Записки начальника Разведупра. Июль 1940 года – июнь 1941 года - Филипп Голиков

После переезда на стационарный аэродром и завтрака в самолете «Фламинго» (как нам сказали, это был самолет, на котором летал король) мы вылетели в Лондон.

В этот наш приезд англичане особенно активно интересовались результатом налета немецкой авиации на Москву. И снова нам пришлось столкнуться с дезинформацией и исключительно превратным, а порой недоброжелательным информированием общественности английской прессой о действительном положении дел на советско-германском фронте. Так, контр-адмирал Стюарт сообщил нам, что по передачам берлинского радио немцы уже овладели Смоленском.

Бросалось в глаза, что в Инвергордоне, как, впрочем, и во многих других местах, которые мы проезжали, англичане живут совершенно мирной жизнью, как видно, не особенно думая об опасности воздушных налетов. Аэродром в Инвергордоне, например, был забит самолетами, размещенными без всякой маскировки и других мер предосторожности.

Во второй половине дня 23 июля мы приземлились на аэродроме в Лондоне. Здесь нас встретили советник посольства СССР в Англии П. А. Новиков, контр-адмирал Н. М. Харламов, военный атташе, полковник И. А. Скляров, полковник Г. П. Пугачев, секретарь военной миссии П. И. Баранов и другие товарищи.

Спустя два часа после приземления вместе с послом И. М. Майским и Н. М. Харламовым мы направились к министру иностранных дел Э. Идену, с тем чтобы: 1) вновь и еще жестче, чем в первый раз, поставить вопрос о необходимости эффективных боевых действий англичан против гитлеровцев, а также о реальной технической и боевой помощи Советскому Союзу; 2) внести ясность в отношении фактического начала англичанами боевых действий против немцев; 3) в целом добиться улучшения контакта советской миссии с правительственными органами и учреждениями Англии. Требовалось также обговорить ряд вопросов, касающихся работы советской военной миссии в США с целью обеспечить положительное к ней отношение.

Эта встреча с Э. Иденом продолжалась два часа. В ходе ее был приглашен начальник английского главного морского штаба адмирал Паунд. Англичане активно интересовались положением на советско-германском фронте, им были даны подробные разъяснения. При этом я, как и несколько дней назад во время нашей первой беседы с Иденом, особо подчеркнул, что Красная армия ведет упорную, мужественную борьбу, что мощь ее ударов по агрессору непрерывно нарастает и что победа будет за нами. Но советский народ хотел бы получить от своих западных союзников реальную помощь как совместными боевыми действиями против общего врага, так и путем снабжения СССР необходимыми военными материалами. Паунд промолчал, а Иден, как и во время предыдущей встречи, заговорил о своем полном сочувствии Советскому Союзу, о готовности англичан оказать ему всю возможную помощь. Но характерно, что, как только мы начинали касаться конкретных вопросов, у него сразу появлялись разного рода отговорки и ссылки на неблагоприятные условия и т. п.

Так, в ответ на вопрос о быстрейшем развертывании боевых операций на Севере представители британского правительства говорили о согласии англичан занять Шпицберген и остров Медвежий, для чего со дня на день туда должны были выйти английские суда, но тут же оговаривали необходимость уточнения «некоторых деталей» боевых действий на Севере. Далее англичане высказывали готовность «изучить», если мы предложим, конкретный план совместных боевых действий на севере Норвегии, но тут же торопливо добавляли, что высадка морского десанта в этом районе может окончиться провалом, если он не будет надежно обеспечен авиацией. Англичане уверяли нас в готовности их авиации в самые ближайшие дни начать бомбардировки Берлина, но сразу же оговаривались, что первые воздушные налеты, «видимо», не будут носить крупного масштаба и не смогут поэтому нанести серьезного ущерба немцам.

Несмотря на весьма благоприятное заявление, сделанное премьер-министром Великобритании У. Черчиллем в мой первый приезд в Англию, на пути нашей миссии встретились серьезные препятствия и осложнения. Они сразу насторожили нас и вызвали сомнение в реальности стремления правящих кругов Великобритании помочь Советскому Союзу. Хуже того, эти препятствия порождали сомнение в эффективности и быстроте достижения успеха советской военной миссией. Нам, конечно, очень хотелось, чтобы работа в США была более удачной и результативной, чем в Англии, чтобы мы встретили там гораздо большее понимание неотложных нужд советского фронта, чтобы было как можно меньше проволочек и волокиты. Фронт ждал реальной помощи, а не слов и заверений.

Поэтому во время беседы с Иденом я сообщил ему о предстоящей поездке советской военной миссии в Соединенные Штаты Америки и просил оказать нам содействие в получении возможности как можно быстрее отправиться в путь. Иден обещал это срочно организовать. Однако на деле все оказалось гораздо сложнее. Так, в министерстве иностранных дел Англии заявили, что не смогут обеспечить нам перелет через океан раньше 28 июля. Но в конце концов помог случай, и мы с А. К. Репиным смогли вылететь в США вечером 24 июля, а остальные двое наших спутников, Л. Л. Райков и П. И. Барабанщиков, вылетели на четыре дня позже. А дело было так.

День 24 июля ушел у нас на ознакомление с практическими результатами работы миссии за период с 12 по 23 июля. В общем, достигнуто было далеко не то, что нужно, во всяком случае, реальные результаты расходились с официальными заверениями и обещаниями англичан.

В этот же день предполагались встречи нашей миссии с Э. Иденом, Г. Гопкинсом и министром авиации Синклером по вопросам военно-технической помощи Советскому Союзу, а также коктейль у начальника штаба военно-воздушных сил. Но эти встречи так и не состоялись: ближе к вечеру без всякого предупреждения нам сообщили, что через пятнадцать-двадцать минут мне и Репину нужно быть на городском аэродроме для перелета в пункт отправки в США. На самолете, летящем в Америку, в наше распоряжение выделялось два места.

Наспех собравшись, мы с А. К. Репиным вылетели из Лондона на аэродром Прествик в Северной Шотландии. Здесь нас встречал командир подразделения истребителей, несущих боевое дежурство, или, как его называли, начальник местной «воздушной стражи».

Весь вечер ушел на подготовку к дальнейшему перелету. После ужина мы слушали радиосообщения. Советские войска продолжали вести бои на прежних участках и направлениях. За последние дни существенных изменений на фронтах не произошло.

Англичане, с которыми нам доводилось встречаться, продолжали выражать свое удивление и восхищение самоотверженной борьбой Красной армии против немецких захватчиков, не скупились на высказывание ей добрых пожеланий, но о своем конкретном участии в этой борьбе ничего не говорили, кроме самых общих слов. Между прочим, переводчиком к нам был приставлен некто Коттам, колеблющийся, по его словам, «между лейбористами и коммунистами». По служебному положению Коттам – офицер военно-воздушных сил; фактически же он был разведчиком.

Как только мы покинули Лондон, я полностью сосредоточился на предстоявшей работе в Соединенных Штатах. В моем блокноте появилась такая запись: «1. Рузвельт, Гопкинс, Моргентау, Икес, Джонс, Нокс, ген[ерал] Макдауэлл, ген[ерал] Бернс, Гендерсон, Ачесон, Кэртис. 2. Хэлл, Уэллес, Бэрли, морское министерство, военный департамент, штаб армии».