Кто из вас генерал, девочки? - Галина Щербакова

Зина умирала у нее на руках. Открыла глаза, узнала.

– А! Ты! Ну как? Посадила грушу?

Сразу после крематория Ираида поехала на дачу. Первый раз в жизни она не вернулась на работу в рабочее время. Села на электричку и уехала. Ну вас всех! Была осень. С дач съехали те, у кого дети школьники, остались только старики и бездетные. Было как-то очень тихо и покойно. Ираида бродила по участку.

А что, если и правда – посадить здесь грушу? И она стала искать место. Это было трудно, потому что все давно было посажено, посажено планово, разумно, а пустые пространства имели целевое назначение – для сушки белья, для футбола или детских песочниц. «Люди же думали, думали! – возмутилась Ираида. – Этот участок не для груш. Здесь свой порядок».

И тут этот всегда радовавший своей раскладкой порядок вдруг обернулся в ней ощущением паники. Представилось, что она – Зина, у которой до самой смерти не было изолированной квартиры, и не было денег на первоклассный санаторий, и не было мужа, и не было груши. А вот теперь и самой ее нет. Совсем и нигде. Очень легко было почему-то перевоплотиться в Зинаидино нечто. Вот ее нет. На следующее лето на казенной постели казенной дачи у этих казенных сосен будет спать ее преемник. Он только слегка, чуть-чуть что-то передвинет, вобьет на терраске два собственных гвоздя. Наверное, один для плаща, а другой… На другом он повесит ракетку. За зиму в помещении выветрится их дух. Не будет никаких признаков жизни ее и Вячеслава. «Маленькие» она ночью перед самым отъездом вынесет в овраг. Вместе с ними баночки из-под кремов и бутылочки от аллохола. И все. Но тут мысли сбились. Ведь не обязательно умирать, чтоб так от тебя ничего и не осталось. Зачем умирать? Достаточно уйти с работы… Уйти на пенсию… И тогда она испугалась, что не вернулась на службу после крематория. И побежала на электричку. Если успеть на ту, что в шестнадцать двадцать, она приедет к концу работы. И она бежала, скинув босоножки, прямо в капроне.

…Что ни говори, а кусок жизни ушел с Зиной. Как ушел когда-то с Митей. С Иваном Сергеевичем… С Валентином Петровичем…

Каждый раз в этом месте она на себя сердилась: нехорошо живого перечислять вместе с покойниками. Ведь Валентин Петрович жив и даже депутат какой-то. Никогда она ничего плохого ему не желала – только хорошее. И не сделала ему ничего плохого… Но от логических и правильных этих объяснений самой себе легче не становилось.

* * *

К утру В. М. почему-то вспомнил, что четвертая подруга жизни Шибаева – стоматолог и наверняка имеет золотишко. Вот непотопляемый мужик, вот ловчила! Сто раз другой бы сгорел дотла, а этот выныривает, и ему все лучше. И дети у него от каждой подруги, но чтоб кто написал на него бумагу или он сам от кого отказался… Даже в гости к ним ездит, как родной. И тяжкая, горькая обида с головой покрыла В. М.

В конце концов, он тогда решил заехать к Насте с самыми добрыми намерениями. И не выглядел его заезд как крюк, почти по прямой ехал, только остановку сделал и маленько попуткой. Все-таки родина, молодость, потянуло. Это никто не осудит. В чем криминал? Шел и думал: «Я иду по-хорошему».

Настя стояла на стремянке возле дома и – нате вам! – белила стену. Увидела его свысока и залилась:

– Ой, держите, я сейчас свалюсь! Это ж надо…

У Вячеслава Матвеевича легкий чемоданчик, свободной рукой он придержал тогда стремянку, чтобы Настя слезла. Совсем рядом мелькнули ее полные белые ноги и зеленая комбинация.

– Я чего зашлась, – смеется она, вытирая руку о фартук и протягивая ему, – я теперь как белю, так тебя вспоминаю! Помнишь, как я тебя опозорила? И тут вспомнила. Смотрю, а ты собственной персоной…

– Проездом я тут. – Голос у Вячеслава Матвеевича хриплый. – Дай, думаю, посмотрю, как живешь.

– Ну-ну-ну… – Настя смеется. – С чего бы это вдруг? Ну, садись, оглядывайся. Скоро мой с работы придет, познакомлю.

– Замужем?

– Вот это да! А как же?.. – И все смеется, все смеется. – А ты?

– Женат. – Гордо так у него получилось, вроде все кругом сплошь холостые, а вот он женат.

– Детки есть?

– Детей нет, – в той же тональности продолжал он. – Мы оба очень много работаем.

– И поэтому детей нет?

Ну, таким приемом его не собьешь.

– У нас другая жизнь, Настя.

– А! Музеи… Театры… Зельдин и Нэлепп…

– Что? – Вячеслав Матвеевич тогда почему-то то ли испугался, то ли обиделся: это-то к чему?

– А у нас трое, – сказала Настя.

– Муж у тебя кто?

– Золотой человек. А сын уже директор школы. А дочка старшая в институте, младшая в школе. Так и живем. Дай бог каждому.

– И мы тоже живем хорошо. Значит, все хорошо и есть…

– А ты чего приехал? Скажи все-таки, чего? На меня посмотреть, на детей моих или еще чего?

Она глядела на него снизу вверх, такая вся маленькая, сбитая, с копеечной гребенкой в волосах, в платье, заляпанном известкой. Сверлила мысль: почему она не пошла переодеться? Все-таки он гость или не гость? Мужчина или не мужчина? «Опустилась! – радостно подумал он. – Совсем опустилась».

– Проездом я, – сказал небрежно. – Мимо. Я сейчас и уйду. У меня поезд скоро.

– Ну-ну! – странно так ответила Настя. – Ну-ну! Будешь идти мимо школы, посмотри на моего сына. Он с ребятами в футбол играет.

– Директор школы?

Настя засмеялась.

– Не положено?

– Странно как-то…

– Ну иди, раз проездом.

– Ты уже в возрасте, – вдруг напыщенно сказал Вячеслав Матвеевич. – Могла бы на побелку позвать кого-нибудь. Нанять.

– Я, Слава, всю жизнь свою чистоту сама блюду! Нанять! А может, мне это нравится?

Ничего больше из разговора не помнилось. Но было, видно, что-то еще, потому что шло время, и какие-то тетки повылезали к калиткам, поставили ладони козырьком, уставились. И за две минуты ведь не могло родиться ощущение, что он с Настей и не расставался с той самой московской поры, ему даже показалось, в дверях напротив Настиного дома стоит та самая дама в банном халате. Вот тогда он почему-то испугался. Вроде надо что-то объяснять, слова какие-то говорить. Он даже слегка вспотел, хотя вообще был мужчина не потеющий, чем, кстати, весьма гордился.

И он стал говорить. Что у каждого, мол, своя дорога. Вся жизнь – дорога. А поскольку это так, то хорошо иметь подходящего попутчика.

– А! – сказала Настя. – Поняла. Попутчика. В домино играть, в карты… – И засмеялась. – Ты, Славик, не объясняй. Чего через столько-то лет?

– Да нет же! – взволновался Вячеслав Матвеевич. – Ну не то слово… Не попутчик… Пусть соратник… Понимаешь?

– Понимаю! – сказала Настя. – Это хорошее слово. Мне нравится. Давай я тебя покормлю? Да я обязательно тебя покормлю! Как же иначе? И как попутчика покормлю, и как соратника, и как знакомого, и даже как мужа первого покормлю. – И Настя вдруг в азарт вошла, всплеснула руками и кинулась в дом.