Трон из костей дракона - Тэд Уильямс

Руки доктора, только что пустые, теперь держали маленький сверток пергамента, завязанный тонкой голубой лентой. Он осторожно развернул его.

Послание было написано на наббанаи, но почерк непреложно свидетельствовал о руке риммера.

Моргенс!

Огни Стурмспейка зажжены. Из Танголдира я видел их дым девять дней и их пламя восемь ночей. Белые лисицы опять проснулись и пугают детей в темноте. Я также послал крылатые слова нашему самому маленькому другу, но сомневаюсь, что они застанут его врасплох. Кто-то стучится в опасные двери.

Ярнауга.

Около подписи автор нарисовал перо в круге.

— Странная погода, не правда ли? — произнес сухой голос. — И тем не менее такая приятная для прогулки по стене.

Доктор резко повернулся, сжимая в руке пергамент. За его спиной стоял улыбающийся Прейратс.

— Воздух сегодня полон птиц, — продолжал вкрадчиво священник. — Вы исследуете птиц, доктор? И много вы уже знаете об их повадках?

— Я очень мало знаю о них, — ответил Моргенс, не поднимая глаз.

— А я вот подумываю, что неплохо бы изучить их, — сказал Прейратс. — Их легко поймать, не правда ли… И они обладают столькими секретами, которые любопытствующий разум найдет чрезвычайно ценными. — Он вздохнул и потер свой гладкий подбородок. — Увы, приходится признать, что мое время и так уже наполнено… До свидания, доктор. Наслаждайтесь свежим воздухом. — И он двинулся вниз со стены, как-то особенно постукивая сапогами по камню.

И еще долго после того как священник скрылся из глаз, доктор стоял, задумчиво поглядывая в небо.

Был уже поздний дженевер, а дождей все не было. Солнце уходило за западные стены, и насекомые в сухой траве принялись за свои обычные вечерние разговоры.

Саймон и Джеремия, мальчик торговца свечами, сидели, прижавшись спиной к спине, и тяжело дышали.

— Ну вставай, — Саймон заставил себя подняться. — Давай-ка еще раз.

Джеремия, внезапно лишившийся упора, шлепнулся на спину и теперь лежал, растянувшись на траве, как перевернутая черепаха.

— Ты и давай, — прохрипел он. — А я никогда не буду солдатом.

— Будешь, будешь, — раздраженно сказал Саймон. — Мы оба будем. И в последний раз у тебя получалось гораздо лучше. Вставай!

Постанывая и покряхтывая, Джеремия позволил поднять себя. Он с неохотой взял бочарную доску, протянутую ему Саймоном.

— У меня все болит, Саймон. Я думаю, нам пора…

— Ты слишком много думаешь, — ответил Саймон и поднял свою доску. — Получай!

Доски с треском скрестились в воздухе. Удар. Еще удар.

— Ой! — завопил Саймон.

— Хо, хо! — радостно захохотал Джеремия. — Это был смертельный выпад.

Стук и треск продолжались.

Не только неудавшийся флирт с Эфсебой пробудил в Саймоне прежнюю тягу к блеску военной жизни. До того как был коронован Элиас, единственным настоящим желанием Саймона, тем, за что он мог бы отдать полжизни, было ученичество у доктора Моргенса и связанные с ним сложнейшие секреты волшебства. Но теперь, когда желание это полностью осуществилось, сияние тайны начало меркнуть.

Во-первых, было чересчур много работы, а доктор строго следил за ее выполнением. И разве в результате всего этого Саймон научился какому-нибудь колдовству? Нет! Ну, а в сравнении с часами, проведенными за чтением, письмом, метением пола и полированием стеклянных скляночек в душной темной комнате Моргенса, величайшие подвиги на бранном поле и восхищение в глазах прекрасных молодых леди явно стоили больше.

В глубине пропахшего воском логова свечника Якоба толстый Джеремия был не меньше Саймона очарован воинственным блеском первого года правления нового короля. Каждый месяц Элиас устраивал пышные военные торжества. Весь цвет королевства заносили в турнирные списки. Рыцари; похожие на крупных бабочек из тонкого шелка и сверкающей стали, были в тысячи раз прекраснее любого смертного существа. Тонкий аромат боевой славы, доносившийся с турнирного поля, разбудил скрытые мечты, до поры до времени мирно дремавшие в груди молодых людей.

Саймон и Джеремия отправились к бочару и набрали у него длинных досок, которые были идеальным материалом для превращения в боевые мечи. Когда дневная работа была закончена, мальчики сходились на поле брани и часами обменивались сокрушительной силы ударами. До тех пор, пока не вмешался конюх Шем, тревожившийся за спокойствие своих подопечных, они устраивали свои бои в конюшне, а после того как были изгнаны оттуда, перешли на некошеную траву к югу от турнирного поля. Глубокой ночью Саймон возвращался в помещение для слуг. Его штаны и рубашка были выпачканы и изорваны. Рейчел Дракон поднимала глаза к небу и молила святую Риаппу спасти ее от невыносимой пустоголовости этого мальчишки, а потом закатывала рукава и добавляла в копилку Саймона еще несколько тумаков.

— Пожалуй… — прохрипел Саймон, — пожалуй, этого достаточно.

Джеремия, согнувшись вдвое, с пылающим лицом, мог только кивком выразить свое согласие.

Сгущались сумерки. Мальчики медленно двигались к замку, обливаясь потом и пыхтя как рабочие волы. Саймон удовлетворенно отметил, что Джеремия начинает набирать форму. Еще месяц напряженных занятий, и он станет отдаленно походить на солдата. Вначале Джеремия больше напоминал то, во что его хозяин мог бы вставить фитиль.

— Сегодня здорово было, правда? — спросил Саймон. Джеремия потер стриженный затылок и бросил на него недовольный взгляд.

— Не понимаю, зачем я согласился на эту бредовую затею! Все равно самое большее, на что мы можем рассчитывать, это мелкие услуги солдатам.

— Но мало ли что может случиться на поле битвы! Тебе стоит только спасти короля от тритингов или от разведчиков нарракси — и будешь немедленно посвящен в рыцари.

— Хмммм. — На Джеремию эта блестящая перспектива не произвела никакого впечатления. — Сначала надо заставить их принять нас, а как мы сможем это сделать, когда у нас нет фамилий, лошадей и даже мечей? — он помахал своей доской перед самым носом Саймона.

— Да, — сказал Саймон. — Ну… ну, тогда я что-нибудь придумаю.

— Хмммм, — промычал Джеремия, вытирая подолом рубашки мокрое лицо.

Когда они приблизились к стенам замка, мальчиков ослепил яркий свет факелов. На открытом, заросшем травой пространстве в тени стены Хейхолта, тесня друг друга, как чешуя старой больной ящерицы, приютилось несколько убогих лачуг. Трава вокруг них была вытоптана коровами и овцами. Оборванные обитатели лачуг разжигали вечерние костры и созывали играющих в темноте детей, а легкая пыль, собирающаяся в комочки, прежде чем осесть, окрашивала их лица и одежду в темно-коричневый цвет.

— Если не пойдет дождь, — сказал Джеремия, поморщившись при виде кучи орущих детей, уцепившихся за поблекший подол своей поблекшей матери, — стража короля выдворит их отсюда. Нам и самим не хватает воды. Пусть убираются и роют собственные колодцы.