше она становилась, тем больше ценила их. Еще совсем немного, и улица заполнится людьми, но сейчас здесь совсем тихо, день только начинается.